Приключения капитана Гаттераса

X. Удовольствія зимовки

Жизнь у полюса несказанно монотонна. Человѣкъ вполнѣ подчиняется тамъ прихотямъ атмосферы и совершающимся въ ней съ невыносимымъ однообразіемъ перемѣнамъ сильной стужи и бурь. Большую часть времени нѣтъ возможности показаться на дворъ, приходится сидѣть въ ледяномъ домѣ, и многіе мѣсяцы проходятъ такимъ образомъ въ бездѣйствіи, обрекая зимовниковъ на жизнь кротовъ.

На другой день термометръ опустился на нѣсколько градусовъ, въ воздухѣ бушевала снѣжная мятель, какъ-бы поглощавшая дневной свѣтъ. Прикованному къ дому доктору оставалось только каждый часъ очищать выходной корридоръ, чтобъ его не занесло снѣгомъ, и вытирать ледяныя стѣны, которыя дѣлались влажными отъ внутренней теплоты. Но ледяной домъ былъ построенъ прочно, а снѣжная мятель, утолщая его стѣны, еще больше придавала ему крѣпости.

Амбары тоже держались хорошо. Снятыя съ судна вещи хранились въ величайшемъ порядкѣ въ этихъ «Товарныхъ докахъ», какъ ихъ называлъ докторъ. Хотя амбары находились всего въ шестидесяти шагахъ отъ дома, но во время мятели почти невозможно было добраться до нихъ. Поэтому часть съѣстныхъ запасовъ для ежедневнаго обихода постоянно хранилась на кухнѣ.

Необходимо было разгрузить Porpoise, подвергавшійся медленному, незамѣтному, но непреодолимому давленію, мало по малу разрушавшему судно. Очевидно, что изъ обломковъ корабля ничего нельзя было сдѣлать. Однакожъ докторъ надѣялся выкроить небольшую шлюпку для возвращенія въ Англію. Впрочемъ, для этого еще не настало время.

Большую часть времени зимовники проводили въ полнѣйшемъ бездѣйствіи. Гаттерасъ, вѣчно задумчивый, лежалъ на своей кушеткѣ; Альтамонтъ пилъ или спалъ, а докторъ и не думалъ выводить ихъ изъ этого состоянія спячки, постоянно опасаясь возникновенія между ними непріятныхъ столкновеній. Оба капитана рѣдко говорили другъ съ другомъ.

За обѣдомъ, осторожный докторъ старался вести и направлять разговоръ такимъ образомъ, чтобы при этомъ не затрогивалось ничье самолюбіе; но трудно ему было умиротворять раздраженное чувство обидчивости. По мѣрѣ возможности, Клоубонни старался поучать, развлекать и наставлять своихъ товарищей. Когда онъ не занимался приведеніемъ въ порядокъ своихъ путевыхъ записокъ, онъ разсуждалъ объ исторіи, географическихъ и метеорологическихъ явленіяхъ, или-же разсказывалъ о путешествіяхъ, причемъ подъискивалъ случаи, подходившіе къ ихъ собственному положенію. Разсказы доктора отличались своею занимательностью; достойный ученый, не поступаясь философской точкой зрѣнія, извлекалъ полезныя указанія изъ малѣйшихъ подробностей. Его неистощимая память никогда не измѣняла ему; Клоубонни приспособляль свои доктрины къ пониманію каждаго изъ присутствовавшихъ, приводилъ имъ на память факты, совершавшіеся при извѣстныхъ условіяхъ, и дополнялъ теорію своими личными соображеніями.

Можно сказать, что этотъ человѣкъ былъ душою небольшаго общества, душою, изъ которой истекали чувства прямоты и справедливости. Товарищи безусловно довѣряли доктору; онъ внушалъ уваженіе даже Гаттерасу, который, впрочемъ, искренно любилъ Клоубонни. Своими словами, образомъ дѣйствій, привычками онъ добился того, что существованіе этихъ пяти человѣкъ, покинутыхъ въ шести градусахъ отъ полюса, казалось совершенно естественнымъ. Когда докторъ говорилъ, можно было подумать, что онъ разсуждаетъ въ своемъ рабочемъ кабинетѣ въ Ливерпулѣ.

Насколько, однакожъ, положеніе нашихъ путешественниковъ отличалось отъ положенія людей, потерпѣвшихъ крушеніе у острововъ Тихаго океана, этихъ Робинзоновъ, интересной судьбѣ которыхъ почти всегда завидовали читатели! Въ самомъ дѣлѣ, плодородная почва и роскошная природа тропиковъ предоставляютъ человѣку массу различныхъ удобствъ. Въ этихъ прекрасныхъ странахъ достаточно нѣкоторой доли воображенія и труда, чтобы доставить себѣ матеріальное благосостояніе; природа идетъ тамъ на встрѣчу человѣку; охота и рыбная ловля удовлетворяютъ всѣ его нужды; деревья растутъ для него, пещеры даютъ ему безопасный пріютъ, журчащіе ручьи текутъ для того, чтобы онъ могъ утолять въ нихъ свою жажду; великолѣпныя тѣнистыя деревья защищаютъ отъ лучей солнца; жестокая стужа никогда не грозитъ ему во время теплыхъ зимъ; нечаянно оброненное на землю зерно черезъ нѣсколько мѣсяцевъ даетъ обильный плодъ, словомъ,– это полное счастіе внѣ общества. Кромѣ того, эти дивные острова, эти благодатныя страны расположены на путяхъ, посѣщаемыхъ кораблями. Поэтому, потерпѣвшіе крушеніе спокойно могутъ ждать минуты, которая должна исторгнуть ихъ изъ лона счастливой жизни.

Но какая разница въ условіяхъ жизни здѣсь, на берегахъ Новой Америки! Часто доктору приходила на мысль эта разница, но онъ хранилъ ее про себя и только проклиналъ свое невольное бездѣйствіе.

Клоубонни съ нетерпѣніемъ ждалъ оттепелей, чтобы начать свои экскурсіи, но вмѣстѣ съ тѣмъ не безъ страха видѣлъ приближеніе ихъ, предугадывая, что съ наступленіемъ весны между Гаттерасомъ и Альтамонтонъ возникнутъ прискорбныя пререканія. Чѣмъ бы кончилось соперничество этихъ двухъ лицъ, если-бы имъ удалось достигнуть полюса?

Необходимо было исподоволь склонить соперниковъ къ искренному соглашенію, къ честной общности мыслей. Но какъ трудно примирить американца съ англичаниномъ, т. е. людей, враждебныхъ другъ другу вслѣдствіе самого ихъ происхожденія, людей различія, изъ которыхъ одинъ былъ проникнутъ всѣмъ высокомѣріемъ британца, а другой одаренъ спекулятивнымъ, смѣлымъ и грубымъ духомъ своего народа!

Размышляя о безпощадномъ эгоизмѣ всѣхъ людей вообще, о національныхъ соперничествахъ, докторъ не могъ воздержаться не отъ того, чтобъ не пожать плечами (этого онъ никогда не дѣлалъ), а отъ того, чтобъ не поскорбѣть о человѣческихъ слабостяхъ.

Часто онъ бесѣдовалъ объ этомъ съ Джонсононъ. Старый морякъ и докторъ сходились во мнѣніяхъ въ этомъ отношеніи и спрашивали другъ у друга, какого образа дѣйствій слѣдовало придерживаться, путемъ какихъ уступовъ можно было достигнуть своей цѣли; оба предвидѣли въ будущемъ не мало непріятныхъ усложненій.

Между тѣмъ погода продолжала держаться дурная, такъ что не было возможности даже на одинъ часъ оставить фортъ Провидѣнія. Денъ и ночь приходилось сидѣть въ ледяномъ домѣ. Скучали всѣ, за исключеніемъ доктора, который всегда чѣмъ-нибудь занимался.

– Неужели нѣтъ возможности доставить себѣ здѣсь хоть бы малѣйшее развлеченіе? – сказалъ однажды вечеромъ Альтамонтъ. – Такая жизнь – не жизнь, а спячка пресмыкающихся, на цѣлую зиму забившихся въ свои норы.

– Это такъ,– отвѣтилъ докторъ. – Къ несчастію, насъ слишкомъ мало для того, чтобы можно было придумать для себя какого бы то ни было рода развлеченія.

– Слѣдовательно,– продолжалъ Альтамонтъ,– по вашему мнѣнію, намъ легче было бы бороться со скукою бездѣйствія, если бы насъ было больше?

– Безъ сомнѣнія. Зимуя въ полномъ комплектѣ въ полярныхъ странахъ, экипажи кораблей находили возможность не скучать.

– Очень бы мнѣ хотѣлось знать,– сказалъ Альтамонтъ,– какимъ образомъ добились они этого. Надо обладать очень изобрѣтательнымъ умомъ, чтобы въ такомъ положеніи найти хоть капельку удовольствія. Не думаю, чтобъ они предлагали другъ другу разгадывать шарады!

– Надобности въ этомъ не оказывалось. Но они ввели въ гиперборейскія страны два дѣйствительнѣйшихъ средства развлеченія: слово и театръ.

– Какъ? Они издавали газеты? – спросилъ Альтамонтъ.

– И давали театральныя представленія? – воскликнулъ Бэлль.

– Разумѣется, и находили въ этомъ истинное удовольствіе. Во время зимовки на островѣ Мельвиля, Парри предложилъ своему экипажу эти два рода развлеченія, и его предложеніе имѣло громадный успѣхъ.

– Очень бы мнѣ хотѣлось побывать тамъ,– сказалъ Джонсонъ. – Вѣроятно, это было очень любопытно.

– Любопытно и занимательно, Джонсонъ. Лейтенантъ Бичи сдѣлался директоромъ театра, а капитанъ Себайнъ – главнымъ редакторомъ Зимней Хроники или Газеты Сѣверной Георгіи.

– Хорошія названія,– замѣтилъ Альтамонтъ.

– Газета выходила по понедѣльникамъ, отъ 1-го ноября 1819 до 20-го марта 1820 года. Въ ней приводились всѣ выдающіеся эпизоды зимовки, охоты, различныя извѣстія, приключенія, говорилось о метеорологіи и температурѣ; газета заключала въ себѣ болѣе или менѣе занимательную хронику. Конечно, не слѣдовало искать въ ней остроумія Стерна или прекрасныхъ статей Daily Telegraph; но дѣлалось возможное и, главное, экипажъ развлекался. Читатели были невзыскательны, нетребовательны и, полагаю, никогда еще журналистъ не находилъ выполненіе своихъ обязанностей болѣе пріятнымъ.

– Право,– сказалъ Альтамонтъ,– очень было бы любопытно прочесть выдержки изъ этой газеты, статьи которой, по всѣму вѣроятію, отъ перваго до послѣдняго слова были холодны какъ ледъ.

– Ну, нѣтъ, отвѣтилъ докторъ. – Во всякомъ случаѣ, то, что показалось-бы нѣсколько наивнымъ Философскому Обществу Ливерпуля или Лондонскому Институту Изящной Словесности, вполнѣ удовлетворяло невзыскательный и погребенный подъ снѣгомъ экипажъ. Не хотите-ли сами убѣдиться въ этомъ?

– Какъ? Неужели, въ случаѣ надобности, память позволила-бы вамъ…

– Нѣтъ, но на бортѣ Porpoise'а я нашелъ путешествія Парри, и мнѣ остается лишь прочитать вамъ собственный разсказъ знаменитаго мореплавателя.

– Сдѣлайте милость: вскричали товарищи доктора.

– Ничего не можетъ быть легче.

Клоубонни взялъ требуемую книгу въ шкафѣ, стоявшемъ въ залѣ, и безъ труда нашелъ мѣсто, о которомъ шла рѣчь.

– Вотъ, сказалъ онъ,– нѣсколько выдержекъ изъ Газеты Сѣверной Георгіи. Это письмо къ главному редактору:

«Мы съ истиннымъ удовольствіемъ отнеслись къ вашему намѣренію основать газету. Мы увѣрены, что подъ вашею редакціею газета доставитъ намъ не мало развлеченія и во многихъ отношеніяхъ облегчитъ бремя тѣхъ ста дней мрака, на которые мы обречены.

«Интересъ, внушаемый газетой лично мнѣ, заставилъ меня обратить вниманіе на впечатлѣніе, произведенное вашимъ объявленіемъ на наше общество. Прибѣгая къ выраженію, освященному лондонскою прессою, могу васъ увѣрить, что дѣло это произвело въ публикѣ глубокую сенсацію.

«Послѣ вашего объявленія, на другой-же день, на бортѣ корабля послѣдовалъ необычный и никогда небывалый спросъ на чернила. Зеленое сукно нашихъ столовъ въ одинъ мигъ покрылось массою обрѣзковъ перьевъ, въ великому прискорбію одного изъ нашихъ служителей, который, желая убрать ихъ, загналъ себѣ подъ ноготь одинъ изъ этихъ обрѣзковъ.

«Наконецъ, изъ вполнѣ достовѣрнаго источника мнѣ извѣстно, что сержантъ Мартинъ наточилъ никакъ не менѣе девяти перочинныхъ ножиковъ.

«Всѣ столы наши трещатъ подъ необычною тяжестью письменныхъ пюпитровъ, уже два мѣсяца не видѣвшихъ свѣта божьяго. Говорятъ даже, будто хляби трюма многократно разверзались и извергали изъ нѣдръ своихъ не малое количество дестей бумаги, никакъ не ожидавшей, что ей такъ скоро придется выйти изъ отраднаго покоя.

Долгомъ считаю заявить вамъ, что я заподозрилъ кое-кого въ поползновеніи; опустить въ вашъ редакціонный ящикъ статьи, которыя никакъ не могутъ соотвѣтствовать вашимъ цѣлямъ, какъ по недостатку характеристическихъ особенностей и полному отсутствію оригинальности, такъ и потому еще, что ихъ нельзя считать вполнѣ неизданными. Смѣло утверждаю, что не дальше какъ вчера видѣли одного писателя, который, наклонившись надъ пюпитромъ, въ одной рукѣ держалъ томъ Зрителя, а въ другой чернилицу съ чернилами, разогрѣвая послѣднія на лампѣ. Нечего и говорить, что вы должны остерегаться подобнаго рода злокозненныхъ ухищреній. На столбцахъ Зимней Хроники не должны появляться статьи, читанныя нашими предками за завтракомъ, сто лѣтъ тому назадъ».

– Прекрасно, сказалъ Альтамонтъ, когда докторъ окончилъ чтеніе. – Дѣйствительно, это очень забавно; заключая по всему, авторъ письма былъ разбитной малый.

– Именно – разбитной, отвѣтилъ докторъ.– A вотъ не лишенное юмора объявленіе:

«Требуется среднихъ лѣтъ особа хорошаго поведенія, для туалета актрисъ «Королевскаго Театра Сѣверной Георгіи», за приличное вознагражденіе; чай и пиво – по требованію. Адресоваться въ театральный комитетъ. NB. Предпочтеніе дается вдовѣ».

– Однакожъ, наши соотечественники были ребята того… веселые… сказалъ Джонсонъ.

– И вдова нашлась? спросилъ Бэлль.

– Кажется, что нашлась, отвѣтилъ докторъ, – потому что вотъ отвѣтъ театральному комитету:

«Господа, я – вдова; мнѣ двадцать шесть лѣтъ отъ роду и я могу представить несомнѣнныя удостовѣренія на счетъ моего поведенія и моихъ способностей. Но, прежде чѣмъ принять на себя заботы относительно туалета актрисъ вашего театра, я хотѣла-бы знать, намѣрены-ли онѣ носить штаны и дадутъ-ли мнѣ въ помощь нѣсколько дюжихъ матросовъ, чтобы затягивать и зашнуровывать корсеты этихъ дамъ. Затѣмъ, вы можете разсчитывать на готовую къ услугамъ.

А. Б.»

«PS. Не найдете-ли возможнымъ замѣнить пиво водкою?»

– Браво! вскричалъ Альтамонтъ. – Я какъ-бы вижу этихъ горничныхъ, которыя при помощи ворота зашнуровываютъ актрисъ. Веселый народъ были эти сотоварищи капитана Парри.

– Какъ и всѣ, достигшіе своей цѣли, отвѣтилъ Гаттерасъ.

Сдѣлавъ это замѣчаніе, капитанъ снова погрузился въ свое обычное молчаніе. Докторъ, не желавшій распространяться на счетъ этого предмета, продолжалъ чтеніе.

– A вотъ картина арктическихъ невзгодъ, сказалъ онъ. – Ее можно-бы разнообразить до безконечности, но здѣсь встрѣчаются довольно мѣткія замѣчанія. Судите сами:

«Выйдти утромъ, чтобъ подышать свѣжимъ воздухомъ и, спустившись съ корабля,– очутиться въ проруби.

«Отправиться на охоту, подойти къ великолѣпному оленю, прицѣлиться, спустить курокъ и испытать ужаснѣйшую непріятность, происшедшую вслѣдствіе отсырѣвшаго на полкѣ пороха.

«Отправиться въ путь съ кускомъ мягкаго хлѣба въ карманѣ, почувствовать аппетитъ и убѣдиться, что хлѣбъ на столько затвердѣлъ отъ мороза, что можетъ искрошить вамъ зубы, но послѣдніе ни въ какомъ случаѣ не въ состояніи будутъ искрошить хлѣбъ.

«Поспѣшно выйдти изъ-за стола при извѣстіи, что въ виду корабля проходитъ волкъ, и по возвращеніи убѣдиться, что обѣдъ вашъ съѣденъ другими.

«Возвращаться съ прогулки, предаваясь глубокимъ и полезнымъ размышленіямъ, и вдругъ очутиться въ объятіяхъ медвѣдя».

– Какъ видите, друзья мои, сказалъ докторъ,– мы и сами не затруднились-бы измыслить и другаго рода невзгоды полярной жизни; но разъ испытавъ подобныя бѣдствія, разсказывать о нихъ становится уже удовольствіемъ.

– Какъ-бы то ни было, сказалъ Альтамонтъ,– а «Зимняя Хроника» – газета преинтересная, и очень жаль, что мы не можемъ подписаться на нее.

– A если-бы мы попробовали издавать собственную газету? спросилъ Джонсонъ.

– Въ пятеромъ-то? воскликнулъ докторъ. – Насъ всѣхъ едва-ли хватитъ для занятія должностей однихъ редакторовъ, вслѣдствіе чего число читателей оказалось-бы положительно недостаточнымъ.

– Равно, какъ и число зрителей, если-бы намъ вздумалось давать драматическія представленія, замѣтилъ Альтамонтъ.

– Кстати, докторъ, сказалъ Джонсонъ,– разскажите намъ что-нибудь о театрѣ капитана Парри. Исполнялись-ли на его сценѣ новѣйшія пьесы?

– Разумѣется. Сначала были пущены въ ходъ два тома собранія драматическихъ сочиненій, находившихся на кораблѣ, и представленія давались по понедѣльникамъ, чрезъ каждыя двѣ недѣли. Но вскорѣ репертуаръ истощился, импровизированные драматурги принялись за дѣло, и самъ Парри, по случаю праздника Рождества Христова, сочинилъ вполнѣ подходящую комедію, имѣвшую громадный успѣхъ подъ названіемъ: «Сѣверо-западный проходъ» или «Конецъ путешествія».

– Превосходное названіе, отвѣтилъ Альтамонтъ,– но если-бы мнѣ привелось заняться такого рода сюжетомъ, то, признаюсь, я очень-бы затруднился на счетъ развязки.

– Вы правы, сказалъ Бэлль,– кто знаетъ, чѣмъ все это можетъ кончиться.

– Но зачѣмъ-же думать о послѣднемъ актѣ, если первые идутъ хорошо? вскричалъ докторъ. – Предоставимъ все Провидѣнію, друзья мои; будемъ исполнять наши роли по мѣрѣ нашихъ силъ, но какъ развязка принадлежитъ Творцу всего сущаго, то не будемъ сомнѣваться въ Его искусствѣ. Онъ съумѣетъ помочь намъ.

– Уже поздно; пора и на боковую,– сказалъ Джонсонъ.

– Вы черезчуръ спѣшите, другъ мой, замѣтилъ докторъ.

– Что прикажете, докторъ! Лежа въ постели, я чувствую такую отраду! Къ тому-жъ мнѣ всегда видятся пріятные сны грезятся теплыя страны, такъ что, говоря по правдѣ, одна половина моей жизни проходитъ подъ экваторомъ, а другая – подъ полюсомъ.

– Что за счастливая у васъ организація, сказалъ Альтамонтъ.

– Именно,– отвѣтилъ Джонсонъ.

– Въ такомъ случаѣ,– добавилъ докторъ,– было бы грѣшно мучить добрѣйшаго Джонсона. Его ждетъ тропическое солнце. Пойдемъ спать.