Глава 8
Дункан медленно отошел от двери. Внезапно он почувствовал слабость и головокружение. Он покачнулся, по телу пробежала дрожь, и застучали зубы.
Мердок поспешил к нему и усадил на стул.
– Так не пойдет, – на этот раз тихо и мягко сказал он. – Ты получишь пневмонию, если не переоденешься. Джин! Сбегай наверх и принеси что-нибудь из моих вещей.
В теплой, сухой одежде было необыкновенно комфортно. Когда Дункан переоделся, вымыл лицо и руки горячей водой, он почувствовал себя новым человеком, разве что по-прежнему страшно голодным. Старый доктор проницательно оглядел своего гостя:
– Держу пари, ужин готов. В порядке наказания за твою фанаберию и браваду, я буду не я, если не заставлю тебя поесть с нами.
Поначалу, когда Дункан сел за стол с доктором Мердоком и его дочерью, он был скован и неловок. Но когда подали еду, он, забыв обо всем на свете, набросился на нее, как никогда раньше. Сначала был шотландский бульон, за ним последовало жиго – жаркое, нежное и сочное, из лучшей баранины горной долины. К куску баранины полагались печеный картофель и репа с собственного огорода доктора. Потом был пирог с крыжовником, поданный со взбитыми сливками, такими густыми, что они прилипали к ложке.
Взгляд старого доктора, украдкой наблюдавшего за гостем, наполнился странным сочувствием. Он многозначительно посмотрел на свою дочь и спросил Дункана:
– Еще сливок, мистер… Благослови меня бог, если я расслышал, как вас величать.
– Стирлинг моя фамилия, – пробормотал Дункан. – Дункан Стирлинг.
– Дункан Стирлинг, – повторил доктор. – Что ж, слава богу, хорошие шотландские имя-фамилия, хотя ты и довольно-таки противный парень. Ну же. Ничто так не побуждает человека к добру, как хороший ужин.
Наконец Дункан удовлетворенно вздохнул. Затем, бросив быстрый пристыженный взгляд на хозяина, он сказал:
– Боюсь, я был резок.
Мердок прищелкнул языком:
– Но ты все же последовал моему единственному рецепту: кормить простуду и морить голодом колики!
Джин расхохоталась, глядя, как пожилой доктор, лукаво склонив голову набок, произнес эти слова.
– Прости, отец, – сокрушенно сказала она. – Но, если речь зашла о рецептах, то мистер Стирлинг собирается в Сент-Эндрюс, чтобы стать студентом-медиком.
– Что? – Доктор Мердок еще раз внимательно оглядел своего посетителя. – То есть?
Дункан выдержал его взгляд:
– Да, кривая рука и все такое, но я собираюсь попробовать.
– Ты все спланировал?
– До последней детали.
– И… э-э… оплатил?
Дункан улыбнулся:
– Вы меня удивляете, доктор Мердок. Неужели вы считаете, что я могу получить бесплатное обучение в шотландском университете?
– Нет-нет. – Улыбка Мердока была такой же мягкой, как его тон. – В том-то и дело, что я так не считаю.
А про себя он подумал: «Боже, есть что-то в этом гордом, полуголодном юном чучеле, что напоминает мне о давних временах и о парне по имени Ангус Мердок». Вслух же он сказал:
– Иногда мы с Джин бываем в Сент-Эндрюсе, покупаем там нужные лекарства и книги. – Он махнул рукой в сторону многочисленных книжных полок в гостиной. – Когда мы поедем, то найдем тебя. Где ты остановишься?
Дункан поколебался:
– Я… я еще не решил. Мне надо попросить декана, чтобы он порекомендовал жилье.
– Так ты знаком с доктором Инглисом? – протянул Мердок. – Это прекрасно. Я сам хорошо его знаю. Где бы ты ни приземлился, мы обязательно тебя найдем.
Дункан видел, что проницательный старый доктор раскусил его. Но неожиданно Мердок сменил тему.
– Кстати, о книгах, – сказал он, – если ты хоть чего-то уже нахватался, тогда позволь показать тебе то, что составляет гордость бедного человека.
Когда Джин вышла из комнаты на кухню, он встал и, обходя полки, целый час демонстрировал Дункану свои любимые фолианты.
Под конец он положил руку на плечо Дункана:
– Ты поспишь этой ночью у нас. Джин уже приготовила тебе комнату. А завтра Хэмиш отвезет тебя в Сент-Эндрюс.
Быстрым пожатием руки он остановил запинающиеся слова благодарности Дункана:
– Перестань. Мы тебе более чем рады! Пожелаю тебе спокойной ночи. Уже поздно. И, кроме того, ставлю шесть пенсов против гинеи, что меня вызовут этой ночью. В доме Дэвисона, главы Страта, ожидается новый ребенок. Там я выпустил на свет пятерых. Негоже подвести их с шестым.
Когда старый доктор ушел, Дункан постоял в нерешительности, чувствуя комок в горле, а затем прошел на кухню, где Джин напоследок наводила чистоту. Она подняла на него глаза и улыбнулась:
– Твоя одежда высохла. Я ее отутюжу, и наутро она будет готова.
– Спасибо. Вы… вы ужасно добры, мисс Мердок.
– Ох, не стоит называть меня «мисс Мердок», – на местном диалекте упрекнула она его. – Я просто Джин. Да, пока не забыла – вот веточка белого вереска. Она выпала из кармана твоего пиджака. Я приберегла ее – вдруг она тебе на удачу.
– Так и есть, – тепло ответил он, беря веточку. – Ни за что не хотел бы ее потерять.
– Подарок на память? – рискнула спросить она.
– Да, от самой красивой, самой чудесной девушки на свете.
– Она тебя… сильно любит?
Вопреки своей естественной сдержанности он простодушно рассмеялся:
– Когда я чего-то добьюсь, сделаю себе имя, получу лучшую практику в Эдинбурге, может, тогда и полюбит! А пока достаточно того, что я…
Он замолчал.
– Я рада, – пробормотала она. – Я правда рада за тебя. Когда-нибудь, я знаю, она будет очень гордиться тобой.
За ночь дождь прекратился, буря утихла. Сидя в автомобиле, который вел Хэмиш, помощник доктора, Дункан на рассвете покинул Линтон. Как и большинство истинных уроженцев долины, Хэмиш с большим подозрением относился ко всем незнакомцам.
– Мне сказали, ты поступаешь в колледж, – буркнул он, чем и было исчерпано все общение за всю полуторачасовую поездку.
Дункана вполне устраивало молчание. Теплое отношение, которое он встретил в доме доктора, странным образом отрезвило его. И все же, когда они въехали на окраину старого, с шиферными крышами, города у моря и на фоне восточного небосклона нарисовались остроконечные, в готическом узоре силуэты зданий университета, он не мог не испытать трепет восхищения.
В каком-то пьянящем восторге он бродил по территории университета. Студентов было немного, так как семестр начинался только через неделю. В своем нынешнем уединении древние строения с их затененными галереями, коротко подстриженными газонами и гулкими четырехугольными дворами создавали атмосферу величия и покоя.
Когда часы колледжа пробили девять, к Дункану вдруг вернулось чувство реальности. Застегнув пиджак на все пуговицы, он вскинул подбородок и направился к дому декана. Этот особняк был настолько внушителен, что Дункан заколебался, но затем решительно позвонил в звонок и через мгновение уже сидел, сжимая фуражку на колене, в богато обставленном кабинете с красным ковром. Наконец дверь распахнулась и вошел доктор Инглис.
– Итак? – спросил декан, и выражение его лица было не слишком обнадеживающим. Аккуратный маленький человечек с крошечной бородкой, золотым пенсне и стального цвета волосами, тщательно разделенными посередине на прямой пробор, он имел вид, соответствующий главному врачу больницы Виктории и президенту внушительного нового Фонда Уоллеса в Эдинбурге. Но, несмотря на внешнюю самодостаточность, в его глазах читалось легкое беспокойство.
Вскочив на ноги, Дункан выпалил цель своего визита и свое имя.
– Добро! – Декан занял свое место за столом из красного дерева и жестом пригласил Дункана сесть. – Как правило, я не принимаю студентов в это время, но… – он взял лежавший перед ним лист бумаги, – только вчера я получил письмо о тебе от полковника Скотта.