Мне тебя обещали

7

Отари, как фокусник, держит за уши белого зайца с красными глазами, товар демонстрирует, мол, побалуйте себя свежей крольчатиной, только кивните, и я мигом разделаюсь с заветной тушкой. «Я их кабачками подкармливаю. От них мясо делается особенно мягким и сочным. Ну же, берите!» У Отари седые бакенбарды, хищные глаза. Он мечтает умереть в одной из глухих деревушек Ливана, где провел одно лето из своего детства. Там не смотрят телевизор, не пользуются мобильными телефонами. «Почему именно там?» – «Там я в первый раз влюбился». А еще Отари всегда глубокомысленно отвечает на вопрос «как поживаете?». Например, откладывает в сторону газету и с театральной мимикой отвечает: «И на безрыбье – жопа соловей!»

Я молча протягиваю ему деньги, забираю кролика. Он был последний в коробке, наверняка его сегодня зарезали бы. Пара грязных банкнот – цена одной жизни. Да, это всего лишь кролик, но даже в их, казалось бы, обреченных жизнях участвует судьба. Из коробки с дюжиной ушастых братьев выжил только тот, что сейчас дрожит в моей плетеной сумке. Почему я его выкупил? Чтобы оправдать свое отчаяние? Каждая проходящая минута – это уходящий шанс изменить многое, если не все. Но всегда легче что-либо поменять в чужой жизни, не в своей. Я и не стремлюсь быть счастливым, предпочитаю просто жить. Высокие планки чаще всего темные приманки.

Мы идем с кроликом домой, он пригрелся у меня под боком. Уже не дрожит. Во дворе молодая соседка-американка Джулия гуляет с маленькой дочерью. Они въезжали в наш дом в тот день, когда ко мне переезжала она. Мы долго в приступе взаимной вежливости уступали друг другу грузовой лифт. В итоге он никому не достался – что-то замкнуло, отключили свет. А мы еще два часа сидели в фойе подъезда на чемоданах и ящиках, болтали и даже заказали пиццу из ближайшего ресторанчика.

«Джулия, простите, когда у вашей дочери день рождения?» – «О, в эту среду! Завтра будем печь абрикосовый кейк, заходите в гости». – «Постараюсь. А можно я заранее преподнесу ей подарок?» Я приоткрываю свою корзинку, и они обе охают. Ошалевший от новых впечатлений кролик быстро успокаивается в объятиях кучерявой малышки… Сегодня вечером оттепель и грязь со снегом, но запах такой свежий, весенний. Я, кажется, даже почувствовал аромат жасмина, это было так непривычно, что я остановился и пару минут вертел головой.

Иногда кажется, что я совсем ничего не достиг. Что упущений и потерь было больше, чем достижений и побед. Это чувство настолько отвратительно, что я старательно избегаю любого на него намека. Не брать в голову – незачем подпускать его так близко. Я понимаю, что прячу голову в песок, обманываю самого себя, и в этом есть что-то патологическое. Мне вообще сложнее оглянуться назад, чем смотреть вперед. В конце концов, не знать, что тебя ждет, – самый что ни на есть концентрированный кайф. Единственный способ узнать – попробовать. В таких мыслях я нахожу временное успокоение.

Захожу в лифт и чувствую запах кролика. Как он на новом месте? А меня ждут безмолвный дом, горячий душ, сигарета на пустой кухне, где из звуков только дыхание и шум закипающего чайника. Порой кажется, что он – единственное существо, которое чувствует меня таким, какой я есть, тогда как каждый видит таким, каким кажусь.

В жизни люди периодически рассыпаются на кусочки, а потом собираются, и получается новая картинка. Не знаю, какая я картинка, – я все время по кусочкам. Иногда они крупнее, и тогда я чувствую себя лучше, и кажется, что вот-вот наступит какое-то гармоничное благоразумие. А иногда они такие мелкие, что я вообще не понимаю, что делать с этими крошками. Изматывает. Мне хотелось бы выпрямить спину, не горбиться – так бы жить всегда. Но вечером я возвращаюсь домой, понимаю, что не нашел ответов за день, и снова рассыпаюсь. Жизнь врассыпную. Вплоть до финального свистка.