Девяносто третий год

IV. Ошибка

В это самое утро, еще до рассвета, среди царившего еще в лесу сумрака, по дороге, ведущей от Жавенэ к Лекуссу, случилось следующее:

В лесной части Бретани все дороги сильно разбиты и, кроме того, дорога из Жавенэ в Паринье, через Лекусс, проходила между двух обрывистых холмов, к тому же она была очень извилиста; вообще она походила скорее на овраг, чем на дорогу. Эта дорога идет из Витрэ, и когда-то по ней проезжала карета госпожи Севинье. Вдоль дороги, с обеих сторон, тянутся изгороди. Словом, трудно представить себе лучшее место для засады.

В это утро, за час перед тем, как Михалина Флешар, пройдя другой стороной леса, зашла в первое селение, где ей довелось увидеть мрачное шествие гильотины, в лесной чаще, через которую проходит Жавенейская дорога, сразу за мостом, через реку Куэнон, собралась толпа людей, прятавшихся в густом кустарнике. Люди эти были крестьянами, одетыми в кожаные плащи, вроде тех, какие носили короли Бретани в VI столетии и которые продолжали носить крестьяне в XVIII. Они были вооружены, одни – ружьями, другие – мотыгами. Те, у которых были мотыги, только что сложили на небольшой лужайке костер из сухого хвороста и бревен, который оставалось только поджечь. Те же, у которых были ружья, расположились по обе стороны дороги и затаились. Если бы кто-нибудь мог разглядеть этих людей сквозь чащу листьев, то он увидел бы, что все они держали указательный палец правой руки у взведенных курков, направив дула своих ружей из-за ветвей на дорогу. Очевидно было, что они засели в засаду. Среди утренних сумерек раздавались отрывочные, произносимые вполголоса слова:

– Уверен ли ты в этом?

– Да, так говорят.

– Она сейчас проедет?

– Говорят, что она уже недалеко.

– Ну, так пускай же она здесь и остается.

– Нужно ее сжечь.

– Нас именно для этого и собралось здесь три деревни.

– А как же с конвоем?

– Его перебьют.

– Да верно ли, что она проедет именно по этой дороге?

– Говорят.

– Значит, ее везут из Витрэ?

– Конечно.

– А раньше слышно было, что ее повезут из Фужера.

– Из Фужера или из Витрэ – один черт.

– Это верно.

– Ну и пускай себе едет обратно.

– Конечно.

– В Паринье ее везут, что ли?

– Кажется.

– Ну, туда она не попадет.

– Ни за что!

– Тише, тише!

Действительно, нелишне было помолчать, так как начинало уже светать. Вдруг сидевшие в засаде люди затаили дыхание: послышались стук колес и конский топот. Они взглянули из-за ветвей и увидели на дороге длинную повозку, на которой что-то лежало, и конный конвой. Все это направлялось в их сторону.

– Вот она! – проговорил человек, которого можно было принять за предводителя отряда.

– Да, – подтвердил другой, – да еще с конвоем.

– В конвое всего двенадцать человек; а говорили, что их будет двадцать.

– Двенадцать или двадцать – все равно; мы всех их перебьем.

– Нужно подождать, пока они подъедут поближе.

Немного погодя повозка и конвой показались из-за поворота дороги.

– Да здравствует король! – крикнул один из крестьян, и раздался залп из ста ружей.

Когда дым рассеялся, конвоя уже не оказалось: семь всадников были убиты, остальные пятеро обратились в бегство. Крестьяне подбежали к повозке.

– Глядите-ка! – воскликнул предводитель. – Это вовсе не гильотина, а лестница.

Действительно, на повозке не оказалось ничего, кроме лестницы. Обе лошади были ранены; возчик был убит.

– Впрочем, все равно, – продолжал предводитель, – лестница, которую везут под конвоем, это нечто подозрительное. Везли ее по направлению к Паринье. Очевидно, она предназначалась для того, чтобы по ней взобраться на Тургскую башню.

– Нужно ее сжечь! – воскликнули крестьяне, что и было немедленно выполнено.

Что касается той зловещей повозки, которую они в действительности поджидали, то она направилась по другой дороге и была уже двумя милями дальше, в том самом селении, в котором видела ее Михалина Флешар.