Рецензии — стр. 4

"Дом в котором" - роман, который не сможет оставить равнодушным никого. Он может вызвать жалость, отвращение, безмерную любовь и дикое ощущение несправедливости к детям, но равнодушным ты не останешься... Удивительная история старого интерната, Дома в котором живут дети с ограниченными возможностями, брошенные своими родителями... Книгу читала долго, но не из-за большого количества страниц, а потому, что её
невозможно читать между делом, она требует полного погружения в этот фантастический мир, который создали эти дети. Дети без рук, слепые, больные шизфренией, и прикованные в инвалидные кресла совершенно не вызывают жалости, а совсем наоборот, заставляют тебя окунуться в их внутренне содержание, посмотреть под другим углом на обычные вещи, постараться понять, и где-то даже научиться у них простым истинам. И все же. Это что-то непонятное, необъяснимое, непостижимое, увлекательное и интересное, в то же время тягучее и печальное.
Книга, прочитав которую, запомнишь навсегда.

I feel shook
Every time I close my eyes and travel into the place in the back of my mind
It's a place where memories hide and my thoughts combine
I see places and thousands of faces all at the same time

Now look
Everybody close your eyes and travel into the place in the back of your mind
And now run into the place you're afraid to climb
That's where you'll find me
You'll always be two steps behind me
(из песни группы "Thousand Foot Krutch" )

Написать. Стереть. Вдохнуть. Выдохнуть. И так несколько раз пока не получится собрать в кучу хоть пару слов, хоть пару мыслей... Хотя какие тут мысли? Кого я обманываю? Это просто поток эмоций! Неконтролируемых, ярких, уносящих за собой обратно, туда, где я жила четыре дня, лишь изредка выныривая в свою Наружность. И, видимо, часть меня останется там навсегда, на этих страницах, в той вселенной, которая на какое-то время стала значимее, выпуклее и притягательнее чем реальность. Что, ну вот что, можно при таких ощущения рассказать о книге? Я в полной растерянности. А ведь хочется хоть немного поделиться, особенно с теми, кто поймет, кто услышит отголосок своего восторга в моем бессвязном потоке слов.

Это не книга, это Книга. Именно так, так какая разница о чем она, если она умеет так затронуть? И любой пересказ покажется лишь бледным отголоском того, что я прочла. Как передать ощущение присутствия? Как рассказать, что я бродила по коридорам Дома вместе с ними со всеми? Вела пальцами по ярко разукрашенной стене, считывая надписи и рисунки вместе со Слепым. Перебирала струны гитары с Волком. Пыталась найти ответы на многочисленные вопросы с моим любимым Курильщиком. Сидела неделю с ручной вороной на дереве, в попытках спрятаться от жуткой девочки из сна, вместе с Горбачом. И это лишь малая часть пережитого мной.

Сфинкс, Лэри, Македонский, Рыжая, Русалка, Лорд, Табаки, Черный... мне не надо перечислять их всех, чтобы помнить, я уверена, что они в моей памяти теперь навсегда. И нет здесь для меня отрицательных или положительных героев, (я не беру в расчет учителей и большинство воспитателей, какие они герои? так бледные тени, мелькнувшие где-то там и не несущие ничего ни истинным обитателям Дома, ни читателям). У каждого своя история, своя правда, свои достоинства и недостатки. Они настоящие, живые, более живые для меня чем многие реальные люди... Именно поэтому их история заставила меня испытать весь спектр эмоций, я сопереживала им, сочувствовала, злилась, смеялась и плакала... Даже сейчас пишу и ком в горле, я уже по ним скучаю...

Я знаю, что Дом меня теперь не отпустит, станет одной из тех немногих книг-вселенных, в которые я могу погружаться в любое время, ненароком достав книгу с полки и открыв на любой странице. История, которая для меня не имеет ни начала, ни конца, ведь я поверила Табаки, что и впрямь

(…) жизнь не течет по прямой. Она — как расходящиеся по воде круги. На каждом круге повторяются старые истории, чуть изменившись, но никто этого не замечает. Никто не узнает их. Принято думать, что время, в котором ты, — новенькое, с иголочки, только что вытканное. А в природе всегда повторяется один и тот же узор. Их на самом деле совсем не много, этих узоров.

Колокольчик в волосах, ключ-серьга, дымящаяся сигарета в блюдце-пепельнице, чашка черного кофе, красные кроссовки, зеленые очки, осколки зеркала на цепочке, резиновый жираф... это не набор слов, это маячки-символы, мои шестеренки, выпрошенные-вымоленные у зловредного старичка, мой пропуск на ту сторону...

Дальше...

P.S.: пояснение из другой моей рецки про коробку жадности, о которой я говорю в названии этой: так я называю то место в моей голове, куда попадают книги, которые меня зацепили, вывернули наизнанку, проникли под кожу, те, про которые я не хочу слышать ничего плохого, те, которые я абсолютно не горю желанием обсуждать, вооружившись девизом «интересно послушать противоположное мнение, даже если я с ним вообще-вообще не согласна», те, которые я очень-очень редко кому советую, потому что если они не понравятся, я буду чувствовать себя обманутой, хоть и вежливо покиваю, бормоча что-то невнятное про фломастеры.

Ой вы гой еси добры молодцы,
Красны девицы, люди добрые!
Расскажу я вам про беду сейчас,
Про беду свою очень горькую.
Как в ДП у нас не все гладко так.
Не все гладко так, как обычненько.
Книжки сра́мные мы читаем здесь.

Нам вручили Крест неподъёменный!
Крест цветочечный и вонючищий,
Препротивнейший и отстойнейший!
Можно было бы не читать его,
Но команда же не поймет меня.
И читала я, и давилася,
И плевалася… второй раз уже.
Первый раз тогда, когда дали ей
«Русский Букер», блин.
Вот за что, вопрос…

Книжка эта вся непотребная,
Матершинная и корявая.
Катавасия? Нет же, просто хрень
Дурновкусная и бредовая.
Не филолог я, вот ни разу же!
А понятно мне, что язык – отстой.
И что суть – дерьмо, зело пошлое.
Книжку эту нам сжечь бы надобно,
Расчитать бы мне, да распомнить бы,
Да развидеть бы! Не получится -
То, что дважды мною прочитано,
То в мозгах навек вконопачено…

Как представлю я афедронов тьму,
Да других словес непотребственных,
Да Федосьюшку покалеченной,
Недолюбленной и юродивой,
Удавиться мне сразу хочется!
Человек я вроде неверущий,
А противны мне богохульства те,
Разве ж можно так со святынями?!
Все, что светлое и хорошее,
В грязь здесь втоптано,
А дерьмо вокруг вместо солнышка.
И за что ж ты так, автор злобная,
Русь изгадила и историю?

На, вот тортик съешь,
Для тебя пекла!
Кто брезгливый здесь,
Ты не жми сюда!

свернуть

Кстати, книге сей после Букера
«Золотой абзац»* сразу выдали.
Где же видано-то такое, а -
Было лучшее, стало худшим тут ж?!

Ой кураторы, люди добрые,
Сжальтеся вы над нами уж!
Дайте что-нибудь поприличнее,
Чтоб в семье читать можно было бы,
А не прятаться по углам, как тать,
Не плеваться вслух, не будить родных
Матом гневенным, словом пакостным...

* Вообще-то Полный абзац, но не срифмовалось. Прошу понять и простить )

Эта книга совсем не похожа на книгу, это омут, водоворот, портал, который против твоей воли затягивает тебя и лишь потом, обессилевшего и изменившегося, неожиданно и безжалостно, безо всякой подготовки выбрасывает обратно в реальную жизнь. Правда, после такой встряски она уже перестаёт казаться реальной, и уж тем более привычной... Хочется верить в реальность другого мира, того, где всё непрочно и в любой момент может разрушиться, не оставив после себя никаких следов, того, где на стенах бесконечно много надписей и рисунков, на чтение и просмотр которых не хватит жизни, того, где живут люди, наделённые необыкновенными возможностями и в то же время лишённые самого обыкновенного - к примеру, рук или ног; эти люди, которые на самом деле дети, боятся Наружности и отказываются верить в её существование, для них существует только одно место, где им хорошо - Дом. И чем больше ты знакомишься с Домом и его обитателями, тем больше ты убеждаешься в том, что тоже являешься частью Дома, одним из тех, кого он приютил, кому дал возможность жить нормально, не чувствуя себя не таким, как все... Но это всё только на первый взгляд, ведь жизнь, которую ведут жители Дома, вряд ли можно назвать нормальной.
Детям Дома нет дела до учёбы, до цельного времяпрепровождения, которое может скрасить серую жизнь. Да и зачем? Ведь если не можешь с уверенностью сказать, сколько осталось тебе и твоим друзьям-состайникам, все попытки приукрасить скучные дни кажутся нелепыми и глупыми. Гораздо лучше, по их мнению, разговаривать ни о чём целые сутки, устраивать сомнительные вечеринки, часами бродить по пустынным коридорам... Но в героях Дома есть что-то такое, чего часто нет у других - каждый их них - более чем Личность, настолько непохожи их внутренние миры и взгляды на жизнь... Да, в физическом плане они многого лишены, но зато им открывается то, что недоступно нам, то, что позволяет им беспрепятственно перемещаться по мирам и видеть всё то, что скрыто от наших глаз.
Детей Дома почему-то совсем не жалеешь - ведь они сами нисколько не жалеют себя, не заостряют внимание на своей физической ограниченности, и поэтому ты относишься к ним, как к равным, а иногда даже восхищаешься ими. Но многие их действия необдуманны и жестоки, и бывает, что ты перестаёшь понимать, что здесь правда, а что - нет, и отказываешься верить, что дети на такое способны. Да, обычные дети вряд ли. Но Дети Дома - это совершенно другие существа, живущие в своей Вселенной и по своим правилам, которые любого непосвящённого могут привести в ужас. Я думаю, что в душе они совсем не такие, просто Дети Дома не знают и не хотят признавать другой жизни, и это побудило их выстроить непробиваемую стену, чтобы все оставили их в покое и не мешали играть в Игру, которая будет длиться, пока её не остановит время, самый главный враг Дома, не дающий его детям остаться в нём на всю жизнь...
Многих жителей Дома я полюбила - Сфинкса, мудрого и невозмутимого; Слепого, всегда дающего правильные советы; Курильщика, самого любознательного и адекватного из всех обитателей; неугомонного Табаки, любителя нужных и ненужных вещей и всяческих историй... Ты начинаешь присматриваться к каждому из них, пытаясь понять, почему на ту или иную ситуацию они смотрят по-разному, что вообще они обо всём этом думают. Так интересно было изучать их, и так грустно думать теперь о том, что все мои счастливые часы, которые я провела в их обществе, закончены, а ведь я уже начала считать их своими друзьями. Но, конечно, Дом и его Дети ещё не раз напомнят о себе - случайным скрипом двери, ворвавшимся в форточку ветром, лучом солнца, от которого на лице появится улыбка, запахом прелой листвы в осеннем лесу... Ещё долгое время после прочтения я буду разбираться во всех самых необъяснимых тайнах этой истории, каждый раз понимая то, что не смогла осознать раньше. Но о дальнейшей судьбе Детей Дома я думать не хочу и не буду - пусть лучше они останутся для меня теми, кто по-прежнему бродит по нескончаемым коридорам Дома, отыскивая дверь, открыв которую, они узнают, что такое счастье.

А вот тут можно посмотреть, какими видят обитателей Дома читатели книги! Удивительно, что многих я представляла именно так!

Это была вторая попытка прочитать книгу, о которой трубили из каждого утюга. Первая попытка была года четыре назад, и я осилил пару страниц, отложил книгу. Вторая попытка случилась этим летом, я осилил уже сотни полторы страниц и понял, что книга вызывает у меня отвращение. И язык, и герои, и мир просто отвратительны. Я все ждал и ждал, когда же у слов автора и действий героев появится смысл, но чуда не случилось.
Я правильно понимаю, что автор больше ничего не написал, кроме этой книжки?

Я не знаю с какой стороны подойти к описанию этой книги.

В ней так много всего: история средневекового врачевателя, отдавшего свою жизнь возлюбленной (заметьте, он не посвятил жизнь, а именно отдал); разные времена и разные зарисовки из жизни людей; юродивые, гении и святые; духовность, вера в Бога и разговоры о смерти.

Сюжет кажется простым и закрученным одновременно. Четыре части, где каждая имеет своё настроение и тональность, рассказывают не только о пути Лавра — как травника, юродивого или монаха, но и о двух его неразлучных спутниках — времени и духовной жизни. Первое — нечто парадоксальное и осязаемое, второе — бесценное и столь хрупкое.

Да, читать эту книгу нелегко. Самобытный русский язык сложен и заставляет продираться сквозь дебри написанного. Плюс, читать нужно не торопясь, вдумчиво, хотя иначе все равно не получится.

Но сама структура романа, слог автора, его философия о двух важных составляющих пути, также как и его откровения о силе жизни и поиске себя — всё это заслуживает отдельного внимания.

Лавр — это не просто история отдельно взятого человека. Здесь всё намного глубже, интимнее. Это история про всех нас, наши убеждения и духовность. Это разговор о том, что каждый в конце концов остаётся наедине со смертью. Всегда.

Роман-воспоминание, берущий начало у постели больного дедушки. Его внук, как и прочие родственники, приезжает в небольшой посёлок Чебачинск, затерянный среди казахских степей. Дом – это малая родина, и возвращаясь в родные стены, неизбежно припадаешь к истокам. Герой вспоминает своё детство, пытается записать запомнившуюся по рассказам жизнь деда, дабы увековечить его образ, описать родной посёлок и попытаться это осмыслить.

Чебачинск – место ссылки. Собственно, поэтому семья деда, сосланного попа, и оказалась там. Население посёлка разделяется по волнам ссылки и социально-этническому признаку. Ссыльные Академики, ссыльные Немцы, ссыльные Чеченцы. По-разному люди выживали в этом отрезанном от мира месте с плодородными землями и чистым воздухом. Пожалуй, их объединяло одно: выживание требовало от них силы и было волевым актом.

Этой книге дали букер десятилетия – и я соглашусь с такой оценкой. Это лучшее из современной русской литературы, что я читал. Именно потому что сейчас в России есть много замечательных книг о метафизических оборотнях, евреях, националистах, военных, сидящих в тюрьме и просто космополитичной литературы – но книг о России я не читал. И да, чёрт возьми, любить Россию – не стыдно.

За историей посёлка проглядывается история всей России, а за историей отдельной семьи, которая пыталась восстановить привычный образ жизни в новых условиях – история народа. Именно потому, что такова она, Россия: разрезанная на части огромными расстояниями и плохими дорогами, с жуткими морозами и летней жарой, недружелюбная, запущенная и трудно приспособленная к жизни. Именно таков русский народ: не ждущий от власти ничего хорошего и довольный уже тем, что его не трогают, пытающийся всеми силами приспособиться к этой жизни. И как ни странно, это делает их великими: они работают, а не зарабатывают, борются с этим миром и живут.

История же, как известно, повторяется сначала в виде трагедии, а потом в виде фарса. Трагедия жителей Чебачинска и деда в частности в том, что их сослали, сожгли храмы, уничтожили сельское хозяйство, и всё это под шумок коммунистической пропаганды и отчётов об ударных результатах, достигнутых советским народом. У них украли Россию. Нынче храмы отстроены, но веры в них нет. Дороги скверные, властей боятся, и жить на большей территории России по-прежнему трудно. Трудно сохранить чувство достоинства, когда в СМИ говорят об успехе России, о подъёме зарплаты, о Бритни Спирс и Владимире Путине. Россия по-прежнему не принадлежит своему народу, и со скрипом крутится огромное колесо, перемалываются кости, в степях гуляет ветер, по радио играет скверная музыка, мужики в деревне пьют и умирают в тридцать, и нет в этом ничего ни хорошего, ни смешного.

Судя по отзывам, книга "Зулейха открывает глаза" мало кого оставила равнодушным. Мне показалось, что это книга не о политике или истории, это книга о любви. Не только о любви между между мужчиной и женщиной. О любви разной. Любви к жизни, к идее, к своему делу. Больше всего в этой книге меня задела любовь материнская. Взять, например, разговор Муртазы со своей матерью. Даже слепота и глухота не могут ей помешать понять и поддержать своего сына.
Проглотила книгу за сутки. Книга понравилась, поэтому боюсь смотреть сериал.

Какая же замечательная книга! Сильная, берущая за душу, настоящая. Она просто затягивает с первой строчки и не отпускает до конца. Вместе с ней ты словно проживаешь несколько жизней за пару дней. Даже не так - ты просто живешь в этой книге, становишься одним из ее действующих лиц.

В своей заявке в новогоднем флэшмобе я, в том числе, просила посоветовать мне книги о жизни. А "Жили-были старик со старухой" - это не просто книга о жизни, это и есть сама жизнь. Рождение и смерть, любовь и быт, война и мирное время, серьезное и смешное, дети, родители, внуки, работа и дом - здесь есть все это, но есть и нечто большее, что объединяет все это, переплетает судьбы поколений и заставляет следить за ними, не отрываясь, и жить вместе с ними.

Жили-были старик со старухой у самого синего моря...

Так, по-пушкински, начинает Елена Катишонок свою книгу. И все - пути назад нет. С этого момента ты уже там, в Остзейском крае, вместе с семьей староверов. Вместе с ними ты проходишь все жизненные испытания: революцию, войны, оккупацию, многократную смену власти... Но не это главное в книге. Ведь что бы ни происходило в мире, жизнь продолжается: сменяются времена года, рождаются дети, все так же нужно есть, работать - и переживать за близких людей.

Эта книга обладает удивительным свойством замедлять время. Тебе кажется, что ты читаешь ее уже долго, что ты давным-давно знаком с героями и знаешь о них все. А потом оказывается: прошло только 10 минут. Но за это время автор успевает нарисовать нам целую жизнь. Она умеет буквально на нескольких страницах так глубоко и ярко раскрыть образы, что другому автору это не удастся и в целом многостраничном романе.

В этой книге свою роль играет все, каждая мелочь: бусинка, спинка стула, табличка на двери - все несет в себе некий смысл, рассказывает что-то об обитателях дома. Автор постоянно дает нам понять: невозможно, чтобы люди столько времени прожили в доме, и он не хранил никаких отпечатков их судьбы. Нужно только уметь их расшифровать.

А еще - язык. Этот живой, колоритный говор, в котором перемешаны и украинские, и польские словечки. Все эти выражения как-то незаметно цепляются и остаются: коломытно, шкода, не сепети, фордыбачишь, бздуры. А особенно эта их присказка "и к месту".

Герои "Жили-были..." - обычные люди. Они не обладают никакими выдающимися способностями и талантами, у каждого из них свои особенности и недостатки. Но все они настоящие, живые люди, которых мы встречаем каждый день. Я думаю, почти каждый человек встретит в этой книге своих родственников или знакомых, узнает чьи-то черты характера или чью-то судьбу.

Кто-то не вернулся с войны. Кто-то вернулся, но совсем другим. Кто-то работает за троих, чтобы вырастить детей. У одного новая власть отобрала все, что было нажито, у другого - и саму жизнь. А кому-то - подарила новые возможности. Кто-то всю жизнь трудился и к концу не имеет ни дома, ни семьи, а кто-то никогда палец о палец не ударил - но живет на всем готовом и кричит, что "нам положено!" Как все знакомо...

Под конец книги у меня на глаза не раз наворачивались слезы, хотя со мной это случается крайне редко. Настолько все жизненно, реалистично, проникает прямо в душу и не отпускает. И временами так больно, что словами не передать, хотя и не отдаешь до конца себе отчет, почему.

Самую большую симпатию у меня вызвал Старик, этот миролюбивый, спокойный, щедрый человек огромной доброты и великодушия. Симпатия - не совсем то слово, я просто привязалась к нему всей душой. И хочется вслед за Федей воскликнуть: "Какое сердце!" А ведь таких людей часто не замечают и не ценят, пока не станет слишком поздно. Они не кричат о себе на каждом углу, не требуют внимания, они просто изо дня в день Делают Дело.

Книга рассказывает о вещах одновременно простых и сложных. О том, как важно прощать. О том, когда нужно поступиться своими принципами. О том, что дети не должны отвечать за грехи родителей. И о том, как прожить вместе 50 лет и 3 года... О счастье, горе, любви - просто о жизни.

"Жили-были старик со старухой" - определенно лучшее из всего, что я прочитала за последнее время. Книга, в которой каждая строчка "к месту", читаешь и наслаждаешься,растягиваешь как можешь, не в силах остановиться. Уже очень давно книга не вызывала у меня такого всплеска эмоций, таких переживаний. Так много хочется сказать, но я пишу и тут же стираю, потому что не могу найти слов. Просто - читайте!

Оценка 11/10.

В некотором роде "Ложится мгла.." это небольшой шедевр в литературе. Порой меня легко обмануть, иногда сама в чем-то заблуждаюсь, но надеюсь с этой книгой нет обмана и я не зря полюбила ее героев за ту искренность с которой о них написал автор.
Это мемуары писателя о его большой (хочется сказать дружной, но увы не все так просто) семье. Главного героя зовут Антон, мы узнаем многие размышления Антона и его восприятие истории в разные временные отрезки. Часть воспоминаний написана со слов деда. Вообще именно от деда всё и началось. Уже сильно пожилой человек, родившийся даже не в 20, а в 19 веке не может не понравится читателю.
Дед решил, что ему надо написать завещание, но вот кому же оставить свой дом, кто больше всех в нем нуждается надо крепко подумать, а своей жене дед уже не доверял. Бабушка и вправду несколько потерялась во времени, говорила о той поре, когда страной правили императоры, как и что подавать к столу, вобщем вернулась в дореволюционную Россию и редко пребывала в реальности. Дед был такой мощный человек, глыба. Он знал и умел многое, а чего не умел мог с легкостью сделать потому что нет ничего невозможного для человека с интеллектом.
Семья жила в Казахстане, именно в те края, как и в Сибирь переезжали ссыльные. А таковых было очень много. Но семья сумела обстроиться на новом месте и не пропадала даже в самое тяжелое время.
Мне больше всего нравилось читать про времена Великой отечественной войны, как умело с подсказки деда, да и родители Антона тоже были не промах, люди выживали.Это и изготовление свечей, мыла, веревок, даже кожи и прочего. Правильный подход к хозяйству и хранению продуктов. Даже сахар готовили из свеклы. Вкалывали конечно с утра до вечера, но зато не голодали,а еще и кормили приживалок бабушки.
Написано более чем увлекательно, что забываешь как страшно в то время жилось. Антон родился в 1938 году. Но вырос не только здоровым, но и умным ребенком. Его интересны распространялись на многое. И не удивительно, что парень отучился в МГУ. Неудивительно, что так много людей знало и уважало и деда Антона, и отца, что уже повзрослевший парень размышлял, а не слепо действовал.
Эту книгу надо читать не торопясь, у меня ушел практически месяц. Если вам интересен взгляд очевидца на прошлое столетие, то читайте.

На днях прочитала «Елтышевых». Роман о семье, которая в результате неосмотрительного проступка (должностного преступления, если честно) оказалась в старой деревенской избе. Такой вот бытовой регресс от жизни пусть в провинциальном, но городе, к буквально разбитому корыту.

Роман настолько точно и глубоко прописан, что его сразу надо продавать с рецептом на антидепрессанты или бутылкой водки, на худой конец. Автор, Роман Сенчин, устроил для читателя День открытых дверей в души всех Елтышевых, а там сплошь тревоги, горечь от упущенных возможностей, уныние, беспросветность и тоска, как в пустом холодном погребе. Каждый раз, когда кажется, что герои уже достигли своего дна, следует новый обвал надежд и бессилие перед стихией деревенского сплина.

Казалось бы, столь безрадостную книгу захочется поскорее «закусить», как рюмку мутного самогона, стереть из памяти, зачитать чем-то бодрящим, но как ни странно, я каждый день продолжаю думать об этом трухлявом быте Елтышевых: когда мою посуду под краном, а не в кадке с холодной водой, когда заказываю доставку продуктов, за которыми не надо ехать за 50 километров на рынок, когда вечером слушаю похожий на прибой шум машин за окном, а не пьяные крики сельской молодежи у клуба, которые нередко заканчиваются поножовщиной.

И в этом одно из главных достоинств романа (хотя его можно разбирать, как старый москвич старшего Елтышева, на запчасти до бесконечности, начиная с душевных недугов надломленного семейства, заканчивая факторами деградации социума в глубинной России начала нулевых), не в чувстве городского превосходства на фоне полного распада и чужого горя, а в напоминании о тех ценностях, которые в комфортном быту перестаешь замечать. А ведь из них складывается не только счастье, но и психическое здоровье.

Рекомендую, если у вас здоровый иммунитет к древнерусской тоске и хорошая закусь.

Внезапная для меня книга, даже не из виша, но я всегда готова на любые приключения, так что вперед. Я, конечно же, была наслышана про книгу еще лет 20 назад, когда она гремела из каждого утюга. Ну как наслышана, знала, что есть такая книга, дико популярная в дни моей юности, а ни сюжета, ни о чем она понятия не имела. Теперь имею.

Тут у нас пост-ап в России, или вернее, на территории бывшей России, бывшей, потому что на то и пост-ап, чтобы человечество практически вымерло. Что-то там случилось, большой радиоактивный бум, и цивилизация исчезла, вместо Москвы у нас Федор-Кузьмичск, большинство населения, как я уже сказала, вымерло, оставшиеся в живых живут долго, им уже лет по 200, а дети их и внуки все рождаются с последствиями. У кого хвостик, и это еще минорное последствие, а кто петушиными гребешками по всему телу пошел. Но так как повсеместно, но и не так противно, что ли, хотя читать и представлять было неприятно.

Прежней жизни нет, но олды помнят и пытаются хоть как-то сохранить остатки культуры, правда, весьма интересным способом. Федор Кузьмич захватил власть в Федор-Кузьмичске, и теперь типа главный и типа пишет литературу. А пишет он разнообразно: от "Посадил дед репку" до "Я вас любил, любовь еще быть может". А так как книгопечатания тоже больше нет, то в сем государстве работают писцы, перебеляющие сии шедевры для масс. Некоторые из писцов как-то даже призадумались, почему же главный пишет таким разным стилем, и даже пришли к выводу, что что-то тут не так, может быть, главный не один...

Но вообще много будешь думать, и за тобой, свят-свят-свят, приедут Санитары на красной повозке и будут лечить от мыслей (ну, и искать книги в твоем подполе). Так что лучше не читать от греха подальше, а что прочитал или перебелил, тут же забыть. Ни в коем случае не думать. Показательно, что в заглавие книги Толстая поместила фантастическую сущность, которую никто не видел, но все ее боятся. Ведь Кысь - это совесть, Кысь - это грусть, Кысь - это любое чувство, которые выводит на размышления. А вот Кысь нападет, в лес уведет, и пропадешь, навсегда в лесу сгинет.

И во всем этом обчестве живет Бенедикт. Мать его, из Прежних, недавно умерла в возрасте 250 лет, а отец, из нынешних, ну, типа условный лесоруб. Как-то мать-интеллектуал уживалась вот с лесорубом. Ругались, но жили, видимо, скучно было одной бессмертствовать. Бенедикт вырос и тоже хотел пойти то ли в лесорубы, то ли в истопники, очень хорошая работа, по крайней мере в тепле работаешь, угли всегда будут опять же, но мама настояла - только в писцы. Вот и сидит Бенедикт перебеляет стихи главного. При этом лишней мысли себе не позволял.

А потом повзрослел, женился, да не абы на ком, а на дочери главного санитара, подсел на книги, а те... И начался сюююююр. Все предыдущее в Бенедикте переворачивается, и вот уже Бенедикт мчится на красной карете освобождать этих тупых людишек от книжек, ведь не поймут же ни черта. Все тупые, кроме я. А книжек для себя же хочется, все больше, все больше, и невозможно же, чтобы однажды книжки кончились?.. В чем-то я его понимаю, книжная наркомания меня тоже не отпускает и не отпустит никогда. И если я останусь без книжек, лучше я сразу вздернусь.

Толстая сатирически показывает нам персонажа. И как его книжная наркомания мучила, и как влюбился, а потом как жена красным взглядом сверкнет наследственным, как когти поточит об лавку, так и разлюбил, и как пришел к мысли гос переворота, и как он проходил испытание властью, и... Да, неприятная он сущность целых половину книги, но все же он прошел это испытание, а многие не проходят. Авторитаризм, тоталитаризм внушают мысль "государство это я", все дела. Ведь и Бенедикт стал на волне санитарского путча на минуточку по сути замом императора по книжным вопросам (безопасность!)

Автор также обрисовывает общество, социальная составляющая тут очень сильная, ну, как почти во всех сатирах. На деле автор, как мне кажется, пыталась показать нам Россию текущую (2000х). Либо текущую, либо это идея о том, что ничего не меняется. И в будущем все также власть имущие будут диктовать нам что читать, что писать, чем мыться и от чего лечиться. Бороться между собой за лишнюю книжку. Ну, короче, вы и сами все знаете про власть, Толстая только подтвердит.

В заключение скажу про язык. Повествование ведется от лица Бенедикта крайне своеобразным стилем, почти лубочным сказанием. Непривычно и вызывает тик. Но ко второй главе уже можно вчитаться и стиль уходит на второй план, на первом остаются только всяческие выдуманные неологизмы. Автор постаралась придумать лексикон под свой мир, почти как Берджесс, но без его russkogo.

Лет десять назад я читала Захар Прилепин - Санькя . Честно, абсолютно не помню о чем произведение, помню лишь, что очень мне не понравилось. И вот, спустя длительное время, решилась вновь вернуться к Прилепину. И, видимо, автор все же не мой...
20 - е годы прошлого века. На Соловках уже есть лагерь для политзаключенных, рядом с ними и блатные, и просто бытовые преступники. Наш герой как раз из последних, сидит за убийство. Автор к художественному вымыслу добавил и реальных людей, лишь чуть изменив им имена. Один из таких героев романа - первый комендант Соловецкого лагеря, у которого куча идей о том, как из лагеря сделать "цветущий сад". Только нужен ли он тем, кто там в роли сидельцев? Ну а что наш главный герой? Пустышка, вот вообще никакой. Завел шуры - муры с дамой из административной части и живет, по сути, не горюя. Благодаря своей даме сердца попадает на легкие работы, получает порой кунделей, но если б не Галина, то уже б давно прибили блатные или на работе тяжелой загнил. Мелочный типаж. Да и остальные персонажи не нашли во мне отклика.
В общем, с Прилепиным я прощаюсь. Не мой автор, не мой слог, вообще не мое.

Я очень не люблю однобокие романы. Произведения, в которых автор кричит: "Вот тот, да, вот тот - он злодей, самый настоящий, его надо ненавидеть. А вот это хороший малый, добрый парень, ничего плохого никому не сделал, ты люби его, возлюби всем сердцем, словно друг он твой близкий". Терпеть не могу, когда мне что-то навязывают. Как и большинство из нас. Поэтому литературу о лагерях, тюрьмах, "жутких авторитарных режимах" я стараюсь избегать. Не потому что в это не верю, а потому, что такая проза чаще всего гиперболизирована и написана только в черных и белых тонах. О таких местах очень сложно писать не предвзято, без обилия субъективщины. Однако Прилепин с этим справился. Насколько мог.

В "Обителе" нет ни одного чистого персонажа, у каждого за спиной стоит скелет и похлопывает по плечу, постоянно о себе напоминая. Мне очень понравился эпизод из самого начала книги, когда Артем в первый раз пошел на баланы, и произошла жуткая история с Филиппком-филоном. Было очень тяжело наблюдать за тем, как слабого, несчастного клерка избивает надзиратель. На следующий день выяснилось, что он сидит за убийство своей собственной матери. Чувства к нему резко поменялись. И вот весь роман состоит из таких персонажей. Есть откровенные негодяи, но они стоят обособлено и их не так уж и много, да и то, почти каждый из них у Прилепина получился живым человеком, со сложным характером, а не статичным слугой тьмы, знающим только то, как увечить и убивать.

"каждый человек носит на дне своём немного ада: пошевелите кочергой – повалит смрадный дым"

Все остальные получились даже слишком хорошо: Галя, Василий Петрович, Эйхманис, Афанас, Бурцев, Иоанн и Моисей Соломонович, - каждый прописан детально, живо, читая об их соловецкой жизни, веришь, а не кривишь лицо со словами: "не могло такого быть". Сам Артем, главный герой романа, получился у Прилепина этаким Холденом Колфилдом советского производства. Молодой, дерзкий, напористый, искренний парень, не боящийся встретиться лицом к лицу с блатными или налить себе рюмку водки, сидя за одним столом с начальником лагеря.

Его история трагична. За ней очень интересно наблюдать - Артем, словно Данте, прошелся по всем кругам соловецкого ада, побывав и на Лисьем острове, и в лазарете, и на Секирке. Жизненный путь Артема очень точно можно описать одним словом, которым Достоевский описывает происходящее сДмитрием Карамазовым и другими героями его великого произведения, -надрыв. С самого начала романа Артем развивается, меняется; его метаморфозы, зависящие от его положения в лагере, происходят очень плавно, но регулярно. Кто-то может не понять его поступки, решения, но если посмотреть повнимательнее, то становится понятно, что под тем давлением, под которым находился он, очень тяжело остаться верным самому себе. 

"Сколько же раз меня убивали? – слёзно жаловался Артём. – Не сосчитать! Меня зарезали блатные. Меня сгноили на баланах. Меня забили насмерть за чужие святцы. Меня закопали вместе с заговорщиками. Меня застрелили на Секирке. Меня затоптали лагерники, не простив изуродованный лик на стене. Меня ещё раз застрелила в лодке Галина. Меня утопило море, и то, что мама гладила по голове, съели рыбы. Я медленно умер от холода и от голода. С чего бы мне опять умирать? Больше нет моей очереди, я свою очередь десять раз отстоял! Господи!"

Роман жестокий, но честный, и от того еще более страшный. Да, в тексте есть исторические несостыковки, но едва ли их можно обнаружить невооруженным взглядом. Необходимо помнить, что это художественное произведение и относиться к нему соответственно. К тому же в тексте нет откровенных издевательств над историей, так что смело можете читать, если вдруг опасались чего-то подобного.

Еще одним несомненным достоинством романа является авторский стиль. Повествование ритмичное, неспешное, томительное (в хорошем смысле слова). Текст хочется читать неспешно, смакуя каждое слово, и регулярно возвращаясь к наиболее понравившемуся. Очень важно, чтобы такие истории были написаны качественным и красивым русским языком, а иначе чтение и без того тяжелого романа превратится в настоящее мучение.

Если вы вдруг боитесь браться за этот объемистый текст, то смело отбрасывайте сомнения и непременно добавляйте роман в свой вишлист и идите покупать книгу - это настоящая находка для любого любителя сложной, серьезной литературы, которую ни в коем случае нельзя пропускать. Такие романы пишут редко и "Обитель" - одна из немногих по-настоящему великих книг, вышедших в двадцать первом веке.

"Артем, как вы думаете, чем сейчас занимается Иисус Христос?"

Я пишу и стираю строку за строкой. Не могу найти верных слов. Потому что задело за живое... Что-то треснуло внутри меня. Ампула, только не понятно яд или эликсир был внутри. Прожгло и вывернуло мясом наружу всю мою душу.

И не только книга Прилепина тому виной, хотя она в первую очередь. Это она заставила меня найти в анналах всемирной паутины письма заключённых Соловков, ГУЛАГа, их воспоминания, их рисунки. Так и хочется спросить: "Дорогие, милые люди, как, КАК вы всё это пережили и смогли сохранить при этом ясность мысли, чистый ум и доброе отношение к окружающим?"

Ведь заключёнными этих лагерей были не только и не столько обычные урки и проститутки, тут "посчастливилось" побывать и слава богу выжить лучшим умам государства,  величайшим учёным, талантливейшим инженерам,  блестящим писателям.

Вернёмся к роману Захара Прилепина. Он потрясающий! Да, "Обитель" - одна из самых важных книг прочитанных мной за последнее время, а возможно и за всю мою жизнь (а мне есть с чем сравнить). Автор, обладая острым пером, вместе с тем так мягко (если можно так сказать) написал о Лагерной жизни. Стиль автора - это отдельная тема. Прилепин - это какая-то демоническая красота слова. Его метафоры хотелось переписать и заучить.

Главный герой романа Артём Горяинов проходит все круги ада, все "прелести" жизни заключённого Соловецкого лагеря. Через него автор попытался читателю рассказать всё и у него получилось. Если послушать реальные истории свидетелей тех страшных событий, то может показаться, что история Прилепина получилась лайтовой, что это только намёк на реальную жизнь. Возможно так и есть, но, читатель, учись читать между строк! Учись обращать внимание на детали, на главное, а дешёвые трэшовые финты ты прочитаешь в другом месте.

Как прописаны герои, как легко и умело вплетена история любви! Хотя любовь тут тоже спорная, скажем так история  мужчины и женщины. Как талантливо, как тонко!

Прилепин сказал то, что хотел, что должен был сказать. И я говорю автору "Верю"!

Страшная книга о жутковатой войне в Якутии зимой 1922-1923 гг.

Я решил прочитать ее после интервью Юзефовича в «Афише». Он подкупил меня тем, что обещал быть беспристрастным, не вставать ни на сторону белых, ни на сторону красных. И обещание он с честью сдержал.

У автора два реальных героя – белый генерал (как и большинство оных получивший это звание уже во время Гражданской войны от сомнительных властей) Анатолий Пепеляев и красный анархист, полулатыш-полурусский Иван Строд.

Несмотря на скромные размеры отрядов их противостояние в якутской тайге было действительно эпическим. Вас пугали детские сказки Мартина о мире за Стеной? Правда всегда страшнее любого вымысла. Людоедство в отрезанных от снабжениях заброшенных имперских станциях телеграфа, осада зимних крепостей, построенных из навоза и трупов, страх получить пулю от ушедших в лес снайперов-якутов. И бесконечные интриги, интриги, как среди красных в борьбе за престиж и власть, так и среди белых за идею и золото с пушниной.

Про эти (или почти эти) места я читал у Арсеньева в Сквозь тайгу . Книга рассказывала об экспедиции 1927 года, с бесславного окончания похода Пепеляева прошло всего 3-4 года, но жизнь уже кажется мирной, непохожей на те постоянные качели военного успеха, на которых качались якутские красные и сибирские белые. Странно и страшно.

Юзефовичу удалось оживить этот мир тайги, населить его ужасом, не мифологическим, а рукотворным, созданным человеком. В этом и схожесть и непохожесть этой книги на Сердце пармы , хотя иногда чувство узнавания есть, например, когда якутские повстанцы нападают на отряд красных под предводительством грузина, выдвигающийся на Якутск – чем не войны русских с вогулами?

Любопытно было обнаружить и скопцов, о которых я совсем недавно прочел занятное исследование Лоры Энгельштейн. Царская власть ссылала их на всякий случай на край света, но неумолимая история дотянулась до них и здесь, заставив выбирать сторону в гражданском конфликте. Они, что неудивительно, выбрали красных, так как от белых добра они не видели, а красные им еще ничем не насолили.

Но самое удивительное в этой истории – это милосердие. Люди безмерно устали воевать. С обеих сторон. Белых потянули еще раз попробовать расшевелить население против советской власти идеализм и (некоторых) жажда наживы. Красным нужен был прочный мир. Обе стороны всячески пытались решить дело переговорами, постоянно засылали парламентеров, изрядное число людей перебегало туда-сюда, некоторые по нескольку раз. Пленных лечили и оберегали. Раненых оставляли противнику без опасения, что он надругается над ними.

Сказывалось и то, что со стороны белых лидером был Пепеляев. Он откровенно напомнил мне Шеклтона, такой же фатализм и умение сохранять лидерство в условиях чудовищной ледяной пустыни. Он не вешал, не пытал, не расстреливал и верил в сверхмиссию сибирского крестьянства. Сочетание идеализма и наивности поражает.

Красные Строд и Байкалов немного от него отличались. Они тоже старались не гневить местное население, от которого откровенно зависели и которое только что перестало бунтовать. Они также пытались урезонить белых, предлагали им сдаться и принимали перебежчиков. Как показал финал истории, они не особо обманывали. Нижних чинов белых просто распустили после фильтрации, унтеров отправили в ссылку (рядом, дальше Якутии некуда), а старших судили и дали высшую меру, замененную на относительно небольшие сроки.

Вышел на свободу Пепеляев в 1936 году, уже совсем в другой стране. Ни он, ни Строд не пережили больших репрессий конца 30-х. И в этой общности судеб какая-то ужасная несправедливость и одновременно логичность гражданской войны.

Люди живут лишь затем, чтобы нести знание. Выбрать пригодное и припомнить в нужный момент может только сметливый.

Почему одни люди несчастны, другие одержимы? Кто больше достоин жалости? Достойны ли вообще люди жалости?

«Крепость» - очень точное название романа. Не только потому, что действие то косвенно, то прямо (и больше прямо, чем косвенно) касается древней крепости и раскопок, но и в связи с тем, что одна из идей книги (на мой взгляд) заключается в том, что у каждого человека есть своя крепость. В которой он либо прячется, либо обороняется, либо развивается. А ещё либо строит, либо разбирает, либо рушит, либо сохраняет. Вот так и персонажи Алешковского (их, слава Богу и самому Алешковскому, в романе много) – всяк в своих стенах. И дело только в их толщине и высоте.

Главный персонаж – Иван Мальцов, историк, археолог, человек, пнутый начальством, женой, в каком-то смысле и самой жизнью. Его крепость – в верности профессии, в честности перед собой и перед людьми. Стены этой внутренне-духовной крепости толсты и прочны, хотя именно благодаря им Мальцов не способен договориться с теми, кто снаружи, то есть с обществом. Он не может приспособиться к современному укладу, к сегодняшней действительности, к тому, что теперь всё решают деньги и чьи-то чужие интересы. Время, понимаешь, такое (а время действия самое что ни на есть современное, там даже события с Крымом упоминаются. Но – ВНИМАНИЕ! – они только упоминаются и как раз именно для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что на дворе, то бишь на страницах, середина второго десятилетия двадцать первого века. Ну, ещё про Крым несколько раз говорится в разрезе древности, но это никак не связано с текущей политикой).

Другой вопрос – а надо ли, чтобы главный герой был приспособленцем, чтобы умел договариваться? Ответ очевиден – не надо. Хотя бы потому, что тогда бы романа не получилось. А если мы позабудем, что всё прочитанное есть выдуманный сюжет, то всё равно не надо. А то уж как-то совсем получается грустно от ощущения, что в наше время честного и принципиального человека, готового наплевать на внешние условности, днем с огнём не найти. Тем более историка, с горечью признающего, что Настоящий историк обязан иметь предельно оголенные нервы, постоянно страдать, переживая то, о чем пишет, даже упиваться человеческой болью, из которой соткана история. И что Историку в наследство остается одно воображение и черепки, датирующие слой. И вообще, История всегда страшное дело , делает он грустный, но опять же принципиальный вывод. И вот именно эта принципиальность и приводит Мальцова к тому, что случилось с ним в финале. А что там случилось – это уже будет спойлер, так что все вопросы к Алешковскому.

Крепость олигарха местного масштаба Бортникова, ясное дело, построена из денежек и некоторой доли жлобства. Тут всё понятно. Человек привык, чтобы ему все подчинялись. И что все вопросы можно решить некоторой суммой. Или, как вариант, дачкой в виде хорошего алкоголя, свежей свинины и прочих презентов. В своём поведении он отчасти тоже бескомпромиссен. Но если Мальцов руководствуется общими или научными интересами, то Бортников за ними ширмует личные. Вот одна из вариаций конкретного мышления по Христу: да – да, нет – нет, а всё что кроме, то от лукавого. Но Бортников сам лукавый чёрт, ибо как ни крути, а всё подгребает под себя. Ладно, хотя бы это не худший вариант представителя своего класса – людей на стрелках не мочит, баб местных не насилует. Уже хорошо.

Нина, бывшая жена Мальцова, к тому же ждущая от него ребёнка, но сбежавшая от него в очень трудный для него момент да ещё и к мужику, карьера которого начиналась благодаря Мальцову. Ещё один человек по фамилии Маничкин, тоже некогда близкий Мальцову товарищ, а теперь строящий ему всякие пакости. Впрочем, не только ему. Стены крепости этих и им подобных строятся на беспринципности, подлости и предательстве, и роман очень наглядно показывает, как крепки и надёжны стены таких крепостей и почти ничто их может взять.

Инок Николай. Тут, я пожалуй, расписывать, ничего не буду, напомню лишь анекдот про то, как один бизнесмен ехал в купе с батюшкой и работал всю ночь на ноуте, а батюшка курнул, выпил да и к бабам пошёл развлекаться. Да и бизнесмена всё звал за компанию, только тот отказывался. А под утро батюшка с красным и довольным лицом приходит в купе, а бизнесмен с красными глазами его спрашивает – мол, батюшка, я вот работаю, работаю, работаю, на баб не смотрю, водку не пью. Может, я неправильно живу? А священник ему – да нет, живёшь ты как раз правильно. Только скучно. Вот такова же и крепость монаха Николая.

Есть ещё одна великая крепость в романе, на которой стоит целый пласт нашего народа. Это лень и водка. Несколько месяцев Мальцов прожил в деревне, отдельно от цивилизации, городских будней и суеты. Всё, что видно за этот период – как деревня спивается, пустеет да гробит сама себя. Приятного мало, но, к сожалению, это и есть действительность. В этом отношении Алешковского можно назвать бытописателем. Другое дело, что конкретно по данной теме он не сказал ничего нового.

Читателям, которые не любят исторические параллели, а также вещие сны, вызванные, вдобавок, употреблением чего-то околонаркотического, книгу читать не порекомендую. Потому что один из ключевых персонажей монгольский воевода Туган Шона дважды приходит Мальцову именно после употребления им некоего кайфа. Но вот что занимательно: в романе Туган Шона изначально позиционируется как исторически достоверное лицо, то есть не созданное одурманенным сознанием Мальцова. Более того, историк сам является дальним потомком Тугана. Вчитываясь в подробности биографии монгольского воина, поневоле думаешь: а Иван-то не реинкарнация ли Тугана Шоны? Вполне правдоподобно. (Тогда получается, что и инок Коля тоже реинкарнация другого Николая). А что? Туган ведь духовно очень похож на историка (точнее, историк на Тугана). Упрямый. Принципиальный. Верный себе. Способный на самопожертвование. Даже в шахматы хорошо играет. В общем, с такой же крепостью мужик.

Это что касается персонажей. Теперь обо всём остальном в двух абзацах. Ладно, в четырёх.
Лично для меня одним из критериев качественной книги является необходимость прочитать её второй раз. «Крепость» - роман как раз из такого ряда. Написанный простым языком, без лишних и непонятных хитросплетений и без многословия (несмотря на почти шестисотстраничность), требует повторного прочтения для более глубокого понимания. А так всегда бывает со знаковыми произведениями. Так что к «попсе» роман относить ну никак нельзя, при том, что особо глубокой философии или размышлений о судьбе всего нашего Отечества вы там не найдёте.

Впрочем, вот тут может быть самому с собой и поспорить можно. А что, разве исторические параллели с историей – не есть своего рода размышления о судьбе Отечества? А такого добра в романе тоже навалом – знай, успевай ориентироваться, причём тут Борис и Глеб, а причём Тохтамыш. И зачем всех в старом городе Деревске так интересует и волнует старая Крепость. Только ли бабки отмыть да бизнес сделать, али на самом деле кого история интересует? Не все же в этой жизни рассуждают, что ...мир крутится, либо поспевай, либо не выживешь!

А вот моральная сторона всех этих, к сожалению риторических вопросов, далась Алешковскому на все сто. Правда, по завершении книги грустно становится, потому что невесело завершается. Ибо с моралью в современной России ничуть не лучше выходит, чем во все предыдущие времена. В общем, От кого же нам бежать, как не от самих себя?

Что ещё могу сказать. Да всё сказал. Единственное, что пожелаю издателям – если будут продавать электронную книгу, пусть переформатируют контрольный файл, а то в отдельных словах вместо ударений знак # стоит. Глаз напрягает, знаете ли. А книга хороша, и мне пришлось попотеть, чтобы не испортить её бледным отзывом. В общем, как сам Алешковский заметил, По мощам и елей. Впрочем, какие тут мощи? Скорее, наоборот!

книжный вызов (6/66)

долго я опасалась книги из-за её размера. но в какой-то момент мне всё так надоело, что я просто взяла её с полки и.. и пропала.
мне хочется разговаривать о Доме со всеми. уже не одну ночь я рассказываю об этом произведении своей подруге. рассказываю и понимаю, как же нескладно звучат мои слова. и сейчас так же несуразно будет выглядеть мой отзыв.
мне не понравился только один момент - когда во второй части появились девушки. я честно не понимала, зачем они? кому нужен был этот закон? ведь и так всё было хорошо. но эта мелочь совершенно теряется на фоне того, в каком я очаровании от всего остального.
у меня нет этой тяги именно к дому (или я просто пытаюсь её скрывать в себе), но я безмерно влюблена в героев. в каждого. мне кажется, что я ещё ни разу не встречала книги, в которой было бы столько удивительных персонажей, каждый из которых на своём месте, каждый играет свою роль, у каждого - своя неповторимая история.
когда я закончила читать, то несколько часов была в полном шоке. мне хотелось кричать и громить всё вокруг. хотелось требовать от всех объяснений, так как слишком много моментов остались для меня не до конца понятны. сейчас, через пару дней, всё уже немного устаканилось, но я до сих пор жалею, почему толком не было истории Лорда? хотя, я бы о каждом из них хотела больше инфомации, хотела бы знать их. не быть частью, нет, потому что это всё-таки детский дом инвалидов, чёрт возьми! но.. но где ещё возможен такой мир? в реальности? вряд ли..
теперь я понимаю людей, которые перечитывают эту книгу раз за разом. я точно знаю, что не пройдёт и несколько месяцев, как я снова возьму в свои руки этот увесистый том. только вот.. если я уже сейчас не могу отпустить Табаки, Слепого, Сфинкса, Македонского, Волка, да всех их, то как я буду после второго прочтения..?

Чертовски сильная книга, сильная и вкусная, совершенно неоднозначная. Я была, надо сказать, сильно удивлена, узнав, что это первая книга Петросян: для пробы пера это втройне сильно.
Дом - это потрясающая аллюзия на детство, настолько потрясающая и острая, что захотелось остаться там жить, прямо в книге, натурально ( и это притом, что детство само по себе, как временной период, я остро недолюбливаю).
Спросите, чем меня зацепил мир "Дома"? Чем может зацепить слезовыжимательная история про деток-калек, грубых, курящих, пьющих и творящих прочее непотребство? Более того, история без четкого сюжета и, как говорили в ряде отрицательных рецензий, с кучей мистики и без идеи?
Начнем с того, что идея-то в книге есть, но она не подана на блюдечке, не разжевана до прописных истин, не низведена до простенькой и навязшей на зубах морали. Идея "Дома" выдана ровно в той мере, в какой выданы любые ответы на вопросы героев книги и на прочие наши как книге, так и миру: "Вот информация, в ней ответы - что найдешь - то твое, а сверх этого - ни помощи, ни поддержки". Именно по этой самой причине каждый найдет ту идею, те смыслы, которые отражают его самого, а кто-то не найдет ничего, и это ведь тоже что-то да будет отражать, не так ли?
Второе, что меня зацепило - никаких тебе гарантий просто за факт твоего существования, никаких тебе кодексов, никаких преимуществ. Есть Закон, есть ты сам, и будет с тобой по справедливости и только. Справедливость же, прямо скажем, очень страшная штука, когда начинает касаться тебя лично, когда с нее падает флёр супергеройства и розовых соплей, справедливость - не плюшевый мишка, а суровая дама и глаза у нее завязаны, тут обаянием не возьмешь. Как и в жизни, каждый получит ровно то, чего заслужил, за глуповатыми, но благородными принцами, за прекрасными принцессами, за злодеями, которые в конце обязательно повержены, за блистательными рыцарями без страха и упрека, за кругом перед всеми виноватыми драконами - это вам в другую сказку, здесь такое не водится. Что возьмешь - то твое, не больше и не меньше.
Третье - это герои. Слепой, Сфинкс, Табаки, Черный, Македонский - они живые. Они где-то и в чем-то - прекрасны, а где-то - такие говнюки редкостные, что хочется прям поймать и подзатыльников надавать в воспитательных целях. Они выпуклые, со своими привычками, придурями, фишечками и изюминками, все разные и яркие, нет среди них двух похожих. Что меня лично восхитило отдельно: при всей своей, местами пафосной, взрослости, они еще дети, и это прорывается даже помимо воли героев.
В принципе, таких пунктов можно понаписать еще много, на несколько листов, так что ограничусь тремя самыми-самыми. Достоинств у книги - масса, но еще одно - последнее, подчеркну отдельно. Это эпилог, свивающийся в спираль, закольцованный, как Змей Уроборос, вечно поедающий собственный хвост, и нет конца Дому, как нет конца жизни, он был и будет где-то там, среди дворов, серый и неприглядный снаружи и такой загадочный внутри.

Дальше...

Абсолютное большинство военных книг повествует о боях-товарищах, о подвигах солдат и о замыслах генералов, об окружениях и наступлениях, об атаках и военных совещаниях разного уровня, в общем о БАТАЛИЯХ. Другая, мЕньшая часть книг военных посвящена будням тыла — люди в них трудятся денно и нощно на заводах, фабриках и в артелях, производя и ремонтируя боевую технику, выпуская вооружение и боеприпасы, штопая и заново выкраивая солдатское и офицерское обмундирование, копая противотанковые рвы и делая всю ту сумасшедшую массу необходимой для грядущей победы работы!
Но вот эта на сегодняшний день единственная в моём весьма солидном читательском списке книга, первая часть которой ("ЧЁРТОВА ЯМА") посвящена ежедневному, ежечасному, ежеминутно-бесконечному, мучительно-серому и буднично-постылому существованию новобранцев в суровую зиму 1942-43 гг. в учебном полку, расположенном в далёкой от фронта Сибири . Эта книга, с жирными откормленными вшами и тощими от недоедания пацанами 1924 года рождения, с отупляющей, бессмысленной и одновременно всё-таки по военным меркам необходимой муштрой и тяжёлыми изматывающими работами, с матом (не в тексте, но в контексте) и остервенелостью, озлобленностью и хитроумием разных восемнадцатилетних людей — блатняков и староверов, крестьян и рабочих, интеллигентов и беспризорно-детдомовских; с обнажённой тягой к выживанию всех вместе и каждого в отдельности! В этой книге нет главного героя, автор призывает много имён и касается судеб и жизненных перипетий десятков людей. Но вместе с тем этот самый незримый Главный Герой в книге есть. Он за кадром, но и одновременно постоянно присутствует здесь, в тексте, и тут, в сердце читающего эти книжные строки. Не может не присутствовать. Не может не быть...
Эта книга протянула в душе строгую, ясную и отчётливую параллель с совсем другой книгой про совсем другие места, и совсем другие, но очень похожие жизненные обстоятельства — с книгой Варлама Шаламова "Колымские рассказы". Только там описывается беспросветный смертельный быт людей, осуждённых за реальные и за мнимые преступления, и отбывающих свой срок в местах колымских, а тут речь идёт о повседневном и почти таком же беспросветном и смертельном быте будущих солдатиков Великой Отечественной. И в голове рефреном постоянно бьются окуджавские горькие слова "Ах, война, что ты сделала, подлая..."

"ПЛАЦДАРМ" (часть вторая)
Осень 1943 года. Октябрь. Позади бои на азартно и хищно выгнувшейся Курской дуге. Впереди переправа через Великую реку Днепр...
Любая самая крупная и самая успешная военная операция складывается не только из мудрых замыслов и планов Верховного и Главнокомандования, но и из простых военных действий простых военных людей — солдат и младших офицеров. Успех операции зависит, перво-наперво, не только от того, куда и какой жирности нарисует на оперативной или тактической карте стрелки наступления штабной оператор, но и от того, найдёт или не найдёт простой связист Лёха полугнилой плоскодонник, на котором впору только днём, да с удочкой по пруду с шестом плавать, а не ночью через Днепр переправляться под снарядно-миномётно-пулемётно-винтовочным обстрелом, долбя веслом по головам утопающих и жадно-обречённо хватающихся в страстной надежде выжить своих таких же сотоварищей, долбя потому, что перевернут сотоварищи лодчонку, и не будет тогда у тех, кто уже переправился, связи, не будет вот этой тоненькой живительной ниточки военного провода на дне Днепра, и не смогут тогда артиллеристы вести огонь по обороняющемуся врагу с нужной точностью и своевременностью. А потом плыть ещё раз, переправляя на наш берег своего тяжко раненного товарища. А потом и в третий, пытаясь доставить на вражескую сторону вторую нитку связи, и плыть уже не ночью, а практически днём, в открытую, дерзко и по сути авантюрно, плыть, полагаясь уже не на своё солдатское искусство, а больше на везение, на случай и на чудо, а в душе быть готовым умереть, утонуть, быть разорванным прямым попаданием мины или снаряда или простроченным пулемётной очередью, и всё равно плыть, грести, рулить, царапаться за эту осеннюю днепровскую воду и за эту свою тяжкую солдатскую жизнь...
Плацдарм "(от франц. place d armes, букв. - площадь для войск), участок местности, захваченный наступающими войсками в ходе форсирования водной преграды или удерживаемый при отходе на ее противоположный берег". В этой книге Плацдарм стал скорее местом смерти десятков тысяч простых парней, одетых в драненькое, ношеное-переношеное, штопанное-перештопанное обмундирование, и обутых в кирзачи, но большею частию в ботиночки с обмоточками, бессмертным "изобретением" австрийского военного кутюрье-дизайнера. Местом смерти и, одновременно, местом бессмертия.
Книга до краёв наполнена всеми тяготами войны, всем её ужасом и безысходностью, всей той солдатской окопной правдой, которую практически никто и никогда писать не хочет, а кто в иные годы и хотел бы, так всё равно написать не дали бы. Потому что слишком, потому что чересчур, через края...

"...всю правду о войне, да и о жизни нашей знает только Бог" (Виктор Астафьев)

Особенности национального реализма

Оставив тяготившее меня предубеждение, отвергнув доводы рассудка и скрепив сердце, я решил воплотить в жизнь свой замысел - одолеть за этот год всех лауреатов премии Русский Букер. Затея, как и предполагалось, потребовала основательных усилий, а ведь начал я с той книги, о которой слышал множество раз, и отзывы были в общем и целом неплохими. Даже моя школьная учительница литературы однажды обмолвилась, что из современных писателей она предпочитает как раз Людмилу Улицкую, и её мнение для меня до сих пор авторитетно. Роман "Казус Кукоцкого" любопытен даже своим слегка нелепым названием, к тому же когда на полке с современной российской прозой видишь умное слово "казус" среди "духлессов" и "рублёвколайфов", вера в будущее русской литературы возрождается аки птица Феникс.

Улицкая пишет ни много ни мало настоящую семейную сагу, взяв за основу историю потомственного медика, профессора-гинеколога Павла Алексеевича Кукоцкого. А вот парадокс, или вернее, казус Кукоцкого заключается в горькой насмешке судьбы, иначе и не скажешь. Талантливый врач, обладающий сверхъестественным даром диагностики, помогший появиться на свет тысячам детей, так и не стал отцом своих собственных. Взяв к себе жену Елену с маленькой дочкой Таней, он уже знал - общих детей у них не будет, потому что после операции в суровом 42-м году Елена осталась бесплодной. Однако Павел Алексеевич искренне полюбил не только свою жену, но и её дочь, которая стала для него родным и бесконечно близким существом.

Жить бы им поживать, но в дело вмешался роковой случай. Причиной бесповоротного разлада в семье становится одно-единственное событие, превратившее некогда близких людей в совершенно чужих друг другу. Что удивительно, совершенно так же всё происходило в романе Дом духов Исабель Альенде, где вспыльчивый Труэба в порыве неконтролируемого гнева ударил свою жену, и даже полное боли, искреннее покаяние мужа не смогло разрушить выросшую в мгновение ока стену отчуждения. Павел Алексеевич тоже наносит удар, пусть словесный, но имеющий такую же разрушительную силу. В итоге, Елена, как и её альтер-эго из романа чилийской писательницы, до конца жизни не скажет мужу ни слова. С этого рокового момента семейная жизнь героев идёт наперекосяк, но что гораздо печальнее для читателя - вместе с этим вкривь и вкось расползается сюжетная линия романа.
Вторая часть начинается совершенно нелепым повествованием о каком-то потустороннем мире, который существует лишь в воображении Елены. Безразличная пустыня, несколько странников, бредущих вперёд с непонятной целью, ожившие манекены, - всё это непременно что-то символизирует, как и синие шторы в хрестоматийном примере глубинного смысла, якобы заложенного автором в описание комнаты. Хорошо, пусть мы имеем дело с модным направлением магического реализма, но перегибать палку-то зачем? Неужели вся эта громоздкая фантасмагория нужна, чтобы выдавить у читателя признание: "да, как всё тут метафизичненько"? Разве избыток потустороннего - тот главный критерий, по которому мы определяем. что перед нами яркий пример магического реализма? Я-то всегда полагал , что гораздо важнее вплетение сверхъестественного в обыденный ход событий. А от метафизического бурлеска Улицкой остаются в недоумении и читатели, и, похоже, сами герои.

Вообще, начиная с третьей части романа меня преследовало ощущение, что Улицкая, совсем как Джордж Мартин в "Игре престолов", зачастую не знает, что же ей делать со своими персонажами. Вроде и предыстория уже показана, прописаны текущие события, мысли, переживания, расставания и встречи, но дальше - а-а, ну его, само как-нибудь допишется на 400 с лишком страниц.
Однако даже на таком пофигистском фоне история Тани, дочери Кукоцкого, отличается особой нелогичностью. Начав карьеру врача-лаборанта, Таня успешно потрошила грызунов до одного далеко не прекрасного момента, когда она поймала себя на мысли, что готова сделать препарат из мёртвого человеческого эмбриона. Тогда девушка повесила белый халат на гвоздь и пошла морально опускаться, вступать в беспорядочные связи и глушить портвейн с бомжами.
А что же Павел Алексеевич? Его хватило лишь на один-единственный разговор с дочерью, в ходе которого он лишь цитировал научные тезисы и пожимал плечами, не понимая, отчего ж любимая дочурка вдруг покатилась по ступеням социальной лестницы. И это всё, что сделал любящий отец, который с самого Таниного детства души в ней не чаял? Что-то не верится мне в такое, товарищ автор.
Но дальше - больше. Вместо превращения в опустившуюся бомжиху Татьяна внезапно демонстрирует чудеса восприимчивости к музыке, находит себе партнёра-саксофониста в джазбанде, рожает дочь (естественно, не от него) и гастролирует по стране. Обдумывая впоследствии сложный вопрос в духе "чего б ещё с ней сделать?", Улицкая решает устранить её из сюжета, и делает это с деликатностью неопытного палача. Фраза "живой её больше не видели" оставила меня в ещё большем недоумении, хотя я до этого думал, куда уж непонятнее. Именно здесь меня посетила интересная мысль - тот, кто критикует Джорджа Мартина за нелогичные смерти героев, просто ещё не читал "Казус Кукоцкого".

Ей-богу, остановись писательница только на первой части романа и поставь в этом месте окончательную точку, я без раздумий оценил бы книгу высшим баллом. Советская действительность прописана на удивление правдиво и без штампов, философские диалоги Кукоцкого и его коллеги-генетика хочется цитировать бесконечно, проблема легализации абортов, затронутая в романе, актуальна и по сей день, и сага, по крайней мере первая её часть, действительно заслуживает такого названия. Но почти все положительные моменты романа перечеркнула игра в поиск глубинного смысла, которую затеяла Людмила Улицкая.
Неисповедимы пути русского магического реализма.