Вручение 2015 г.

Премия Андрея Белого 2015 присуждена за книгу «Лосиный остров»

Василий Бородин
ПИСЬМО КОМИТЕТУ ПРЕМИИ АНДРЕЯ БЕЛОГО

К сожалению, не смог приехать – и всё равно, помимо радости и благодарности, чувствую редко случающееся неодиночество. Премия – огромная честь; она – самая лучшая, потому что, как мне кажется, здесь с самого основания заложен совершенно противоположный соревновательности покой настоящего братства: ты не «лучше» кого-то, а просто стараешься быть верен собственному внутреннему звуку, и награда – в том, что всю жизнь верные себе люди тебе говорят: да, это в какой-то мере удаётся; твой звук (не важно, силён он или слаб, но он новый, таких ещё не было) обретает форму и смысл. Услышать, поймать в себе этот звук трудно, не имея перед глазами и ушами примеров других поэтов, и практически все, кто был отмечен премией в разные годы и века, – от Елены Шварц до Иры Шостаковской – как любимые старшие сёстры и братья, чьей смелости ума и дела завидуешь – и перенимаешь невольно, помимо ценностных громадин, всякие жесты и словечки, больше и больше очеловечивающие внутричерепную мелодическую машину.

Художественный, осознанный, риск «Лосиного острова» – в выведении этих жестов и словечек на передний план, вообще в разноразмерности, разномастности, чуть ли не в разноприродности стихотворений, составляющих книжку. Здесь есть – именно по их структуре, костяку, определяющему степень развитости и подвижности «сообщения», – стихотворения-звери, стихотворения-стулья, стихотворения-клочья дыма. Книга – попытка задать внятный, не распадающийся, но и свободный объём сосуществованием совершенно разных глубин, «своих правд», внутренних возрастов этих отдельных стихотворений, сделать такой «Дом в разрезе». В котором попугай цитирует Гуссерля, дура-старшеклассница дочитывает «Тропик Козерога», дядька с совершенно разбитым сердцем напевает три ноты какой-то ерунды, допивает, и пустая эта бутылка с высокого этажа бьётся о стенки мусоропровода предсмертной головой. А потом вдруг, неизвестно кому, вспоминается вечернее поле. Я очень счастлив, что такие вот неожиданно «консервативные», технически-тематически архаизирующие моменты, которых в новейших стихах у меня больше, чем в прежних, распознаны как осмысленные и оправданные, как поворот не ума, а сюжета – год за годом растущей во все стороны встречи всего на свете с по-разному ритмизованными словами.

И, наверное, что-нибудь будет совсем неожиданное впереди.

Премия Андрея Белого 2015 присуждена за книгу «Советские кантаты».

Премия Андрея Белого 2015 присуждена за книгу «Живые картины».

Премия Андрея Белого 2015 присуждена за книгу «Машины зашумевшего времени».

Премия Андрей Белого 2015 присуждена автору книг «Писатели», «С монахами-солдатами», сумевшему наперекор границам любой страны и любого наречия расшатать решётки языков ради торжества и провала, провала и торжества наднациональной литературы униженных и притесненных; страннику по кромешным мирам Бутово, Мордовии и Бардо, отцу и товарищу персонажей и друзей по застенку – Никиты Курилина, Марии Самарканд, Жана Власенко, Виктора Гольденберга, Лутца Бассмана…

Антуан Володин
ПИСЬМО КОМИТЕТУ ПРЕМИИ АНДРЕЯ БЕЛОГО

Уважаемые дамы и господа,
дорогие товарищи и друзья!

Поначалу я не мог поверить, что действительно получил Премию Андрея Белого «За заслуги перед литературой». В романах и других прозаических произведениях я нередко выстраивал миры на грани яви и сна, подчас погружая их в фантастические пространства, где нет больше ни жизни, ни смерти, ни правды, ни лжи, и вдруг сам будто очутился в одном из таких вымышленных миров, где литература стоит выше всех законов вероятности и логики земных будней – я же знал, что Премия Андрея Белого присуждается, как правило, русским и русскоязычным авторам. И потому награда эта стала для меня приятнейшим сюрпризом – из тех, что преподносит нам самая что ни на есть реальная, осязаемая человеческая вселенная, а вместе с ней и зыбкий мир воображения, искусства и мужества.

Я не русский писатель, Володин – всего лишь псевдоним, и поэтому я прежде всего бесконечно признателен замечательным переводчикам, которые просиживали над моими книгами долгие часы, выполняя превосходные переложения на русский язык. Хочу выразить огромную благодарность Екатерине Дмитриевой, Валерию Кислову и Виктору Лапицкому, стараниями которых русские читатели смогли – вслед за читателями иноязычными – окунуться в образы, истории и странствия моих персонажей и приобщиться к постэкзотизму. Без этой колоссальной переводческой работы очень немногим из вас довелось бы последовать за обездоленными, сумасшедшими, каторжниками, недочеловеками, неживыми-немёртвыми, населяющими мои романы, отправиться вместе с ними в посмертный путь, в тьму, в Бардо, в сумеречный поход от первой до последней страницы.

Я благодарен моим переводчикам ещё и потому, что довольно многие из моих книг, вернее, из наших книг, были написаны с мыслью о России, зачастую о советской России. Родной язык у меня французский, но Россия с самого детства занимала особое место в жизни нашей семьи. В Первую мировую войну и в годы революции моя бабушка и тётя жили в Польше, потом попали в Крым, оттуда перебрались в Москву. Моё же знакомство с Россией началось с песен, с этих удивительных созвучий русских народных напевов. В юности я очень рано пристрастился к книгам, с огромным удовольствием проводил время в компании Горького, Толстого, Достоевского, с восторгом и трепетом смотрел фильмы Донского, Пудовкина, Эйзенштейна. Позже всерьёз взялся за изучение русской и советской культуры: окончил университет по специальности русский язык и литература, читал и перечитывал великих русских и советских писателей 1920-30-х годов, затем современных авторов, а с конца 60-х и вплоть до начала 80-х неоднократно ездил в Советский Союз. Последний раз в СССР был давно, ещё при Андропове. Ни перестройки, ни постсоветской России я не видел. Россия подарила мне дружбу и диссидентство, сдобренные советским юмором, фатализмом, самиздатом, безденежьем, разговорами, в которых неизменно витали призраки лагерей и гэбэшной слежки, отголоски общественной борьбы с нацизмом. Именно такое настоящее и прошлое пронизывает историю многих персонажей в моих книгах, их картину мира, их взаимоотношения с людьми, их представления о человечестве в целом.

Я рассказал вам подробности моей биографии, о которых обычно предпочитаю не распространяться. Но сейчас мне было важно показать, как много у нас общего, несмотря на все злосчастные различия, проштампованные в паспортах. На этом, пожалуй, оставим частную жизнь Володина. Ведь и правда за тридцать лет литературного труда вокруг более четырёх десятков книг сплотилось некое разноименное сообщество писателей, которые единодушно выступают за идеологию, отвергающую официальный мир, за культуру радикальной борьбы против верхов и действующих властей – финансовых, военных, экономических, политических и интеллектуальных. Эти писатели причисляют себя к постэкзотической, шаманской, диверсионной, иллюзорной литературе. И Володин – лишь одно из имён, стоящее наравне с Лутцем Бассманом, Эли Кронауэром, Мануэлой Дрегер, Жаном Власенко, Марией Самарканд, Инфернусом Иоаннесом и прочими. Наших голосов много, они сливаются в хор, создавая предмет прозаического искусства, который, очевидно, так и останется за рамками литературы, именуемой – в общем-то, без уничижительного оттенка – официальной.

Эту престижную награду получают Антуан Володин и Лутц Бассман: Володин – за «Писателей», Бассман – за книгу «С монахами-солдатами», но обещанную бутылку водки мы разопьём вместе с остальными, по очереди откусив от яблока и разделив на всех памятный рубль. С нами будет и Эли Кронауэр, который перевёл и переработал множество русских былин, и Мануэла Дрегер, написавшая книгу «Одиннадцать сажистых снов», где на последних страницах герои умирают под звуки старинной русской песни «Сронила колечко» и таким образом исполняют завет одного из наших любимых писателей – Артёма Весёлого: «И когда-нибудь у придорожного костра, слушая цветную русскую песню, легко встречу я свой последний смертный час». И, конечно же, мы поднимем высоко над головой «Тюремные хайку» Лутца Бассмана, с безысходным лагерным юмором повествующие о тюрьмах, о железнодорожных конвоях и, наконец, о смерти в сибирских лагерях.

Я не хотел бы прощаться с вами, не упомянув другое сообщество мощных и ярких авторов, писателей, поэтов, эссеистов, переводчиков – всех тех, кто получил признание и поддержку за 37 лет существования Премии Андрея Белого. Мне очень лестно оказаться сегодня среди этих людей, каждый из которых олицетворяет для меня ум, глубочайшую культуру, творческий дар и потрясающе самобытную душевную силу. Независимо от возраста и предпочитаемой литературной формы все мы принадлежим к одному поколению, не знающему ни границ, ни сословий: это поколение свободных людей.

Напоследок я, разумеется, хотел бы поблагодарить членов жюри, которые столь любезно обратили внимание на наши маленькие воображаемые миры, на их мрачность и неприкаянность, на их болезненную причудливость, на их чёрно-белые изображения, насыщенные отчаянием и в то же время любовью.

Спасибо вам всем, уважаемые дамы и господа, дорогие товарищи и друзья.