Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
XXXIX. На ледяныхъ полянахъ
Небольшой отрядъ спускался къ юго-востоку. Симпсонъ управлялъ упрямыми собаками. Дэкъ усердно помогалъ ему и, повидимому, не слишкомъ удивлялся ремеслу своихъ родичей. Гаттерасъ и докторъ шли сзади, а Бэлль развѣдывалъ дорогу впереди, ощупывая ледъ концомъ своей палки съ желѣзнымъ наконечникомъ.
Поднявшаяся въ термометрѣ ртуть предвѣщала снѣгъ, который не замедлилъ повалить большими хлопьями и закружился въ воздухѣ неприглядными завѣсами, увеличивавшими трудности пути. Поѣздъ уклонялся отъ прямаго направленія, подвигался медленно и среднимъ числомъ проходилъ по три мили въ часъ.
Ледяная поляна, подъ дѣйствіемъ мороза, представляла неровную, взбугренную поверхность. Сани подвергались частымъ толчкамъ и, смотря по покатости дороги, повременамъ наклонялись подъ очень неудобными углами. Какъ бы то ни было, путешественники кое-какъ выходили изъ затруднительнаго положенія.
Гаттерасъ и его товарищи плотно кутались въ свою одежду, скроенную по гренландской модѣ. Она не отличалась изящнымъ покроемъ, но зато вполнѣ была приспособлена къ требованіямъ климата. Лица путешественниковъ плотно закрывались узкими капюшонами, непроницаемыми для снѣга и дождя; только рогъ, носъ и глаза находились въ соприкосновеніи съ воздухомъ. Впрочемъ, ихъ и не слѣдовало защищать отъ воздуха, потому что ничего не можетъ быть неудобнѣе высокихъ воротниковъ и cache-nez, скоро твердѣющихъ отъ стужи;– вечеромъ ихъ пришлось-бы разрубать топоромъ, а такой способъ раздѣванья не представляетъ ничего пріятнаго даже въ арктическихъ странахъ. Напротивъ, должно оставлять свободный проходъ для дыханія, потому что выдѣляющіеся при дыханіи водяные пары, встрѣчая препятствіе, немедленно замерзаютъ.
Безпредѣльная равнина тянулась вдаль съ утомительною монотонностью. Повсюду громоздились самаго однообразнаго вида льдины и неправильные hummock'и, подъ конецъ казавшіеся правильными, одинаковыхъ формъ глыбы льда и ледяныя горы, между которыми змѣились извилистыя долины. Путешественники шли съ компасомъ въ рукахъ и вообще говорили мало. Открывать ротъ въ холодной атмосферѣ – это сущее мученье, потому что, при этомъ, между губами мгновенно образуются острые ледяные кристаллы, не тающіе даже отъ теплаго дыханія. Путешественники шли, не говоря ни слова, и каждый ощупывалъ своею палкою неизвѣданную почву. Шаги Бэлля отпечатлѣвались въ мягкихъ слояхъ снѣга; всѣ внимательно направлялись по проложеннымъ имъ слѣдамъ; гдѣ проходилъ Бэлль, тамъ могли пройти и другіе.
Многочисленные слѣди медвѣдей и лисицъ перекрещивались по всѣмъ направленіямъ: но въ первый день не замѣтили ни одного изъ этихъ животныхъ. Охотиться на нихъ было бы и опасно, и безполезно, потому что не слѣдовало отягчать сани, и безъ того сильно нагруженныя.
Обыкновенно, во время подобнаго рода экскурсій, путешественники оставляютъ по дорогѣ съѣстные припасы, скрывая ихъ отъ дикихъ звѣрей въ щеляхъ ледяныхъ горъ, и на возвратномъ пути мало по малу забираютъ продовольствіе, которое имъ не приходилось такимъ образомъ возить съ собою.
Но Гаттерасъ не могъ прибѣгать къ такому средству на ледяныхъ, быть можетъ, подвижныхъ полянахъ. На материкѣ это было-бы возможно, но никакъ не на ледяныхъ равнинахъ, потому что вслѣдствіе случайностей, съ которыми было сопряжено путешествіе, возвратный путь по пройденнымъ уже мѣстамъ представлялся очень сомнительнымъ.
Въ полдень Гаттерасъ остановился съ своимъ отрядомъ подъ защитою ледяной горы. Завтракъ состоялъ изъ пеммикана и горячаго чая, котораго живительныя свойства не замедлили вызвать въ путешественникахъ чувство истинной отрады. Поэтому путники сильно налегли на чай.
Отдохнувъ часъ, отрядъ опять отправился въ путь и прошелъ въ первый день около двадцати миль. Вечеромъ люди и собаки окончательно истомились.
Не смотря, однакожъ, на усталость, для ночлега необходимо было устроить снѣжную хижину, потому что палатка въ этомъ отношеніи не удовлетворяла требуемымъ условіямъ. Это потребовало полтора часа работы. Бэлль оказался очень искуснымъ строителемъ; куски нарубленнаго ножами льда быстро накладывались одинъ на другой, закруглялись и, наконецъ, послѣдній кусокъ, составлявшій ключъ свода, сообщилъ необходимую прочность всей постройкѣ. Мягкій снѣгъ, замѣнивъ известку, заполнялъ собою промежутки между кусками льда и, затвердѣвъ, сплачивалъ постройку въ одно нераздѣльное цѣлое.
Узкое отверстіе, въ которое можно было протискаться ползкомъ, вело въ эту импровизированную пещеру; докторъ не безъ труда проползъ въ нее, другіе слѣдовали за нимъ. Ужинъ живо изготовили на спиртовой кухнѣ. Внутренняя температура снѣжной хижины была очень сносна, и бушевавшій на дворѣ вѣтеръ не проникалъ въ хижину.
– Кушанье подано! – самымъ любезнымъ тономъ сказалъ докторъ.
Путешественники подкрѣпились обычною пищею, очень неразнообразною, но питательною. Послѣ ужина всѣ думали только о снѣ; куски мекинтоша, разостланнаго на снѣгу, предохраняли людей отъ сырости. У переносной кухни путешественники просушили свои чулки и обувь, закутались шерстяными одѣялами; трое изъ нихъ легли спать подъ охраною четвертаго, который долженъ былъ заботиться о безопасности своихъ товарищей и не позволять снѣгу заносить отверстіе хижины. Безъ этой предосторожности путешественники подвергались опасности быть заживо погребенными.
Дэкъ находился въ общемъ помѣщеніи; гренландскія собаки остались на дворѣ и, поужинавъ, забились въ снѣгъ, который вскорѣ покрылъ ихъ непроницаемымъ покровомъ.
Утомленные путешественники скоро погрузились въ сонъ. Докторъ сталъ на часы въ три часа утра; ночью свирѣпствовала сильная буря. И не въ странномъ-ли положенія находились эти одинокіе люди, затерявшіеся среди снѣговъ, погребенные въ могилѣ, которой стѣны утолщались подъ снѣжными заметами!
На слѣдующій день, въ шесть часовъ утра, отрядъ тронулся въ свой однообразный путь. Вѣчно однѣ и тѣ-же долины, тѣ-же ледяныя горы, тоже гнетущее однообразіе, не позволявшее взору останавливаться на какой нибудь выдѣлявшейся точкѣ. Температура понизилась на нѣсколько градусовъ и, покрывъ верхніе слои снѣга ледянымъ настомъ, позволила, путешественникамъ идти съ большею скоростью. Часто встрѣчались небольшія возвышенія, очень похожія на calm'ы (искусственныя возвышенія), возводимыя эскимосами; докторъ, въ видахъ успокоенія своей совѣсти, разобралъ одно изъ такихъ возвышеній и нашелъ въ немъ только куски льда.
– A вы что надѣялись найти здѣсь, докторъ? – сказалъ Гаттерасъ. Развѣ мы не первые находимся въ этомъ мѣстѣ земнаго шара?
– Это очень вѣроятно,– отвѣтилъ докторъ, но все-же какъ знать?
– Не станемъ тратить время на безполезныя изысканія, продолжалъ капитанъ. Я спѣшу возвратиться на бригъ, если-бы даже намъ не удалось найти столь желаннаго топлива.
– Я совершенно увѣренъ, что мы найдемъ его,– сказалъ докторъ.
– Напрасно я оставилъ Forward,- это была ошибка, часто говаривалъ Гаттерасъ. Капитанъ долженъ быть на своемъ суднѣ, и нигдѣ больше.
– На суднѣ остался Джонсонъ.
– Такъ, но… Однакожъ, поспѣшимъ!
Собаки шли быстро; слышенъ былъ голосъ ободрявшаго ихъ Симпсона. Вслѣдствіе замѣчательнаго феномена фосфорисценціи, собаки, казалось, бѣжали по воспламененной почвѣ, аизъ подъ полозьевъ саней какъ бы сыпалась искрящаяся пыль. Докторъ пошелъ было впередъ, чтобы изслѣдовать столь оригинальный снѣгъ, какъ вдругъ, перескакивая чрезъ одинъ «hummock», онъ исчезъ изъ глазъ путешественниковъ. Бэлль, ближе всѣхъ находившійся къ доктору, немедленно подбѣжалъ къ мѣсту, гдѣ послѣдній скрылся.
– Гдѣ вы, докторъ? – тревожнымъ голосомъ закричалъ Бэлль въ то время, когда къ нему подходили Гаттерасъ и Симпсонъ.
– Докторъ, докторъ! – крикнулъ Гаттерасъ.
– Я здѣсь – въ ямѣ! – отвѣтилъ спокойный голосъ. – Подайте мнѣ веревку и я не замедлю появиться на поверхности земнаго шара.
Доктору, свалившемуся въ расщелину, глубиною въ двѣнадцать футовъ, подали веревку, которою онъ обвязался, и затѣмъ товарищи не безъ труда вытащили его на свѣтъ Божій.
– Не ушиблись ли вы? – спросилъ Гаттерасъ.
– Нисколько! Такой невзгоды со мною не случается,– сказалъ Клоубонни, отряхивая снѣгъ, покрывавшій его благодушное лицо.
– Какъ это случилось?
– Во всемъ виновата рефракція! – улыбаясь отвѣтилъ докторъ. – Вѣчно эта рефракція! Мнѣ казалось, что надо перескочить пространство въ футъ шириною, а между тѣмъ, я очутился въ ямѣ глубиною въ десять футовъ. Ужь эти мнѣ оптическія иллюзіи! Впрочемъ, это единственныя, оставшіяся у меня иллюзіи; освободиться отъ нихъ мнѣ будетъ трудновато. Пусть это послужитъ вамъ урокомъ, что никогда не слѣдуетъ дѣлать ни одного шага, не испробовавъ предварительно почву, потому что полагаться здѣсь на свидѣтельство чувствъ нѣтъ никакой возможности. Глаза видятъ здѣсь невѣрно, уши слышатъ навыворотъ. Прелестная страна!
– Можемъ мы продолжать путь? – спросилъ капитанъ.
– Само собою разумѣется Это незначительное паденіе принесло мнѣ больше пользы, чѣмъ вреда.
Отрядъ продолжалъ подвигаться на юго-востокъ; вечеромъ, пройдя двадцать пять миль, истомленные путешественники остановились, что не помѣшало, однакожъ, доктору подняться на вершину одной ледяной горы, въ то время, когда Бэлль занялся постройкою снѣжной хижины.
Почти полная луна сверкала дивнымъ свѣтомъ на безоблачномъ небѣ; звѣзды мерцали съ невыразимою ясностью; съ вершины ледяной горы взоръ проносился надъ необозримою равниною, взбугренною небольшими странныхъ формъ возвышеніями. Возвышенія эти, разбросанныя, сверкавшія подъ лучами луны и выдѣлявшіяся своими рѣзкими контурами на ближайшемъ фонѣ тѣней, были похожи то на стоящія колонны, то на поверженныя капители, то на надгробные памятники какого-то громаднаго, лишеннаго деревьевъ кладбища, грустнаго, безмолвнаго, безконечнаго, на которомъ двадцать поколѣній міра покоились вѣчнымъ, непробуднымъ сномъ.
Не смотря на стужу и утомленіе, докторъ долго смотрѣлъ на эту картину, отъ созерцанія которой съ трудомъ отвлекли его товарищи. Надо было, однако, подумать объ отдыхѣ; снѣжная хижина была готова, путешественники забились въ нее, какъ кроты, и не замедлили уснуть.
На другой денъ, да и во всѣ слѣдующіе дни не случилось ничего необыкновеннаго. Путешествіе совершалось съ затрудненіями или безъ затрудненій, быстро или медленно, смотря по прихотямъ температуры, то суровой и холодной, то сырой и пронимавшей путниковъ до мозга костей. Смотря по свойству почвы, употреблялись или пимы, или лыжи.
Настало 15-е января; луна, въ послѣдней своей четверти, не на долго появлялась на небосклонѣ; солнце, хотя и скрывавшееся еще подъ горизонтомъ, втеченіе шести часовъ производило ежедневно нѣчто въ родѣ сумерекъ, не достаточно, впрочемъ, освѣщавшихъ дорогу. По прежнему держали путь по компасу. Бэлль шелъ впереди, за нимъ по прямой линіи шелъ Гаттерасъ, а въ арріергардѣ слѣдовали докторъ и Симпсонъ. Они поочередно смѣняли другъ друга и, видя только Гаттераса, старались идти по прямой линіи. Не смотря, однакожъ, на всѣ свои старанія, путники порою уклонялись отъ прянаго направленія на тридцать и даже на сорокъ градусовъ, и тогда опять приходилось свѣряться съ компасомъ.
15-го января, въ воскресенье, по разсчету Гаттераса, отрядъ подвинулся на сто миль къ югу. Утро этого дня было посвящено починкѣ одежды и лагерныхъ принадлежностей. Богослуженіе также не было упущено изъ вида.
Отрядъ тронулся въ путь въ полдень; погода стояла холодная; термометръ показывалъ тридцать два градуса ниже нуля (-36° стоградусника), при очень ясной атмосферѣ.
Ничто не предвѣщало внезапной перемѣны погоды, какъ вдругъ съ поверхности льда поднялся замерзшій паръ, достигъ высоты девяноста футовъ и остановился не разсѣяваясь. Путешественники не видѣли другъ друга въ разстояніи одного шага; паръ прилипалъ въ одеждѣ и осаждался на ней острыми и длинными ледяными призмами.
У путешественниковъ, захваченныхъ врасплохъ этимъ оригинальнымъ феноменомъ, прежде всего промелькнула мысль собраться вмѣстѣ. Тотчасъ послышались крики:
– Эй, Симпсонъ!
– Бэлль, сюда!
– Докторъ!
– Капитанъ, гдѣ вы?
Всѣ четверо, выставивъ впередъ руки, искали другъ друга въ густомъ туманѣ, не позволявшемъ ничего видѣть. Больше всего ихъ тревожило то обстоятельство, что на ихъ оклики не послѣдовало отвѣта. Можно было подумать, что этотъ паръ не проводилъ звуковъ.
Каждому пришло тогда въ голову выстрѣлить изъ ружья, чтобы подать другъ другу сигналъ къ сбору. Но если звукъ голоса оказался слишкомъ слабымъ, то выстрѣлы, наоборотъ, были ужъ слишкомъ сильны; эхо подхватило ихъ и, отраженные по всѣмъ направленіямъ, они производили какой-то перекатный, неясный гулъ, направленіе котораго трудно было бы опредѣлить съ точностью.
Тогда каждый сталъ дѣйствовать согласно со своимъ характеромъ: Гаттерасъ остановился и, скрестивъ на груди руки, рѣшился ждать; Симпсонъ ограничился тѣмъ, что остановилъ упряжныхъ собакъ, не безъ труда, впрочемъ; Бэлль возвратился назадъ, тщательно отыскивая рукою свои слѣды. Докторъ, наталкиваясь на куски льда, падалъ, поднимался, ходилъ изъ стороны въ сторону, возвращался къ своимъ слѣдамъ и все больше и больше сбивался съ пути.
Черезъ пять минутъ онъ сказалъ себѣ:
– Однако дѣло выходитъ дрянь! Странный климатъ! Черезчуръ ужъ много сюрпризовъ! Не знаешь, на что и разсчитывать. И какъ эти острыя ледяныя призмы больно колятся чортъ возьми! Капитанъ, капитанъ! – снова крикнулъ онъ.
Но отвѣта не послѣдовало. На всякій случай, докторъ зарядилъ ружье, но не смотря на толстыя перчатки, стволъ ружья обжегъ ему руки. Въ это время Клоубонни показалось, что въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него движется какая-то неопредѣленная масса.
– Наконецъ-то,– сказалъ онъ. – Гаттерасъ! Симпсонъ, Бэлль – это вы? Да отвѣчайте же!
Послышалось глухое рычанье.
– Эге! Что это такое? – подумалъ докторъ.
Неопредѣленная масса приближалась; уменьшившись въ размѣрахъ, она приняла болѣе ясныя очертанія. Страшная мысль промелькнула въ головѣ доктора.
– Медвѣдь! – сказалъ онъ себѣ.
По всѣмъ вѣроятіямъ, то былъ громадный медвѣдь. Заблудившись въ туманѣ, онъ ходилъ то сюда, то туда, возвращался назадъ, подвергаясь опасности натолкнуться на путешественниковъ, которыхъ присутствія онъ даже и не подозрѣвалъ.
– Дѣло усложняется! подумалъ останавливаясь докторъ.
Повременамъ онъ ощущалъ даже дыханіе животнаго, исчезавшаго чрезъ нѣсколько мгновеній въ густомъ туманѣ; видѣлъ огромныя лапы, которыми чудовище размахивало въ воздухѣ; порою, лапы такъ близко находились отъ доктора, что своими острыми когтями разрывали его платье. Тогда Клоубонни подавался назадъ, а движущаяся масса исчезала, подобно фантасмагорическимъ тѣнямъ.
Отступая такимъ образомъ, докторъ вдругъ почувствовалъ, что почва какъ бы возвышается подъ нимъ; цѣпляясь руками, хватаясь за льдины, онъ вскарабкался на одну ледяную глыбу, затѣмъ на другую, и сталъ ощупывать почву своею палкою.
– Ледяная гора! – сказалъ онъ себѣ. – Удайся мнѣ только подняться на ея вершину – и я спасенъ!
Сказавъ это, докторъ съ удивительнымъ проворствомъ поднялся на высоту почти восьмидесяти футовъ; онъ всею головою выходилъ изъ застывшаго тумана, котораго верхніе слои очерчивались очень ясно.
– И прекрасно! – сказалъ онъ и, оглянувшись вокругъ себя, докторъ увидѣлъ къ своему удовольствію, что его три товарища также показались изъ плотнаго тумана.
– Гаттерасъ!
– Бэлль!
– Симпсонъ!
Эти три возгласа раздались почти одновременно. Небо, озаренное великолѣпными лунными кольцами, окрашивало своими блѣдными лучами застывшій туманъ; верхушки ледяныхъ горъ казались массами расплавленнаго серебра. Путешественники находились на площадкѣ, имѣвшей сто футовъ въ поперечникѣ. Благодаря прозрачности верхнихъ слоевъ воздуха и очень холодной температурѣ, слова слышались съ большей отчетливостью и путешественники могли бесѣдовать не приближаясь другъ къ другу. Не получивъ отвѣта на первые выстрѣлы, каждый изъ нихъ постарался подняться выше тумана.
– Гдѣ сани? – спросилъ Гаттерасъ.
– Въ восьмидесяти футахъ подъ нами,– отвѣтилъ Симпсонъ.
– Въ исправности?
– Да.
– A медвѣдь? – спросилъ докторъ.
– Какой медвѣдь? – недоумѣвалъ Бэлль.
– Медвѣдь, котораго я встрѣтилъ и который чуть было не раздробилъ мнѣ голову.
– Медвѣдь! – вскричалъ Гаттерасъ. Спустимся внизъ!
– Нѣтъ,– отвѣтилъ докторъ,– а то мы опять разбредеися и тогда хоть снова начинай дѣло.
– A если медвѣдь нападетъ на собакъ?.. – сказалъ Гаттерасъ.
Какъ разъ въ эту минуту послышался лай Дэка, раздававшійся изъ тумана и легко доносившійся до слуха путешественниковъ.
– Это Дэкъ! – вскричалъ Гаттерасъ. Навѣрное, что ни будь да случилось. Я иду.
Слышалось непонятное смѣшеніе всевозможнаго рода завываній; Дэкъ и гренландскія собаки бѣшено лаяли. Шумъ этотъ былъ похожъ на сильное, но очень неявственное шуршаніе, производимое звуками въ комнатѣ, которой стѣны обложены матрасами. Въ густомъ туманѣ происходила какая-то невидимая битва; часто туманъ волновался, какъ море во время борьбы водяныхъ чудовищъ.
– Дэкъ! Дэкъ! – крикнулъ капитанъ, готовясь войти въ туманъ.
– Погодите, Гаттерасъ! – сказалъ докторъ. Кажется, что туманъ начинаетъ разсѣеваться.
Туманъ не разсѣевался, но понижался мало по малу, какъ вода въ спущенномъ прудѣ. Казалось, туманъ возвращался на поверхность льда, гдѣ онъ зародился. Блестящія вершины ледяныхъ горъ увеличивались въ размѣрахъ; горныя вершины, до тѣхъ погруженныя въ мракъ, выплывали изъ тумана, подобно вновь образовавшимся островамъ. Вслѣдствіе очень понятнаго оптическаго обмана, пріютившимся на ледяной горѣ путешественникамъ казалось, будто они поднимаются въ воздухъ; въ сущности-же подъ ними понижался только уровень тумана.
Вскорѣ показалась верхняя часть саней, упряжныя собаки, затѣмъ около тридцати неизвѣстныхъ животныхъ, наконецъ, какія-то копощившіяся громадныя массы и прыгающій вокругъ Дэкъ, голова котораго то показывалась, то скрывалась въ застывшемъ слоѣ атмосферы.
– Лисицы! – вскричалъ Бэлль.
– Медвѣди! – отвѣтилъ докторъ. Одинъ, три, пять!
– Наши собаки, наши съѣстные припасы! – вскричалъ Симпсонъ.
Стая лисицъ и медвѣдей, накинувшись на сани, уничтожала съѣстные запасы. Инстинктъ хищенія поселялъ между этими животными полнѣйшее согласіе; собаки бѣшено лаяли, но грабители не обращали на это ни малѣйшаго вниманія и продолжали свой грабежъ очень усердно.
– Стрѣляйте! – вскричалъ капитанъ, разряжая въ стаю свое ружье.
Товарищи послѣдовали: его примѣру. Какъ скоро раздались выстрѣлы, медвѣди приподняли головы и, испустивъ прекомичное рычаніе, подали знакъ къ отступленію. Они тронулись небольшою рысью, болѣе быстрою, однакожъ, чѣмъ галопъ лошади и, сопровождаемые стаею лисицъ, вскорѣ скрылись на сѣверѣ, среди льдинъ.
