Лунный камень

Глава V

Когда мы остались одни, первое, что я сделал, это предпринял третью попытку встать с песка. Мистер Франклин остановил меня.

– У этого ужасного места есть одно преимущество, – сказал он. – Оно полностью в нашем распоряжении. Не вставайте, Беттередж, я хочу вам кое-что сказать.

Пока он говорил, я смотрел на него, пытаясь разглядеть в сидящем рядом со мною мужчине мальчика, которого я когда-то знал. Мужчина озадачил меня. Как я ни всматривался, румяных мальчишеских щек было видно не больше, чем коротенького мальчишеского сюртучка. Кожа его побледнела, нижняя часть лица, к моему удивлению и разочарованию, была покрыта курчавой каштановой бородой и усами. Он производил впечатление человека порывистого и темпераментного, весьма приятное, нужно сказать, однако в нем не осталось ничего от былой непринужденности. Хуже того, он обещал сделаться высоким и не сдержал обещания. Он был строен и хорошо сложен, но ему не хватало двух-трех дюймов до среднего роста. Короче говоря, он совершенно сбил меня с толку. Минувшие годы не оставили от его прежней личности и следа, кроме разве что ясного, прямого взгляда. В глазах его мне увиделся наш милый мальчик, и на этом я решил завершить исследование.

– Добро пожаловать в родные места, мистер Франклин, – сказал я. – Мне вас тем более радостно видеть, сэр, что вы приехали на несколько часов раньше, чем мы ждали.

– У меня была причина приехать раньше, чем вы меня ждали, – ответил мистер Франклин. – Я подозреваю, что в Лондоне за мной следили последних три-четыре дня, и я сел на утренний поезд, а не на дневной, для того чтобы отделаться от одного мрачного на вид незнакомца.

Эти слова очень удивили меня. Они мгновенно заставили меня вспомнить трех бродячих фокусников и убежденность Пенелопы в том, что те задумали совершить что-то недоброе по отношению к мистеру Франклину Блейку.

– Кто за вами следил, сэр? И зачем? – поинтересовался я.

– Расскажите про трех индусов, которых вы встретили сегодня, – попросил мистер Франклин, не обратив внимания на мой вопрос. – Вполне возможно, Беттередж, что мой незнакомец и ваши индусы окажутся кусочками одной головоломки.

– Как вы узнали про фокусников, сэр? – спросил я, нагромождая вопрос на вопрос, что, признаю, было не очень-то вежливо. Но чего ожидать от бедной человеческой натуры? Не ждите многого и от меня.

– Я встретился с Пенелопой в доме, и она мне рассказала, – пояснил мистер Франклин. – Ваша дочь, Беттередж, обещала стать очаровательной девушкой и стала ею. У Пенелопы небольшие уши и небольшие ступни. Покойная миссис Беттередж тоже обладала этими бесценными достоинствами?

– Покойная миссис Беттередж обладала множеством недостатков, сэр, – ответил я. – Одним из них, если позволите об этом упомянуть, было неумение заниматься чем-то серьезно. Она скорее походила на муху, чем на женщину, не могла ни на чем сосредоточиться.

– Мы бы с ней отлично поладили, – сказал мистер Франклин. – Я тоже все никак не могу ни на чем остановиться. Беттередж, вы стали еще остроумнее, чем прежде. Ваша дочь сказала то же самое, когда я ее расспрашивал про трех фокусников. «Отец вам все расскажет, сэр. Для своего возраста он чудесный человек и изумительный рассказчик», – так выразилась Пенелопа. При этом на щеках у нее проступил божественный румянец, и даже уважение, которое я испытываю к вам, не помешало мне… Впрочем, не важно. Я знал ее, когда она была ребенком, и от этого она не сделалась для меня хуже. Но давайте серьезно. Чем занимались эти фокусники?

Я был несколько недоволен дочерью. Не из-за того, что она позволила мистеру Франклину поцеловать себя – в этом ничего такого нет, – а из-за того, что заставила меня пересказывать эту глупую историю. Но делать было нечего, пришлось описывать все обстоятельства. Радость мистера Франклина скоро испарилась. Он слушал меня, хмуря брови и пощипывая бороду. Когда я закончил, он повторил два вопроса, заданных главарем фокусников мальчику, должно быть, для того, чтобы получше их запомнить.

– «По этой дороге к дому или по какой-либо другой английский джентльмен будет идти сегодня?» «У английского джентльмена это с собой?» Я полагаю, – сказал мистер Франклин, доставая из кармана запечатанный бумажный конверт, – что «это» означает вот это. А «вот это», Беттередж, означает знаменитый алмаз моего дяди Гернкастла.

– О боже, сэр! – воскликнул я. – Как к вам попал алмаз этого нечестивца полковника?

– Этот нечестивец полковник в завещании указал, что алмаз должен быть подарен моей кузине Рейчел в день ее рождения, – ответил мистер Франклин. – И мой отец как душеприказчик нечестивца полковника поручил мне привезти его сюда.

Если бы море, которое в тот миг мягко шуршало по Зыбучим пескам, на моих глазах вдруг превратилось в сухую землю, вряд ли я изумился бы сильнее, чем услышав слова мистера Франклина.

– Полковник оставил алмаз мисс Рейчел! – воскликнул я. – И ваш отец, сэр, душеприказчик полковника? Я был готов держать пари на что угодно, что ваш батюшка, мистер Франклин, к полковнику и щипцами бы не притронулся.

– Сильно сказано, Беттередж. Что с полковником было не так? Это вы жили с ним в одно время, не я. Расскажите, что вам о нем известно, а я расскажу вам, как отец стал его душеприказчиком, и не только это. В Лондоне я кое-что узнал о дяде Гернкастле и его алмазе. Как по мне, это отвратительные вещи, и я хотел бы знать, подтвердите ли вы их. Только что вы назвали его «нечестивцем». Поройтесь в памяти, друг мой, и скажите – почему.

Я видел, что он искренен, поэтому рассказал.

Далее последует основная суть моего рассказа, записанная исключительно ради вас. Обратите на нее внимание, чтобы не оказаться в растерянности, когда мы углубимся в повествование. Выбросьте из головы детей, обед, новую шляпку, в общем, все постороннее. Попытайтесь, если получится, забыть про политику, лошадей, цены в Сити и клубные обиды. Надеюсь, вы правильно отнесетесь к этой моей вольности. Просто для меня это способ привлечь ваше, любезный читатель, внимание. Боже! Разве я не видел в ваших руках величайших авторов, разве не знаю я, как отвлекается внимание, когда этого просит книга, а не человек?

Чуть раньше я рассказывал об отце своей хозяйки, лорде с вспыльчивым характером и длинным языком. Всего у него было пятеро детей. Начал он с двух сыновей, потом, когда прошло довольно много времени, на его жену снова снизошла плодовитость, и настолько быстро, насколько позволяет природа вещей, одна за другой появились три леди – моя хозяйка, как уже отмечалось, была младшей и лучшей из них. Из двух сыновей старший, Артур, унаследовал титул и поместья. Второй, высокородный Джон, унаследовал от одного из родственников внушительное состояние и ушел в армию.

Говорят, скверная птица пачкает свое гнездо. Благородный род Гернкастлов я считаю своим гнездом и почту за милость, если мне будет позволено не вдаваться в подробности жизни высокородного Джона. Я искренне считаю его величайшим подлецом, когда-либо жившим на свете, ни больше ни меньше. Армейскую службу он начал с гвардейского полка и, когда ему еще не исполнилось двадцати двух, вынужден был уйти из гвардии – не спрашивайте почему. В армии строгие правила, а для высокородного Джона они оказались слишком строгими. Он отправился в Индию, чтобы проверить, насколько строги правила там, и попробовать себя в настоящем деле. Что касается отваги, нужно отдать ему должное, тут он был смесью бульдога, бойцового петуха и еще немного дикаря. Вскоре он перевелся в другой полк, а потом в еще один. В третьем полку он был произведен в чин полковника, получил солнечный удар и вернулся в Англию.

Вернулся он с такой репутацией, что перед ним закрылись двери всех родственников. Моя хозяйка (тогда только что вышедшая замуж) первая выступила против него и заявила (разумеется, с согласия сэра Джона), что ноги брата не будет ни в одном ее доме. Люди сторонились полковника по многим причинам, и на совести его было не одно пятно, но здесь я буду говорить только о том, которое оставил на ней алмаз.

Выше уже было сказано, что он завладел индийской драгоценностью путем, о котором впоследствии, несмотря на все свое бесстрашие, не осмеливался никому рассказывать. Продать ее он не пытался – нужды в деньгах он не испытывал, да и, нужно снова отдать ему должное, деньги не были для него главным. С камнем никогда не расставался, он даже не показал его ни одной живой душе. Одни говорили, что он боялся, как бы это не навлекло на него неприятностей с военным начальством; другие (те, кто, как видно, очень плохо знал его истинный характер) полагали, что он не показывал его, опасаясь, что это может стоить ему жизни.

Последнее предположение, возможно, не было лишено крупицы истины. Было бы несправедливо утверждать, что он боялся, но в Индии его жизнь дважды подвергалась опасности, и многие не сомневались, что причиной тому был Лунный камень. Когда он вернулся в Англию и все стали его избегать, в этом тоже увидели влияние Лунного камня. Тайна жизни полковника начала мешать ему самому и сделала его, так сказать, изгоем среди соотечественников. Мужчины не пускали его в клубы, женщины – далеко не одна – отвечали отказом на его предложения, друзья и родственники в одночасье сделались близорукими, перестав замечать его на улице.

Кто-то другой, оказавшись в таких условиях, попытался бы оправдаться в глазах окружающих, но у высокородного Джона не было в привычках сдаваться, даже если он был неправ и настроил против себя весь свет. Он держал алмаз при себе в Индии, чтобы показать, что не боится убийства. В Англии он оставил алмаз при себе, чтобы показать, что не боится общественного мнения. Вот портрет этого человека в двух словах: строптивый характер и лицо, хоть и красивое, но с дьявольщинкой.

Время от времени до нас доходили разные слухи о нем. Иногда говорили, что он стал курить опиум и занялся собиранием старинных книг; порой сообщали, что он начал проводить какие-то странные химические опыты; иногда его видели веселящимся и пьющим с самыми низкими людьми в самых низких лондонских трущобах. Как бы то ни было, полковник вел уединенную, порочную и скрытную жизнь. После его возвращения в Англию я встречался с ним лицом к лицу лишь один-единственный раз.

Примерно за два года то того времени, которое я сейчас описываю, и примерно за полтора года до своей смерти полковник неожиданно явился в лондонский дом моей хозяйки. Случилось это в день рождения мисс Рейчел, двадцать первого июня, вечером, когда, как обычно, были приглашены гости. Лакей сообщил мне, что меня желает видеть какой-то джентльмен. Выйдя в переднюю, я увидел полковника, изнуренного, постаревшего и жалкого, но, как всегда, наглого и озлобленного.

– Ступайте к моей сестре, – сказал он, – и передайте, что я пришел поздравить племянницу с днем рождения.

До этого он уже несколько раз писал миледи, пытаясь помириться с нею, но лишь для того (и я в этом твердо убежден), чтобы досадить ей. Однако пришел он в ее дом впервые. Меня так и подмывало ответить ему, что у хозяйки гости, но дьявольское выражение его лица меня остановило. Я поднялся с его поручением наверх, оставив полковника, как он пожелал, в передней. Остальные слуги боязливо поглядывали на него со стороны, словно он был ходячей машиной разрушения, начиненной порохом и картечью и готовой взорваться в любое мгновение.

Миледи тоже наделена фамильной горячностью, хоть и совсем немножко.

– Ответьте полковнику Гернкастлу, – сказала она, когда я передал ей послание брата, – что мисс Вериндер занята, а я отказываюсь его принимать.

Зная, что полковнику чужда свойственная джентльменам сдержанность, я попытался уговорить хозяйку дать более вежливый ответ, но куда там! Фамильная горячность выплеснулась на меня.

– Вы же знаете, – сказала миледи, – когда мне нужен ваш совет, я всегда его у вас прошу. Сейчас я не просила.

Я спустился в переднюю и передал ее ответ, осмелившись облечь его в новую, несколько измененную форму:

– Миледи и мисс Рейчел сожалеют, но сейчас они заняты, полковник, и не будут иметь чести увидеться с вами.

Я ожидал, что после такого ответа, пусть даже столь вежливого, он взорвется, но, к моему удивлению, ничего подобного не случилось; напротив, он встревожил меня неестественным спокойствием. Его ярко сверкающие серые глаза на миг остановились на мне, и он рассмеялся, но не как все люди – открыто, а как будто для себя одного, таким тихим, каркающим, злым и оттого страшным смешком.

– Спасибо, Беттередж, – сказал он. – Я запомню день рождения своей племянницы. – С этими словами он развернулся и вышел из дома.

Когда наступил следующий день рождения, мы узнали, что он прикован к постели. Спустя полгода, то есть за полгода до событий, которые я сейчас описываю, миледи получила письмо от одного очень уважаемого служителя церкви. В нем сообщались удивительные семейные новости. Во-первых, полковник на смертном одре простил свою сестру. Во-вторых, он простил всех остальных и встретил весьма назидательный конец. Я (несмотря на епископов и все духовенство) питаю неподдельное уважение к церкви, но в то же время твердо убежден, что дьявол остался безраздельным властителем высокородного Джона, и последним гнусным поступком в жизни этого гнусного человека, при всем к вам уважении, был обман священника!

Вот, в общем и целом, что мне пришлось рассказать мистеру Франклину. Я обратил внимание на то, что чем дольше я говорил, тем внимательнее он меня слушал. А еще рассказ о том, как полковник был изгнан из дома сестры в день рождения его племянницы, кажется, поразил мистера Франклина, как выстрел, попавший в цель. Хоть он и не признавал этого, его лицо совершенно отчетливо указывало на то, что я заставил его разволноваться.

– Что ж, вы изложили свой рассказ, Беттередж, – промолвил он, – теперь моя очередь. Однако, прежде чем я расскажу, что мне удалось узнать в Лондоне и как я оказался вовлечен в эту историю с алмазом, я хочу узнать одну вещь. Мой старый друг, судя по вашему лицу, вам непонятна цель нашего разговора. Обманывает ли меня оно?

– Нет, сэр, – ответил я. – Мое лицо, во всяком случае в этот раз, не лжет.

– Тогда, – сказал мистер Франклин, – я, пожалуй, введу вас в курс дела, прежде чем мы продолжим. Я вижу три очень серьезных вопроса, связанных с подарком полковника моей кузине Рейчел. Слушайте меня внимательно, Беттередж, и считайте, загибая пальцы, если это вам поможет.

Мистер Франклин явно получал удовольствие, показывая, каким умным он может быть, что чудесным образом напомнило мне былые времена, когда он был мальчиком.

– Вопрос номер один: был ли алмаз полковника предметом заговора в Индии? Вопрос номер два: последовал ли заговор за алмазом полковника в Англию? Вопрос номер три: знал ли полковник о том, что заговор последовал за алмазом, и умышленно ли переложил неприятности и опасность на свою сестру через ее невинное дитя? Вот к чему я веду, Беттередж. Но я не собираюсь вас пугать.

Спору нет, хорошо, что он об этом сказал, только я уже испугался.

Если он был прав, это означало, что в жизнь нашего тихого английского дома вдруг вторгся дьявольский индийский алмаз, принеся за собой негодяев-заговорщиков, натравленных на нас местью мертвеца. Таким представилось мне наше положение после последних слов мистера Франклина. Слыханное ли дело! В девятнадцатом веке, заметьте, в эпоху прогресса и в стране, пользующейся благами британской конституции! Никто о таком никогда не слыхивал, и, следовательно, вряд ли кто-то в это поверит. Впрочем, несмотря ни на что, я продолжу повествование.

Когда вас неожиданно настигает тревога, как произошло сейчас со мною, в девяти случаях из десяти вы чувствуете ее в желудке. Когда это случается, ваше внимание отвлекается и вы начинаете ерзать. Я молча ерзал, сидя на песке. Мистер Франклин заметил, как я борюсь со смятением в желудке или, если хотите, в душе – а это одно и то же, – и, остановившись, когда уже собрался приступить к рассказу, резко спросил:

– Что это с вами?

Что было со мной? Ему я этого не сказал, но вам по секрету скажу. Мне захотелось закурить трубку и почитать «Робинзона Крузо».