Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава четвертая
Нужно идти по жизни, глядя вперед, но понять ее можно, только оглянувшись назад.
Декабрь, 1985 г.
В понедельник день не задался с самого начала. Рано утром я должен был встретиться с очень важным клиентом, но когда уже выбегал из дома, Кейт напомнила, что я обещал отвезти Ханну в школу. Мы договорились об этом еще на прошлой неделе, чтобы Кейт могла попасть в больницу к восьми утра. Я совсем забыл.
В результате клиенту пришлось ждать меня добрых двадцать пять минут, и ему это совершенно не понравилось. Затем я получил счет из автомастерской, где мне недавно чинили тормоза. Мастерскую, находившуюся у черта на рогах, порекомендовала мне Гвен. Отремонтировали они быстро и сказали, что гарантируют качество, но при виде счета я вскипел. Они думают, если я езжу на приличной машине, то готов сорить деньгами! Они полагают, что могут вписать в мой счет свои рождественские подарки! В обеденный перерыв, вместо того чтобы поесть, я отправился в автосервис. Я им покажу, как обсчитывать клиентов! В мастерской меня встретила секретарша, и я попросил ее пригласить механика, который работал с моей машиной. Она вызвала мужчину, на его комбинезоне было вышито имя Джек.
– Джек, – начала секретарша, – это Роберт Лейтон, и у него есть какие-то вопросы относительно ремонта его автомобиля.
– Спасибо, Джинни. Я к вашим услугам, мистер Лейтон, – вежливо обратился ко мне Джек.
По выражению моего лица он понял, что я недоволен.
– Вы обслуживали мою машину… Джек, не так ли?
– Да, Джек. Мы работали вместе с Карлом.
– Кто такой Карл? – взбеленился я.
– Один из владельцев мастерской. Он занимается «мерседесами» уже более двадцати лет.
– Полагаю, за это время он кое-чему научился, не так ли, Джек?
Бедняга морщился каждый раз, когда я произносил его имя. У меня был плохой день, но с меня взяли огромные деньги за обслуживание, и я хотел знать, за что заплатил. Я никому не позволю водить меня за нос.
– Если с вашей машиной по-прежнему что-то не в порядке, мистер Лейтон, то мы с удовольствием взглянем на нее еще раз.
– Принимая во внимание счет, который вы мне выставили, Джек, я никогда не смогу рассчитаться с вами, если вы еще раз «взглянете» на нее.
Я бросил счет на стол. Секретарша уставилась на телефон, словно мечтая, чтобы он зазвонил.
– Вы не хотите объяснить, откуда взялись эти цифры?
Джек внимательно перечитал счет, сверяя список выполненных работ с прейскурантом.
– Мистер Лейтон, здесь все правильно.
– Все правильно, Джек? – возмутился я. – Посмотрите на общую сумму!
– Наши цены гораздо ниже, чем у большинства конкурентов, – заверил меня автомеханик.
– Ниже, чем у конкурентов? Двести семьдесят пять долларов за ремонт передних тормозов? В автосалоне обошлось бы дешевле!
Джек переминался с ноги на ногу, а Джинни начала рыться в ящике стола.
– У вашего «мерседеса» вышли из строя оба передних тормозных диска, – стал объяснять Джек. – Мы сняли их, вычистили тормозной механизм и поставили новые. Иногда бывает достаточно проточить диски, но в вашем случае это было невозможно: слишком сильно они деформировались. И мы бесплатно отрегулировали развал-схождение колес.
– Ах вот оно что! – Я развел руками. – Если бы я знал, то не поехал бы в такую даль разбираться.
Джинни залезла головой в ящик, а Джек сделал глубокий вдох и еще раз попробовал меня успокоить.
– Если при торможении вы по-прежнему ощущаете вибрацию, то можете оставить машину, и мы все исправим.
– Большое спасибо, – отрезал я, вырывая из его рук злосчастный счет. – Как я уже говорил, ваши услуги мне не по карману. Вы, наверное, решили, что раз на дворе Рождество, то можно поднимать цены, как вам заблагорассудится, особенно если у человека приличная машина…
Уже в дверях я обернулся и добавил:
– Кстати, Джек, не забудьте передать Карлу, что я к вам больше ни ногой.
И с грохотом захлопнул за собой дверь.
Сильвия проверила пульс Мэгги и осторожно погладила исхудавшую руку, лежащую поверх одеяла. Она посмотрела на фотографию, стоявшую на каминной полке.
В этой хрупкой, истощенной женщине лишь с большим трудом можно было узнать жизнерадостную красавицу на снимке. Потом Сильвия поменяла капельницу и аккуратно помассировала руки и ноги пациентки. Массаж не входил в ее обязанности, но Сильвия считала, что ласковые прикосновения бывают нужнее, чем лекарства. Рыжеволосая медсестра была старше Мэгги на десять-пятнадцать лет и обладала добрым, чутким нравом. Мэгги она очень нравилась.
– Спасибо, Сильвия, – с улыбкой проговорила она.
У Сильвии бывали разные пациенты. Некоторые из них яростно сопротивлялись смерти до самого конца: пинались, кричали, метались на постели. Но бывали и другие, которые хотя и огорчались предстоящей разлуке с близкими, но смотрели в лицо смерти без страха и встречали неизбежный конец со странным спокойствием… будто зная что-то. Такой была Мэгги.
– Не за что, малышка. Как ты себя чувствуешь? – спросила Сильвия, заранее понимая ответ.
– Хорошо.
Медсестра знала, что больные на последней стадии рака яичников не могут чувствовать себя хорошо.
– А ты не обманываешь меня, а? – поддразнила она Мэгги. – Не люблю, когда говорят неправду.
– Мне хорошо. Правда.
– Ой, чуть не забыла! – воскликнула Сильвия и кинулась к своей сумке. – Вчера вечером я кое-что нашла. Смотри, это цвета Рождества.
Она сняла с лысой головы Мэгги синий шарф и повязала вместо него новый, красно-зеленый, расправив концы так, что они спадали по плечам.
– Ах, как красиво! Глаза просто заиграли. Сейчас принесу зеркало, посмотришь.
– Спасибо, Сильвия, – сказала Мэгги, улыбаясь своему отражению. – Вчера мне приснилось, что у меня снова есть волосы.
– Да ты что? – засмеялась Сильвия. Другим ее пациенткам тоже снились такие сны.
– Только во сне они были длинные и рыжие, как у тебя, – добавила Мэгги. – Я ехала в кабриолете, а волосы развевались на ветру…
Мэгги запнулась, вспомнив, что у нее больше никогда не будет длинных волос и она никогда не сядет за руль машины с открытым верхом. Сильвия погладила ее по щеке.
К кровати притопала Рейчел и потянулась к маме.
– На ручки, – потребовала она.
Девочка часто просилась к маме, чтобы та погладила ее по спинке или пощекотала ладошки. Поначалу Эвелин беспокоилась: Рейчел будет вертеться и может сделать Мэгги больно. Еще больше она волновалась, когда Сильвия устанавливала капельницу: вдруг Рейчел вырвет иглу. Эвелин пробовала отучить девочку от привычки забираться к маме на кровать, но та проявляла настойчивость. Тогда вмешивалась Мэгги:
– Ничего, пусть посидит.
Довольная Рейчел прижималась к маме и замирала.
– Ладно, крошка, – Сильвия подняла девочку на кровать. – Садись рядом с мамочкой.
Мэгги обняла дочку и начала рассказывать сказку про Золушку и прекрасного принца.
Сильвия отметила что-то в медицинской карте и стала собираться домой.
– До завтра, – попрощалась она с Эвелин.
– Спасибо, Сильвия, – ответила та, провожая медсестру к выходу.
– До свидания, Мэгги, – крикнула Сильвия. – Пока, крошка Рейчел!
Эвелин закрыла дверь за медсестрой, всеми силами души желая не видеть ее ни завтра, ни послезавтра, никогда. Участившиеся посещения Сильвии означали, что Мэгги становится все хуже. Скоро наступит день, когда она не сможет ухаживать за дочерью сама, и Сильвия будет находиться с Мэгги постоянно: давать лекарства, мыть, водить в туалет. Убирая в ванной, Эвелин отгоняла эти мысли. Через открытую дверь она слышала, как Мэгги рассказывает Рейчел сказку за сказкой. Девочка готова была сидеть так вечно. В конце каждой истории она трогала Мэгги за лицо и просила: «Еще, мамочка». И Мэгги вновь пускалась в описание захватывающих приключений Белоснежки, олененка Рудольфа или Иосифа с Марией. Рейчел сидела тихо, как мышка, пока не раздался шум подъехавшего автомобиля.
Когда Мэгги слегла, Джек стал приезжать на обед домой. Он не укладывался в отведенный для обеденного перерыва час, но владельцы сказали, чтобы Джек не волновался и обедал дома, даже если на это потребуется два часа. Раньше, когда «Сити Авто сервис» только открылся, зимой бывало много работы, потому что все меняли летнюю резину на зимнюю, однако в последние годы большинство автомобилистов пересели на внедорожники, и клиентов в декабре стало меньше. Джек теперь видел Мэгги и в середине дня.
– Папочка! – восторженно закричала Рейчел.
Джек прошел в комнату, поднял дочурку на руки и поцеловал в лобик. Усадив ее обратно, наклонился поцеловать жену.
– Как ты?
– Хорошо. Совсем неплохо.
Появившаяся из ванной Эвелин взяла Рейчел на руки.
– Кто хочет обедать?
– Я! – крикнула малышка, ткнув себя пальцем в грудь.
Эвелин опустила внучку на пол и пошла доставать из духовки противень с мясным рулетом. Отрезав несколько толстых ломтей, она сделала Джеку огромный сэндвич с горчицей, положила ему на тарелку две большие ложки картофельного салата и налила стакан холодного чая. Затем, проявляя чудеса дипломатии, уговорила Рейчел проглотить несколько ложек картофельного пюре с яблочным соусом и уложила ее спать, несмотря на отчаянное сопротивление.
– Днем ее просто не уложишь! – вздохнула Эвелин, когда девочка наконец заснула. – Интересно, в кого это?
Она лукаво взглянула на Мэгги. Когда та была маленькой, Эвелин приходилось чуть ли не привязывать ее к кроватке.
Напевая себе под нос, Эвелин заканчивала мыть посуду, как вдруг услышала голос Мэгги:
– Мам, чем ты сейчас занимаешься?
– Прибираюсь.
– Можешь подойти на минутку?
Эвелин уронила мочалку в мойку и бросилась в гостиную. За последние несколько недель она научилась мгновенно реагировать на просьбы дочери. Иногда боль становилась невыносимой, и Мэгги умоляла скорее дать ей лекарство, но в основном такое случалось до посещения Сильвии, а не сразу после ее ухода.
– Что случилось? – спросила она.
– Я просто хотела поговорить с вами, пока дети не слышат.
Эвелин опустилась на диван рядом с Джеком, и оба выжидающе посмотрели на Мэгги.
– Я должна сказать вам одну очень важную вещь, – начала она.
Джек отставил тарелку и подошел поближе.
– Какую, Мэгги?
– Я сегодня рассказывала Рейчел сказки, и мне пришла в голову одна мысль. Я поняла, что мне надо поделиться ею с вами обоими, чтобы вы напомнили друг другу при случае.
– И что же ты хочешь нам сказать? – спросила Эвелин.
– Когда Рейчел будет выходить замуж, не заставляйте ее надевать мое свадебное платье.
Джек и Эвелин переглянулись.
– Что? – изумленно выговорил Джек.
– Не заставляйте Рейчел надевать мое свадебное платье.
– И ради этого ты напугала меня до полусмерти? – воскликнула Эвелин.
– Да, – слабо улыбнулась Мэгги. – Для меня это важно. Обещайте, что через двадцать два года не забудете о моих словах. Не надо настаивать, чтобы на своей свадьбе она в память обо мне надела мое платье. Может, оно ей не понравится или не пойдет. Пусть наденет то, что захочет, и будет счастлива в этот день. Пообещайте мне.
– Обещаю, – посмеиваясь, сказал Джек.
– Мама?
Эвелин скрестила руки на груди. Ей было невыносимо даже думать о смерти дочери, тем более говорить. И она не видела в этом ничего смешного.
– Знаешь, мне не нравятся такие разговоры, – медленно проговорила Эвелин. – И я, скорее всего, не доживу до того дня, когда Рейчел будет выходить замуж.
– Ну, я-то уж точно не доживу, и потому мне хотелось убедиться, что никто из вас не заставит Рейчел идти под венец в старомодном наряде.
– Ладно! Ты же не надевала мое свадебное платье, так зачем мне заставлять Рейчел надевать твое?
– Что ж, я рада, что мы договорились, – засмеялась Мэгги, хотя видела, что матери не смешно.
– Я уж боялся, что мне придется разнимать вас, – сказал Джек и понес тарелку на кухню. Ему тоже было не до смеха.
Мэгги видела, что мать не на шутку разволновалась. Эвелин встала, но дочь остановила ее.
– Подожди, мама, я не хотела тебя расстраивать.
Эвелин похлопала ее по плечу.
– Я не расстроилась. Просто надо помочь Джеку. – И двинулась в сторону кухни.
– Мам, ну что ты? Посмотри на меня, я не могу бегать за тобой по всему дому. Что не так?
Эвелин вздохнула, пытаясь справиться с эмоциями.
– Я и представить себе не могла, что нам придется говорить о таких вещах, – начала она, едва сдерживая слезы. – Мне бы очень хотелось, чтобы Рейчел вышла замуж в твоем платье, но только если она сама захочет его надеть.
Джек сгорбился над плитой. Он знал, что этот момент неизбежен, но не мог заставить себя говорить о смерти жены, о том, что Мэгги не сможет пойти на школьные соревнования, спектакли, футбольные матчи, выпускные вечера, вступительные экзамены и свадьбы. Собравшись с духом, Джек вернулся в гостиную и сел на стул рядом с кроватью жены.
– Послушайте, – сказала Мэгги, пристально глядя на Джека и на мать. – Мы все понимаем, что Рейчел слишком мала, чтобы запомнить меня.
По щеке Эвелин медленно скатилась слеза.
– Это так, мама. Тут ничего не поделаешь. Но мои вещи не заменят ей меня. Я хочу, чтобы Рейчел как можно больше узнала обо мне. О том, почему я полюбила ее папу. О том, как я чуть не плакала, когда чужие люди, увидев ее у меня на руках, говорили: «Какой красивый ребенок!» О том, что я каждый день благодарила Бога за нее. Я хочу, чтобы она знала и помнила это.
Джек смотрел в пол.
– Ты сделаешь это, мама? Ты расскажешь Рейчел, какой я была?
Эвелин вытерла слезы и кивнула.
– Да, – убежденно произнесла она. – Я сделаю это с радостью.
В душе Эвелин знала, что никогда не сможет говорить о своей дочери в прошедшем времени. Ей хотелось обнять Мэгги, как в детстве, утешить и сделать так, чтобы все стало хорошо.
В последнюю неделю перед рождественскими каникулами город еще сильнее засыпало снегом. За много лет работы в школе Дорис поняла: не стоит даже надеяться на то, что ученики смогут сосредоточиться на занятиях, когда до праздника остаются считаные дни. Раздав второклассникам кексы с красной и зеленой глазурью, она попросила детей по очереди прочитать свои рассказы о самом интересном рождественском событии.
Джошуа рассказал, как слепил самого большого снеговика во всем квартале, а какой-то нехороший человек пришел ночью и снес снеговику голову, которая разлетелась на бесчисленное количество кусочков, и младшая сестренка Джошуа плакала целых три дня. Алиса поведала историю о том, как ей подарили на Рождество чудесного щеночка, и он сходил в туалет прямо на мамин новый диван.
Патрику на всю жизнь запомнилась поездка в резиденцию Санта-Клауса. Там он увидел, как упаковывают подарки, а потом грузят на сани, в которые впрягают настоящего оленя. Ему даже разрешили погладить оленя, и оказалось, что тот пахнет какашками. Это сообщение спровоцировало у восьмилетних слушателей приступ смеха.
Десмонд любил на Рождество ездить в гости к своим бабушке с дедушкой и до отвала наедаться сливочной помадки, пока не заболит живот.
Тайлер на прошлое Рождество не спал до четырех утра и обнаружил Санта-Клауса, который вошел в дом не через дымоход, как положено, а через дверь черного хода. Тайлер утверждал, что успел даже сфотографировать Санту на месте преступления, но не смог найти снимок, чтобы показать одноклассникам. Все страшно расстроились.
Натан прочел коротенькое сочинение о том, как однажды на Рождество они с папой и мамой катались на санках, а потом ели курицу и яблоки в тесте, и еще папа с мамой танцевали. Закончив, Натан тихо сел на место и слизнул с упаковки от кекса остатки цветной глазури.
Дорис смеялась и хлопала в ладоши после каждого рассказа. Потом пришла ее очередь. Она вспомнила, что в восемь лет бабушка подарила ей на Рождество пару туфель, украшенных блестящими розовыми бусинками. Дорис надела их и весь вечер кружилась и танцевала, чувствуя себя сказочной принцессой, пока наконец не заснула у дедушки на коленях. На следующее утро она проснулась в своей кровати… по-прежнему в туфлях. «И тогда я подскочила и снова принялась кружиться и танцевать! – воскликнула Дорис, и дети засмеялись. – Никогда в жизни я не чувствовала себя такой особенной».
Затем учительница вместе с учениками спела несколько рождественских песенок и в качестве предпраздничного подарка показала ребятам мультфильм про Рудольфа – красноносого оленя. В конце дня детвора с радостным визгом ринулась к шкафчикам в углу класса, где висела их верхняя одежда. Дорис помогла им надеть теплые куртки, пушистые шапки, шарфы, сапоги и варежки. Каждый полностью одетый ребенок стал походить на толстого пестрого гусенка. Рассадив детей кого в автобус, кого в машину родителей, Дорис подумала, что ни с одним классом ей не было так весело и легко. Весь день царило веселье, Дорис не могла припомнить, чтобы такое случалось раньше. Может быть, причиной тому стало осознание, что это ее последний год в школе, а может, сам Господь наполнил ее класс смехом и песнями, чтобы помочь одному из детей хоть ненадолго позабыть о страшном горе. Так или иначе, Дорис благодарила Бога за этот замечательный день.
