ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

III. Актеон

Оставшись один, Карл очень удивился, что к нему не пришел ни один из верных его друзей; а два верных его друга были кормилица Мадлена и борзая Актеон.

«Кормилица, наверное, пошла к какому-нибудь знакомому гугеноту петь псалмы, – подумал он. – Актеон же все еще дуется за то, что я сегодня хлестал его арапником».

Карл взял свечу и прошел к кормилице. Ее не было дома. Читатель, наверное, помнит, что из комнаты Мадлены была дверь в Оружейную палату. Карл подошел к этой двери, но пока он шел, у него опять начались боли, которые вдруг появлялись и потом сразу проходили; сейчас было такое ощущение, точно в его внутренностях ковыряли каленым железом. Неутолимая жажда мучила его; на столе он увидел чашку с молоком, выпил ее залпом и почувствовал облегчение. Затем опять взял свечу, которую поставил до этого на стол, и вошел в Оружейную палату.

К его крайнему изумлению, Актеон не бросился навстречу. Быть может, его заперли? Но тогда, почуяв, что хозяин вернулся с охоты, он стал бы выть. Карл свистел, звал – собака не являлась. Он прошел шага четыре дальше, и, когда свеча осветила дальний угол комнаты, он там увидел на полу неподвижно распростертую собаку.

– Сюда! Актеон! Сюда! – позвал Карл и еще раз свистнул.

Собака оставалась недвижима.

Карл подбежал и прикоснулся к ней: бедное животное уже закоченело. Из ее рта, перекошенного болью, вытекло на пол несколько капель желчи, смешанной с кровавой пенистой слюной. Собака нашла берет Карла и умерла, положив голову на вещь, олицетворявшую для нее хозяина.

Глядя на труп собаки, Карл забыл о своих болях и почувствовал себя бодрее; от ярости кровь закипела у него в жилах, ему хотелось закричать; но короли, скованные собственным величием, не могут поддаваться первому порыву, которым руководится обычный человек в своих страстях или в случае самозащиты. Карл сообразил, что здесь кроется какое-то предательство, и промолчал.

Он встал на колени около собаки и опытным взглядом осмотрел труп. Глаза собаки имели стекловидную окраску, язык был красный и весь в язвинах – заболевание настолько своеобразное, что Карл вздрогнул.

Король взял заткнутые за пояс перчатки, надел их, приподнял посиневшую губу собаки и в промежутках между острыми клыками заметил какие-то застрявшие беловатые кусочки. Вытащив несколько кусочков, он увидел, что это бумага; около бумаги опухоль была сильнее, десны вздулись, а слизистая оболочка разъедена, как купоросом. Он внимательно осмотрел все кругом. На ковре валялись два-три маленьких обрывка бумаги, похожей на ту, какую он обнаружил во рту собаки. На одном обрывке, побольше других, сохранились остатки гравюры. У Карла волосы на голове зашевелились, когда он разглядел эти остатки и узнал изображение соколиного охотника, которое Актеон выдрал из охотничьей книги.

– А-а! Книга была отравлена, – сказал он, побледнев.

И вдруг он вспомнил свое чтение.

– Тысяча чертей! Ведь каждую страницу я трогал своим пальцем и каждый раз его мусолил. Вот откуда мои обмороки, боли, рвота… Я отравлен!

Под гнетом этой страшной мысли Карл на одну минуту замер. Потом вскочил, глухо рыча, и метнулся к двери.

– Мэтра Рене! – крикнул он. – Мэтра Рене, флорентийца! Чтобы сейчас же сбегали на мост Святого Михаила и привели его! Чтобы через десять минут он был здесь. Пусть кто-нибудь скачет туда верхом, возьмет запасную лошадь для Рене и с ним вернется. А если придет мэтр Амбруаз Паре, велите подождать.

Один из телохранителей бросился бегом исполнять приказание.

– О-о! Если понадобится, я велю пытать хоть всех, но узнаю, кто дал эту книгу Анрио.

С каплями пота на лбу и судорожно сжатыми руками Карл стоял на месте, задыхаясь и устремив взгляд на труп собаки. Через десять минут флорентиец робко, не без тревоги, постучался в дверь. Есть люди с такой совестью, что ясной погоды не бывает в их душе.

– Войдите! – сказал Карл.

В дверях показался парфюмер. Карл подошел к нему торжественно, со сжатыми губами.

– Ваше величество требовали меня? – сказал Рене, весь дрожа.

– Вы ведь хороший химик? – спросил король.

– Сир…

– И вы знаете то, что знают лучшие врачи?

– Ваше величество преувеличиваете мои знания.

– Нет, так говорила мне моя матушка. Кроме того, я доверяю вам и предпочитаю посоветоваться с вами, а не с кем– нибудь другим. Вот, – продолжал Карл, указывая на труп собаки, – взгляните, что такое между зубами собаки, и скажите, отчего она издохла?

В то время как Рене, взяв в руку свечку, нагнулся до пола, чтобы исполнить приказание короля и скрыть свое волнение, Карл стоял, не спуская с него глаз, и ждал с понятным нетерпением его слова, которое должно было стать для Карла или смертным приговором, или залогом его выздоровления.

Рене вынул из кармана похожий на скальпель ножик, раскрыл его и кончиком отделил от десен приставшие кусочки бумаги, затем долго и внимательно разглядывал желчь и кровь, сочившиеся из каждой ранки.

– Сир, признаки очень неутешительные, – сказал он с трепетом.

Карл почувствовал, как струя похолодевшей крови пробежала по его жилам и залила сердце.

– Собака была отравлена, да? – спросил он.

– Боюсь, что так, сир.

– А каким ядом?

– Минеральным, как я предполагаю.

– Можете ли вы установить точно, была ли она отравлена?

– Да, конечно, вскрыв и исследовав желудок.

– Вскройте! Я хочу, чтоб у меня не оставалось никаких сомнений.

– Надо будет позвать кого-нибудь помочь мне.

– Я сам вам помогу, – сказал Карл.

– Вы сами, сир?

– Да, сам. А если она отравлена, что мы найдем, какие признаки?

– Красноту и древовидное поражение оболочек.

– Приступим! – сказал Карл.

Рене одним ударом скальпеля вскрыл грудь борзой и сильным нажатием рук раздвинул ее стенки, а Карл светил ему судорожно сжатой, дрожащею рукой.

– Видите, сир, – сказал Рене, – вот явные следы отравы. Вот та краснота, о которой я говорил вам, а вот и кровавые жилки, похожие на разросшийся корень растения, что я и назвал древовидным поражением. Я здесь нашел все, что искал.

– Значит, собака отравлена?

– Да, сир.

– Минеральным ядом?

– По всей вероятности.

– А если бы человек нечаянно проглотил этот яд, что бы он ощущал?

– Сильную головную боль, такое жжение внутри, точно он проглотил горячие уголья, боли во внутренностях, тошноту.

– И жажду? – спросил Карл.

– Неутолимую, – ответил Рене.

– Все так, все так! – прошептал Карл.

– Сир, я не понимаю цели ваших расспросов.

– К чему ее доискиваться? Вам незачем и знать ее. Отвечайте на мои вопросы – и только.

– Спрашивайте, ваше величество.

– Какое противоядие прописывают человеку, проглотившему то же вещество, что и моя собака?

Рене с минуту подумал.

– Есть несколько минеральных ядов, – ответил он. – Прежде чем дать ответ, я хотел бы знать, о каком яде идет речь. Ваше величество имеет представление, каким способом была отравлена собака?

– Да, – сказал Карл, – она съела страницу из одной книги.

– Страницу из книги? – переспросил Рене.

– Да.

– Ваше величество, а эта книга у вас?

– Вот она, – сказал Карл, взяв с полки книгу и показывая ее Рене.

На лице Рене выразилось изумление, что не ускользнуло от короля.

– Она съела страницу из этой книги? – пролепетал Рене.

– Из этой, – ответил Карл и указал место, откуда вырвана страница.

– Разрешите, сир, вырвать еще одну страницу?

– Хорошо.

Рене вырвал страницу и поднес ее к пламени свечи. Бумага вспыхнула, и едкий запах чеснока распространился по всей комнате.

– Книга отравлена составом из мышьяка, – сказал Рене.

– Вы уверены?

– Как если бы ее обрабатывал я сам.

– А какое противоядие?..

Рене отрицательно покачал головой.

– Как? Вы не знаете никакого средства?

– Самое лучшее – яичные белки, взбитые с молоком, но…

– Но… что?

– Но надо было их принять тотчас, а иначе…

– А иначе?..

– Сир, это страшный яд, – еще раз подтвердил Рене.

– Все же он убивает не сразу, – сказал Карл.

– Нет, зато верно: неважно, сколько времени пройдет до смерти; иногда время даже входит в расчеты отравителя.

Карл оперся на мраморный стол.

– Теперь вот что, – сказал он, кладя руку на плечо Рене, – вам знакома эта книга?

– Мне, сир?! – сказал Рене, бледнея.

– Да, вам. При взгляде на нее вы сами себя выдали.

– Сир, клянусь вам…

– Рене, – перебил его король, – послушайте меня хорошенько: вы отравили перчатками королеву Наваррскую; вы отравили дымом лампы принца Порсиан; вы пытались отравить душистым яблоком принца Конде. Рене, я прикажу содрать с вас кожу по кусочкам раскаленными щипцами, если вы мне не скажете, чья это книга.

Флорентиец увидел, что с гневом короля шутить нельзя, и решил взять смелостью.

– А если я скажу правду, сир, кто мне поручится за то, что я не буду наказан еще мучительнее?

– Я.

– Вы мне дадите ваше королевское слово?

– Честное слово дворянина, я сохраню вам жизнь.

– В таком случае – книга принадлежит мне.

– Вам? – воскликнул Карл, отступая назад и глядя на отравителя мутным взглядом.

– Да, мне.

– А как же она ушла из ваших рук?

– Ее взяла у меня ее величество королева-мать.

– Королева-мать! – воскликнул Карл.

– Да.

– С какой целью?

– Мне думается, с целью отнести ее королю Наваррскому, который просил у герцога Алансонского такого рода книгу, чтобы изучить соколиную охоту.

– А! Так, так! – воскликнул Карл. – Мне все понятно! Действительно, книга была у Анрио. От судьбы я не ушел.

В эту минуту сухой, жесткий кашель потряс Карла и снова вызвал боль во внутренностях. Карл глухо вскрикнул раза три и упал в кресло.

– Что с вами, сир? – испуганно спросил Рене.

– Ничего, – ответил Карл. – Мне только хочется пить, дайте мне воды.

Рене налил стакан воды и подал дрожащей рукой Карлу, который и выпил ее залпом.

– Теперь, – сказал король, беря перо и обмакивая его в чернила, – напишите на этой книге.

– Что написать? – спросил Рене.

– То, что я сейчас вам продиктую: «Это руководство к соколиной охоте дано мною королеве-матери, Екатерине Медичи».

Рене взял перо и написал.

– А теперь подпишитесь.

Флорентиец подписался.

– Вы обещали сохранить мне жизнь, – сказал парфюмер.

– Что касается меня, я сдержу свое слово.

– А что касается королевы-матери? – спросил Рене.

– А что касается ее, то не касается меня. Если на вас нападут, защищайтесь сами.

– Сир, если я увижу, что моей жизни грозит опасность, могу ли я уехать из Франции?

– Я дам ответ вам через две недели.

– А до этого…

Сдвинув брови, Карл приложил палец к бледным губам.

– О, будьте покойны, сир!

И, довольный тем, что отделался так дешево, флорентиец сделал поклон и вышел.

Сейчас же в дверях своей комнаты появилась кормилица.

– Что с тобой, милый Шарло?

– Кормилица, я походил по росе, и мне плохо.

– Правда, ты очень побледнел, Шарло.

– Я очень ослабел. Дай мне руку и доведи меня до моей кровати.

Кормилица подбежала к нему; Карл оперся на нее и добрался до своей опочивальни.

– Теперь я сам улягусь, – сказал Карл.

– А если придет мэтр Амбруаз Паре?

– Скажи ему, что мне стало лучше и он не нужен.

– А что тебе дать сейчас?

– Да самое простое лекарство, – ответил Карл, – яичные белки, взбитые с молоком. Кстати, кормилица, бедный Актеон издох. Надо завтра утром похоронить его где-нибудь в луврском саду. Это был мой лучший друг… Я поставлю ему памятник… если успею.