Дневник пани Ганки

Среда

Боже, что за жуткий день! Естественно, он пошел. Все мои хитрости ничего не дали. Когда он уходил около одиннадцати, я просила отослать мне автомобиль, поскольку надеялась, что у шофера сумею выведать, в каком он был отеле. Однако Яцек автомобиля не взял вообще, и в окно я видела, что он садится в такси.

«Б.» – это с одинаковым успехом может быть первой буквой как имени, так и фамилии. Речь же, насколько я понимаю, может идти о трех больших отелях: «Европейском», «Бристоле» и «Полонии». В каком же она живет? Если бы я знала, сколько ей лет или как она выглядит.

У дяди Альбина не было телефона, и мне пришлось ехать на самый Жолибож, чтобы узнать, что его нет дома. Я ждала на лестнице почти час и ужасно замерзла. При этом страшно боялась, чтобы меня никто не заметил. Иначе родители устроят мне изрядный скандал. Я оставила дяде карточку с сообщением, что снова приеду в шесть.

Яцек пришел на обед и явно нервничал. Я видела, сколько усилий ему стоило притворяться, будто у него есть аппетит. Мне хотелось плакать. А после обеда он неожиданно заявил:

– Нынче вечером я уезжаю в Париж.

Я онемела. Это могло означать самое худшее. Должно быть, он заметил, как я побледнела, потому что быстро добавил:

– Еду всего на три дня.

– А ты должен? – спросила я. – Должен ехать именно сейчас?

Он изобразил удивление:

– Что значит «именно сейчас»?

Я немного сконфузилась:

– Ничего не значит. Я имела в виду, не можешь ли ты отложить поездку. Ведь ты помнишь, что у нас есть несколько важных визитов.

Я сгорала от любопытства, едет ли он один. Самые невероятные мысли роились в моей голове. Может, он решил вернуться к ней, возможно, они убегают вместе?.. А может, Яцек уезжает, чтобы спрятаться от нее. Почему он не хочет быть со мной откровенным?! Он не доверяет мне?! И это выражение на его лице, словно он ждет моих дальнейших вопросов, словно у него наперед есть на них готовые ответы. Совершенно отвратительно с его стороны.

– Мне кажется, – отозвался он наконец, – ты несколько удивлена моей поездкой. Но я ведь езжу достаточно часто.

– Ах нет. Я совсем не удивлена. Хочешь прикажу, чтобы упаковали твой фрак?

Он тряхнул головой:

– Нет. Две смены одежды. И все. А кроме того, я не желаю брать кофр^[8], поскольку, скорее всего, возвращаться стану самолетом.

– Через три дня?

– Да. Самое большее – через четыре.

Сказал он это таким тоном, что я почти успокоилась. Но, когда часом позже готовила для Юзефа вещи, чтобы тот упаковал их, случайно взяла в руки чековую книжку Яцека. И снова несчастная моя интуиция нашептала мне, чтобы я заглянула, не снимал ли он в последнее время значительные суммы денег. На корешке под сегодняшней датой фигурировало 52 000 злотых. Я едва не вскрикнула. Прекрасно помню, что на счету было чуть больше этой суммы. А значит, он снял все. Зачем?.. Чтобы отдать деньги той другой или обеспечить себе несколько месяцев существования за границей? Я никогда не провожала Яцека на вокзал, потому и сегодня не могла позволить себе возбудить его подозрения. Но мне следовало там оказаться. Я должна была увидеть, садится ли он на самом деле в парижский поезд и один ли он, не едет ли с ней вместе. Нужно было придумать какой-то предлог. Между тем в голове моей царил такой хаос, что ничего толкового в нее не пришло. Вся надежда на дядю Альбина.

В этот раз, к счастью, дядю я застала. Он сам отворил дверь. Был в несколько испятнанном, но все еще элегантном халате. Взблескивая моноклем и прекрасными зубами, он поприветствовал меня так непринужденно, словно мы виделись только вчера и между нами ничего не произошло.

– Как ты себя чувствуешь, малышка? Что за чудесный мех! Превосходный покрой! Да и этот отблеск.

(Он нисколько не изменился. Всегда во всем разбирается и все умеет подметить. Пусть говорят о нем что хотят, но все же не отнять у него очарования. Господи, да кто же у нас без изъянов!)

Дядя усадил меня на топчане и угостил вином. Естественно, уселся рядом. Слишком близко. Он уже иначе не умеет. Впрочем, сейчас, когда мне была необходима его помощь, я не могу позволить себе никаких неприятных для него телодвижений.

– Догадываюсь, – начал он обольстительно, – что привела тебя сюда не тоска по мне. А жаль. Ты дьявольски красива. Твоя глупая честная мамаша, должно быть, засматривалась на Мадонну Бальдовинетти или – может – на какого-то гондольера. У них там бывают такие смолистые глаза и такие волосы, словно из меди. Истинный Бальдовинетти! Или тебе никто такого еще не говорил?

– Нет. Я даже не знаю, комплимент ли это, потому что той картины никогда не видела.

Он легонько прикоснулся к моей руке:

– Ты видишь ее, малышка, по нескольку раз на день: в зеркале. А уж комплимент это или нет – решай сама.

– Дядя, вы действительно опасный человек, – засмеялась я.

– Полагаешь, все еще?..

Я взглянула на него. Несмотря на седину, морщины у глаз и рта, он был воплощением мужественности в полном расцвете сил. Если бы не то, что я никогда не ощущала тяги к старшим мужчинам и то, что я его все же (говоря между нами) немного опасаюсь, как знать, не занялась ли бы я им всерьез. Вот это был бы скандал. Представляю себе лицо папы!..

– Не «еще», а вот именно сейчас, – сказала я с умеренным кокетством.

Следовало расположить дядю к себе.

Он засмеялся удовлетворенно – и с каким же классом! Любой другой дилетант в деле соблазнения позволил бы себе в такой момент какой-нибудь смелый жест. Он – наоборот. Встал и, медленно наливая в свой бокал вино, на некоторое время повернулся ко мне спиной. Что за кокетство!

– Представь себе, – начал он доверительным тоном, – я и вправду чувствую себя дьявольски молодым. Это даже начинает беспокоить меня. Мне ведь уже пятьдесят, а до сих пор, вместо того чтобы стать серьезным и уважаемым дедушкой, у меня ветер в голове.

Я быстро возразила:

– О нет. У вас, дядя, ветра в голове не было никогда. Вы один из самых умных людей, каких я знаю. Потому-то я к вам и пришла.

– Что за презабавная история? – улыбнулся он. – Ты, пожалуй, первая женщина, которая пришла искать у меня разума. Других это интересует во мне меньше всего. Полагаю, ты попала в какую-то неприятную ситуацию. Верно?.. – Он снова уселся рядом, внимательно глядя мне в глаза. – Ну-ка, признавайся, – сказал. – Этот твой скучный Реновицкий перехватил какое-то письмо к тебе от… Тото?

Я почувствовала, что слегка зарумянилась. Откуда бы ему знать это? Чтобы не подать виду, что поймана врасплох, пожала плечами.

– Ах, Тото уже давно отказался от посягательств на мои прелести. Но вы, дядя, угадали: все началось именно с письма. Я узнала о Яцеке воистину страшные вещи. Я просто в отчаянье.

– Вот прямо-таки в отчаянье? Он тебе изменяет?

– Хуже, дядя, куда хуже: он женат!

– Ну, это несомненно, моя дорогая, – с притворной серьезностью сказал он, нахмурившись. – И это для меня нисколько не новость. Правда, вы не соизволили пригласить меня на свадьбу, но мне-то известно, что вы женаты.

– Ах, дядя, шутки тут неуместны! Яцек и в самом деле женат на какой-то женщине!

Он кивнул:

– То, что на женщине, – уже хорошо…

– Как это? – не поняла я.

– Он мог бы, например, оказаться извращенцем.

– Ах, дядя, это и правда серьезное дело. И если вы мне не поможете… Я буквально не знаю, что мне делать! Расскажу по порядку. Так вышло, что Яцек из-за невнимательности оставил на бюро открытое письмо…

Дядя меня прервал:

– Если оставил, значит, не придал ему большого значения.

– Наоборот. Для него оно было страшно важным.

– Откуда тебе знать, что важным?

Такой допрос начал меня нервировать. Да это и не относилось к делу.

– Ну, потому что он вернулся за тем письмом и был очень обеспокоен, – сказала я.

– А что было в нем?

– Ужасные вещи! Какая-то женщина писала Яцеку как своему мужу.

Я повторила дяде содержание письма, насколько сумела подробно. Потом рассказала о дальнейшем поведении Яцека. Он выслушал меня с изрядным вниманием, однако не отказал себе в удовольствии давать комментарии:

– Вот так-так, оказывается, в нашей семейке не я один – паршивая овца.

Я воздержалась комментировать это. Мне было жаль, что он столь неделикатно затронул дело, о котором я бы предпочла не вспоминать.

Автор дневника не расшифровывает, о чем идет речь. Но поскольку из-за этого для значительного числа читателей дело может показаться несколько неясным, я считаю своим долгом пояснить, что пан Альбин Нементовский за восемь лет до описываемых его племянницей событий пережил довольно досадное судебное разбирательство. Речь шла о соблазнении несовершеннолетней, панны Л. З., чьи родители оказались этим недовольны. В результате судебного разбирательства пан Альбин был приговорен к двум годам тюремного заключения. (Примеч. Т. Д.-М.)

– И ты уверена, – спросил дядя, – что это письмо не простая мистификация?

– Абсолютно уверена.

– Хм, а может, это письмо написал твой любезный муженек, чтобы проверить, не заглядываешь ли ты в его корреспонденцию?

– Но, дядя! Не верится, чтобы Яцек прибегнул к подобным хитростям.

– И то правда. Он никогда не выглядел слишком сообразительным.

– К тому же письмо написано женским почерком. Нет. Оно наверняка настоящее. Кроме того, поведение Яцека убеждает меня, что дело совершенно серьезное.

– И ты говоришь, он сегодня уезжает в Париж?

– Не знаю. Так он мне сказал. Но едет ли он туда на самом деле? Мне случайно удалось выяснить, что он снял все деньги со счета.

Дядя Альбин протяжно присвистнул:

– Все?.. Это сколько же?

– Где-то пятьдесят две тысячи.

– Проклятие. Вот же у людей денег, – невольно заметил дядя и добавил: – Не оставил ни гроша?

– Ну, несколько сотен злотых. Но это не важно.

– Сравнительно с той суммой – естественно. Скажи мне, моя малышка, говорила ли ты об этом с родителями?

– Боже сохрани! Дядя, можете себе представить, что бы сделал отец!

– Да, этот старый идиот, естественно, наделал бы шуму. Ты, любовь моя, поступила очень разумно, что ни словечка не сказала ни мужу, ни родителям о своем открытии. Дело-то и вправду требует изрядной тактичности.

Я взяла дядю за руку:

– Дорогой дядюшка мне поможет. Верно?..

Он задумался, а затем кивнул:

– И даже с немалым удовольствием. Но при одном условии.

– Ох, дядя, – воскликнула я счастливо, – я была уверена, что вы мне не откажете! Мне ведь буквально не к кому обратиться за советом, за помощью!

– Рад служить, но при одном условии, – подчеркнул он.

– Но, дядюшка, надеюсь, вы не поставите такого условия, которое… которое…

Он нахмурился, однако потом сразу повеселел и, окинув меня ироническим взглядом (какой же он все-таки чудесный!), сказал:

– Малышка, что ты там себе напридумывала? Мне что, нужно прибегать к таким средствам, чтобы добиться женщины?

Я покраснела, а он добавил:

– Кажется, я несколько преждевременно принялся хвалить твою сообразительность.

– Прошу прощения, но вы и правда меня неправильно поняли.

– Ну-ну, так-то лучше, впрочем, оставим это. Слушай внимательно. Я охотно возьму это дело в свои руки. Но лишь в том случае, если ты согласишься в точности исполнять мои указания. Ты ничего не должна делать по собственному разумению. Абсолютно ничего. Я и правда верю в твою сообразительность, между тем тут – работа для гроссмейстера, один неудачный шаг может разрушить все. Понимаешь?

– Понимаю, – сказала я без раздумий.

– И обещаешь мне, что будешь точно выполнять мои указания, да?

– С несомненным удовольствием.

– Вот и прекрасно. Итак, во-первых, хочу тебе сказать, что я об этом думаю. Полагаю, дело не окажется простым и легким. Скорее всего, та женщина и вправду жена твоего мужа. И у нее оказались очень важные причины, чтобы отыскать его. Это упоминание о чувствах я не считаю слишком уж искренним. Ни одна женщина не вспомнит вдруг, после нескольких лет расставания с мужчиной, что она его любит.

– Вот именно.

– А значит, мы, по всей видимости, имеем здесь дело с шантажом.

– Это весьма правдоподобно.

– Прежде всего, – продолжал дядя, – нужно установить факты. Мы знаем, что персона, подписывающаяся буквой «Б.», находится в Варшаве и живет в отеле. Живет либо жила, поскольку возможно и то, что она уезжает сегодня вместе с твоим мужем. Тогда сперва необходимо установить, едет ли Яцек один или с ней. Ты должна оказаться на вокзале и проверить это. Конечно, можно бы нанять детектива…

– Я тоже подумывала об этом, – вмешалась я.

Дядя покачал головой.

– Нет, это был бы серьезный риск. Детектив может выйти на существенный след, понять, что твой муж – двоеженец. Случись такое – и твой супруг окажется у него в руках, тут открываются неограниченные возможности для шантажа. Нет. В таком деле нельзя доверять никому. Оно слишком важное. Проводи своего мужа на вокзал и следи внимательно, не ищет ли он взглядом той дамы. Если даже едет с ней вместе, то, думаю, будет осторожен. Вероятно, они даже и сядут в разные вагоны.

Я забеспокоилась.

– Так что же, дядя, вы полагаете, он собирается сбежать с ней?

– Я ничего не полагаю, – пожал он плечами. – Просто принимаю это как один из вариантов.

– Это было бы ужасно. И что мне в таком случае делать?

– Тебе придется прибегнуть к какой-то хитрости, дабы задержать его. Например, постарайся, чтобы он не успел сесть на поезд. Понимаешь, малышка?

– И каким же образом?

– Похоже, ты неопытна, – засмеялся он. – Все просто. Сделай вид, будто потеряла сознание. Тогда ему придется тебя спасать – и он останется. А у тебя будет время на принятие новых решений. Я, в свою очередь, предприму шаги, чтобы отыскать эту женщину. Загляну в списки тех, кто живет в нескольких больших отелях. Это не лучший способ, но если нет другого… Ну ладно. Вечером перезвоню тебе и узнаю, как там дела с Яцеком.

– Но какую причину мне придумать, чтобы проводить Яцека? Я никогда этого не делаю.

– Тогда не провожай, а просто появись на вокзале через несколько минут после него под предлогом того, что забыла попросить его о каком-то дельце в Париже.

У дяди Альбина по-настоящему феноменальная голова. И я, естественно, в точности следовала его указаниям. Даже успела вернуться домой до возвращения мужа. Несессер и чемодан были уже упакованы. Когда Яцек пришел, зазвонил телефон. Я подняла трубку и услышала незнакомый женский голос. Сердце мое застучало сильнее.

– Могу ли я поговорить с паном Реновицким?

Не знаю почему, но я была уверена, что это она. Яцеку телефонирует множество людей, однако на сей раз я голову бы дала на отсечение, что это она. Я спросила:

– А кто его спрашивает?

И в этот момент Яцек довольно неожиданно и почти грубо вырвал у меня трубку, сказав:

– Извини, это меня.

Я пошла в соседнюю комнату, но двери оставила приоткрытыми и прекрасно слышала, что он говорит. Увы, он был очень осторожным. Кроме слов «да» и «нет» не сказал ничего. Впрочем, и сам разговор длился всего-то минуту-две. Он подошел ко мне с очень спокойным лицом и пояснил:

– Это звонила секретарь Лясковского.

Естественно, он врал. Нагло врал. И как же тяжело было не сказать ему это прямо в глаза. Между тем, похоже, он заметил, что я ему не верю. Вероятно, именно поэтому прощался со мной очень ласково и сказал, что будет тосковать по мне. Сколько же обмана может быть в мужчине!

Однако, стоило автомобилю отъехать от дома, я оделась и выбежала к такси. Мне нельзя было терять ни единой минутки. Машина остановилась перед вокзалом, я почти бегом отправилась в зал, купила перронный билет и, к счастью, сумела догнать Яцека. Он шел вдоль поезда за носильщиком, тащившим чемоданы. Я внимательно наблюдала за ним и видела, что он явно кого-то искал, оглядываясь. Вдруг обернулся и заметил меня.

Я, должно быть, вела себя несколько странно и, как видно, довольно путано объясняла, какие чулки мне нужны, поскольку смотрел он на меня с нескрываемым удивлением. Потом, как ни в чем не бывало, записал в блокнот насчет этих моих несчастных чулок, не переставая осматриваться. Я не выдержала:

– Ты кого-то ищешь?

– Да, – кивнул он. – Со мной едет пан Мельхиор Ванькевич, и я боюсь, как бы он не опоздал. У нас общее спальное купе.

И – о чудо! – оказалось, что он говорит правду. Перед самым отправлением поезда действительно появился пан Мельхиор, немного запыхавшийся, но, как обычно, галантный. Засыпал меня комплиментами. Со всем этим я, должно быть, выглядела глупо.

Я прошла через все вагоны и не увидела ни одной женщины, которая могла бы оказаться ею. Нет. Яцек уезжал без нее. Я вернулась домой успокоенная. Около десяти отчиталась по телефону дяде Альбину и узнала от него, что он тоже начал свои поиски.

Это был ужасно нервный день.