Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
I. На сцену выходит мистер Кин[1]
Стоял канун Нового года. Старшие члены домашнего приема в «Ройстоне» собрались в большом зале.
Мистер Саттерсуэйт был рад, что молодежь уже отошла на боковую. Ему не очень нравились толпы молодежи. Они казались ему грубыми и неинтересными – им не хватало утонченности, а с течением времени его все больше и больше интересовала именно утонченность.
Мистеру Саттерсуэйту было шестьдесят два года, он был высохшим, немного сутулым мужчиной, с лицом, удивительно напоминавшим лицо эльфа. Больше всего на свете его интересовала жизнь других людей. Если можно так сказать, то всю свою жизнь он просидел в первом ряду ложи, наблюдая, как перед ним разворачиваются жизненные драмы других людей. Его роль всегда была ролью наблюдателя. И только теперь, чувствуя, как старость подступает все ближе и ближе, он заметил, что все более и более критично относится к событиям, разворачивающимся перед его взором. Сейчас его душа уже требовала чего-то из ряда вон выходящее.
Вне всякого сомнения, у него был нюх на подобного рода вещи. Он инстинктивно чувствовал приближение драматических событий, как старая боевая лошадь чувствует запах битвы.
Прием был не слишком многочисленным. На нем присутствовали Том Ившам – жизнерадостный любитель шуток – их хозяин и его серьезная, заполитизированная жена, которую в девичестве звали леди Лаура Кин. Присутствовали также сэр Ричард Конвей, солдат, спортсмен и путешественник, и шесть или семь представителей молодого поколения, имен которых мистер Саттерсуэйт не запомнил. Кроме того, на вечере присутствовали Порталы.
Именно они интересовали мистера Саттерсуэйта больше всего.
Он никогда раньше не встречался с Алексом Порталом, хотя и знал о нем, казалось, все. Он знавал его отца и деда, а Алекс не слишком от них отличался. Ему было около сорока, он был светловолос и голубоглаз, как все Порталы, увлекался спортом, хорошо играл в различные спортивные игры и был полностью лишен воображения. В нем не было ничего необычного – типичный образчик доброй английской породы.
А вот жена его отличалась. Она была, как знал мистер Саттерсуэйт, иностранкой. Два года назад Портал побывал в Австралии, где они и встретились. Он быстро женился на ней и привез ее домой, в Англию, где она до этого никогда не бывала. Но суть была не в этом, а в том, что она не походила ни на одну австралийку, которую мистер Саттерсуэйт встречал в своей жизни.
Сейчас он скрытно наблюдал за ней. Интересная женщина, чрезвычайно интересная. Очень спокойная и в то же время полная внутреннего огня. Огня! Именно так! Не красавица, красивой ее назвать было нельзя, но в ней присутствовала какая-то пагубная привлекательность, которую невозможно было не заметить – ее не пропустил бы ни один мужчина. Здесь в мистере Саттерсуэйте говорило мужское начало, а его женское начало (а надо признать, что в мистере Саттерсуэйте было много женского) интересовал совсем другой вопрос. Зачем миссис Портал красит волосы?
Ни один другой мужчина, скорее всего, этого не заметил бы, но мистер Саттерсуэйт знал это наверняка. Он всегда обращал внимание на подобные вещи, и это его заинтриговало. Многие темноволосые женщины становятся блондинками, но ему еще не приходилось встречать блондинок, красивших волосы в темный цвет.
Все в ней его интриговало. Его интуиция подсказывала ему, что эта женщина может быть или очень счастлива, или совсем несчастна – он еще не разобрался, что именно, и это его нервировало. А кроме того, ее влияние на мужа было очень необычным.
– Он ее обожает, – сказал мистер Саттерсуэйт сам себе. – Но иногда… да, именно так – бывают моменты, когда он ее боится! Очень интересно. Просто чрезвычайно интересно!
Было очевидно, что Портал много пьет. И, кроме того, он как-то странно смотрел на свою жену, когда та отворачивалась в сторону.
– Нервы, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Этот парень – просто комок нервов. И она это знает, но ничего не хочет с этим поделать.
Эта пара его сильно заинтересовала. Между ними что-то происходило, но он не мог определить, что именно.
Звон больших напольных часов в углу отвлек его от размышлений.
– Двенадцать часов, – произнес Ившам. – Новый год наступил. Всех с Новым годом! Кстати, эти часы спешат на пять минут… Не понимаю, почему дети не дождались наступления Нового года.
– Думаю, что сейчас они тоже не спят, – безмятежно отозвалась его жена. – Скорее всего, они засовывают расчески или еще какую-то ерунду в наши кровати. Им почему-то это нравится. Не могу понять – почему? В наше время такое не допускалось.
«Autre temps, autres moeurs», – улыбнулся Конвей.
Он был высоким мужчиной с военной выправкой. Он и Ившам были чем-то похожи – оба бесхитростные добрые люди, не пытающиеся казаться умнее, чем они есть на самом деле.
– В дни моей молодости мы все в этот момент брались за руки и пели «Доброе старое время», – продолжила леди Лаура. – «Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней…» – это так трогательно.
Ившам заерзал в кресле.
– Ну хватит, Лаура, – пробормотал он, – только не здесь.
Он пересек большой зал, в котором они сидели, и прибавил света.
– Как глупо с моей стороны, – произнесла леди Лаура приглушенным голосом. – Это так напоминает мне о бедняжке мистере Кейпле. Вам не слишком жарко у камина, милочка?
Элеонора Портал резко пошевелилась.
– Благодарю вас, я немного отодвинусь.
Какой у нее восхитительный голос – один из тех глубоких, резонирующих голосов, которые навсегда остаются у вас в памяти, подумал мистер Саттерсуэйт. Сейчас ее лицо было в тени – какая жалость.
Из своей тени она продолжила:
– Мистер… Кейпл?
– Да, это тот, кому раньше принадлежал этот дом. Он, знаете ли, застрелился… ну хорошо, хорошо, Том. Я больше не буду об этом, если тебе не нравится. Для Тома это было колоссальное потрясение, потому что он был здесь, когда все это случилось. Вы ведь тоже, сэр Ричард, правильно?
– Так точно, леди Лаура.
В углу заскрипели и астматически задышали старинные дедовские часы. Они пробили двенадцать раз.
– С Новым годом, Том, – машинально пробормотал Ившам.
С некоторым раздражением леди Лаура отложила свое вязание.
– Ну что же, вот мы и встретили Новый год, – заметила она, и, взглянув на миссис Портал, добавила: – Что скажете, милочка?
Элеонора Портал быстро встала.
– Немедленно в постель, – произнесла она легкомысленным тоном.
Она очень бледна, подумал мистер Саттерсуэйт, тоже вставая и подходя к свечам. Обычно она не бывает такой бледной.
Он зажег свечу и протянул ее Элеоноре, согнувшись в шутливом старинном поклоне. Поблагодарив, женщина взяла свечу и стала медленно подниматься по лестнице.
Неожиданно мистер Саттерсуэйт ощутил очень странное желание – ему захотелось догнать ее и подбодрить. Он вдруг почувствовал, что ей угрожает какая-то опасность. Желание исчезло так же внезапно, как и появилось, и он почувствовал стыд. У него тоже сдавали нервы.
Подходя к лестнице, она не посмотрела на своего мужа, а вот сейчас, поднимаясь по ней, повернула голову и бросила на Алекса долгий испытующий взгляд, полный странной глубины. На мистера Саттерсуэйта этот взгляд произвел странное впечатление.
Он вдруг обнаружил, что слишком возбужденно желает хозяйке спокойной ночи.
– Я надеюсь и убеждена, что этот год будет счастливым, – говорила меж тем леди Лаура. – Однако мне кажется, что международная обстановка продолжает оставаться очень неопределенной…
– Полностью с вами согласен, – серьезно произнес мистер Саттерсуэйт. – Полностью.
– Я только надеюсь, – продолжила леди Лаура все тем же тоном, – что первым наш порог переступит человек в черном. Вы же знаете эту примету, не так ли, мистер Саттерсуэйт? Нет? Вы меня удивляете. Чтобы в дом пришло счастье, надо, чтобы в новогоднюю ночь в него первым зашел человек в черном… Боже, надеюсь, что я не обнаружу у себя в кровати ничего слишком ужасного. Детям я совсем не доверяю – они приходят от этого в полный восторг.
Продолжая печально покачивать головой, леди Лаура взошла по лестнице.
После того, как женщины ушли, все придвинули кресла поближе к горящим на открытой жаровне поленьям.
– Сами скажете, когда будет достаточно, – радушно предложил Ившам, поднимая графин с виски.
Когда все сказали, разговор опять вернулся к теме бывшего хозяина дома.
– Вы ведь знали Дерека Кейпла, не так ли, Саттерсуэйт? – спросил Конвей.
– Немного.
– А вы, Портал?
– Нет. Я его никогда не встречал.
В этом ответе прозвучало столько страсти и желания защитить себя, что мистер Саттерсуэйт с удивлением поднял глаза.
– Я ненавижу, когда Лаура начинает об этом вспоминать, – медленно произнес Ившам. – Вы же знаете, что после трагедии дом был продан какому-то крупному фабриканту. Через год он съехал – то ли ему что-то не подошло, то ли еще что-то. Об этом доме всегда рассказывали достаточно ерунды и всяких небылиц – поэтому о нем шла дурная слава. А потом Лаура решила, что мне надо избираться от Западного Кидлби, а это значило, что нам необходимо было переехать туда жить. А хороший дом найти не так-то просто. За «Ройстон» много не просили, поэтому я в конце концов его и купил. Все эти разговоры о привидениях – полная ерунда, но, тем не менее, не очень приятно, когда тебе напоминают, что ты живешь в доме, в котором один из твоих друзей покончил с собой. Бедняга Дерек – мы так никогда и не узнаем, зачем он это сделал…
– Он не первый и не последний, кто не смог объяснить, зачем стреляется, – с трудом произнес Алекс Портал.
Он встал и щедро налил себе новую порцию виски.
С ним что-то не так, подумал мистер Саттерсуэйт. Совсем не так. Хотел бы я знать, в чем здесь загвоздка.
– Боже ж мой! – воскликнул Конвей. – Вы только послушайте этот ветер! Жуткая ночь…
– Как раз для привидений, – бесшабашно рассмеялся Портал. – Сегодня на свет вылезут все исчадья ада.
– Но если верить леди Лауре, даже самые черные из них принесут нам счастье, – со смехом заметил Конвей. – Вы только послушайте!
Раздалось жуткое завывание ветра, и не успело оно стихнуть, как в дверь три раза громко постучали.
Все замерли.
– Кто, черт возьми, это может быть в такое время? – воскликнул Ившам.
Мужчины переглянулись.
– Я открою, – сказал хозяин дома. – Слуги уже давно в постели.
Он подошел к двери, повозился какое-то время с тяжелыми засовами и наконец открыл ее. В зал ворвался порыв ледяного ветра.
В дверном проеме, как в раме, стояла высокая и стройная мужская фигура. С того места, на котором сидел мистер Саттерсуэйт, его одежда казалась выкрашенной во все цвета радуги. Скорее всего это происходило из-за того, что свет падал через витражные стекла, вставленные в верхние филенки двери. Когда же он вошел внутрь, то выяснилось, что это мужчина, одетый в ту самую черную дорожную одежду, о которой леди Лаура говорила раньше.
– Прошу прощения за это вторжение, – сказал незнакомец приятным голосом, – но у меня сломалась машина. Ничего серьезного – мой водитель уже ее чинит, но это займет у него не меньше получаса, а на улице адски холодно…
Он замолчал, а Ившам быстро продолжил:
– Не сомневаюсь. Заходите и выпейте с нами. Вам точно не надо помочь с машиной?
– Нет, спасибо. Мой шофер знает, что делает. Кстати, меня зовут Кин, Харли Кин.
После того как ему представили присутствовавших, мистер Кин сделал общий поклон и уселся в кресло, которое ему гостеприимно придвинул мистер Ившам. Когда он сел, на его лицо упала мимолетная тень, превратившая его в маску.
Ившам подбросил в камин несколько поленьев.
– Выпьете с нами?
– Да, спасибо.
Хозяин дома принес бокал и спросил у незнакомца:
– Так вы уже бывали в этой части Англии раньше, мистер Кин?
– Проезжал несколько лет назад.
– Правда?
– Да, в то время этот дом принадлежал человеку по имени Кейпл.
– Ах, ну конечно! – сказал Ившам. – Бедняга Дерек Кейпл… А вы его знали?
– Да, я его знал.
Манеры хозяина дома слегка изменились. Эта перемена была бы не заметна для человека, который не изучал характер англичан. Вначале в поведении Ившама сквозила некоторая сдержанность, но теперь от нее не осталось и следа. Мистер Кин знал Дерека Кейпла – значит, был другом друга и, таким образом, принимался в компанию безоговорочно.
– Невероятное происшествие, – доверительно заметил Ившам. – Мы как раз его обсуждали. Уверяю вас, что покупка этого дома далась мне с трудом. Если бы только здесь было что-то подходящее… но, к сожалению, выбора у меня не было. Я присутствовал здесь в ту ночь, так же как и Кейпл, – и, поверьте мне, все время жду, когда же появится его призрак.
– Совершенно необъяснимое происшествие, – мистер Кин умышленно говорил медленно, а потом вообще замолчал с видом актера, который вот-вот произнесет важную реплику.
– «Необъяснимое» подходит как нельзя лучше, – вмешался Конвей. – Все это очень походит на черное колдовство.
– Да, интересно, – уклончиво произнес мистер Кин. – Простите, сэр Ричард, что вы сказали?
– Это было просто невероятно. Мужчина в самом расцвете сил, никаких забот в жизни. С ним вместе пять или шесть закадычных друзей. В великолепном настроении за обедом обсуждает планы на будущее, а потом, выйдя из-за стола, идет к себе в комнату, достает из ящика револьвер и пускает себе пулю в лоб. Почему? Никто так и не понял. И не поймет.
– Не слишком ли это далеко идущее заявление, сэр Ричард? – с улыбкой спросил мистер Кин.
Конвей уставился на него.
– Что вы имеете в виду? Я вас не понимаю.
– Проблему нельзя считать неразрешимой только потому, что ее еще никто не решил.
– Да бросьте вы! Тогда не нашли никаких улик; уж не хотите ли вы сказать, что сейчас, по прошествии десяти лет, они могут появиться?
Мистер Кин мягко покачал головой.
– Я с вами не согласен. Да и историческая правда против вас. Современный историк никогда не сможет описать текущую эпоху с такой точностью, как это сможет сделать историк будущий. Весь вопрос в нахождении правильного угла зрения, в рассмотрении произошедшего в правильной перспективе. Если можно так сказать, то это, как и все в нашей жизни, – вопрос относительности.
Алекс Портал наклонился вперед, лицо его болезненно скривилось.
– Вы правы, мистер Кин! – воскликнул он. – Вы абсолютно правы. Время не уничтожает сам вопрос, оно просто задает его под другим углом.
Ившам терпеливо улыбался.
– То есть вы хотите сказать, мистер Кин, что если бы сегодня здесь организовали комиссию по расследованию обстоятельств смерти Дерека Кейпла, то мы смогли бы обнаружить правду, чего нам не удалось ранее?
– Вполне возможно, мистер Ившам. Ваша собственная интерпретация происшедшего давно забыта, и теперь вы помните только факты, не пытаясь их как-то объяснить.
Ившам в сомнении нахмурился.
– Естественно, что нам необходима какая-то отправная точка, – сказал мистер Кин своим негромким твердым голосом. – Обычно такой начальной точкой является теория смерти. У кого-то из вас, я уверен, есть своя теория. Что скажете, сэр Ричард?
Конвей также нахмурился.
– Ну конечно, – сказал он извиняющимся тоном. – Мы все думали… естественно, что все мы думали, что в этом замешана женщина. Ведь такие вещи происходят в основном или из-за денег, или из-за женщин. Но о деньгах здесь речь точно не шла. А если так, то что еще остается?
Мистер Саттерсуэйт пошевелился. Он наклонился вперед, чтобы сделать замечание, и вдруг заметил женскую фигуру, скорчившуюся за балюстрадой на верхней галерее. Женщина прижалась к ней, не видимая ниоткуда, за исключением места, на котором сидел сам мистер Саттерсуэйт, и было очевидно, что она внимательно прислушивается к происходящему внизу. Фигура была настолько неподвижна, что он не сразу поверил своим глазам.
Ее выдала одежда – старая, как мир, парча. Женщиной была Элеонора Портал.
Неожиданно все события вечера сложились в четкую логическую последовательность, и появление мистера Кина уже не выглядело случайностью – это скорее напоминало выход на сцену актера, которому пора произнести его реплику. В большом зале «Ройстона» в эту ночь разыгрывалась драма, не менее реальная от того, что один из актеров был давно мертв. И, конечно, одна из главных ролей в этой пьесе принадлежит Дереку Кейплу, в этом мистер Саттерсуэйт не сомневался.
И тут, снова неожиданно, на него сошло просветление. Все это дело рук мистера Кина. Он был главным режиссером этой пьесы и подавал актерам реплики. Он был в самом центре этой мистерии и дергал за веревочки, заставляя кукол шевелиться. И он знал все, даже то, что за балюстрадой наверху притаилась женщина. Да, ему все это было известно.
Мистер Саттерсуэйт, как всегда в роли наблюдателя, сидел, глубоко спрятавшись в кресле, и наблюдал, как перед ним разворачивается это действо. Разворачивается медленно и неторопливо. Мистер Кин тянул за веревочки, и куклы медленно приходили в движение.
– Неужели женщина? – задумчиво произнес он. – Но ведь за обедом женщин не было.
– Ну, конечно! – воскликнул Ившам. – Он объявил о своей помолвке. Именно поэтому все это напоминало дурдом. А он невероятно собой гордился. Сказал, что не может объявить об этом официально, но намекнул, что скоро распрощается с холостяцкой жизнью.
– И, естественно, мы все догадались, о ком шла речь, – заметил Конвей. – Марджори Дилк. Очень достойная девушка.
Казалось, что теперь пришла очередь мистера Кина, но он молчал, и что-то в его молчании было странно загадочным. Казалось, что он сомневается в последнем утверждении. И из-за этого Конвей перешел к обороне.
– А кто еще это мог быть? Как думаешь, Ившам?
– Не знаю, – медленно ответил тот. – Что же он тогда сказал? Что-то о конце холостяцкой жизни и о том, что не может назвать нам имя дамы без ее разрешения – а сейчас время еще не наступило… Помню, он также сказал, что ему чертовски повезло и что он хочет, чтобы его два лучших друга знали, что через год, в это же время, он будет уже счастливо женат. Естественно, мы решили, что речь идет о Марджори. Они дружили и часто появлялись вместе.
– Единственное… – начал было Конвей, но остановился.
– Что ты хотел сказать, Дик?
– Я хочу сказать, что все это было немного странно, если речь действительно шла о Марджори. Почему бы тогда не объявить о помолвке? Я хочу сказать, что вся эта секретность была ни к чему. Все это выглядело так, как будто он говорил о замужней женщине, у которой только что умер муж или которая находится в процессе развода.
– Это верно, – согласился Ившам. – В этом случае о помолвке нельзя было бы сообщать заранее. Знаете, теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что перед смертью он не так уж часто встречался с Марджори. Роман у них был за год до этого. Я еще тогда подумал, что они охладели друг к другу.
– Интересно, – заметил мистер Кин.
– Да. Все выглядело так, как будто появился кто-то третий.
– Другая женщина, – задумчиво произнес Конвей.
– Клянусь Юпитером, – подтвердил Ившам. – В тот вечер Дерек вел себя, на мой взгляд, неприлично шумно. Казалось, что он абсолютно пьян от счастья. И в то же время – мне трудно это объяснить – выглядел странно напряженным.
– Как человек, бросающий вызов судьбе, – с трудом заметил Алекс Портал.
Он сейчас говорит о Дереке Кейпле или о себе самом? Глядя на него, мистер Саттерсуэйт склонялся к последнему. Да, именно так Алекс Портал и выглядел – как человек, бросивший вызов судьбе.
Его воображение, затуманенное спиртным, неожиданно среагировало на слова, которые соответствовали его собственному внутреннему состоянию.
Мистер Саттерсуэйт поднял глаза. Она все еще была там. Слушала и наблюдала – при этом была абсолютно неподвижна, как мертвая.
– Абсолютно правильно, – сказал Конвей. – Кейпл был на удивление возбужден. Я бы сказал, что он выглядел как человек, только что сорвавший банк в рулетку, поставив на зеро.
– А может быть, он собирался с силами, чтобы сделать то, что задумал? – предположил Портал.
И, словно это вызвало у него какие-то ассоциации, он встал и налил себе еще.
– Совсем нет, – резко возразил Ившам. – Готов поклясться, что мыслей о самоубийстве тогда у него не было. Конвей прав. Удачливый игрок, который сделал рисковую ставку и теперь с трудом может поверить своему счастью… Именно так он и выглядел.
– А уже через десять минут… – проговорил Конвей, обескураженно разводя руками.
Они сидели в тишине, когда Ившам неожиданно ударил рукой по столу.
– В эти десять минут что-то произошло! – воскликнул он. – Иначе не может быть! Но что? Давай все вспомним поточнее. Мы все беседовали, когда Кейпл неожиданно встал и вышел из комнаты…
– А почему? – поинтересовался мистер Кин.
– Прошу прощения? – переспросил Ившам, которого этот вопрос, казалось, сбил с толку.
– Я просто спросил – почему он вышел из комнаты? – повторил мистер Кин.
От напряжения Ившам нахмурился.
– В тот момент это не показалось слишком важным… Ах да! Ну конечно! Почта. Ты помнишь почтовый колокольчик, Дик, и как мы все обрадовались? Нас ведь тогда завалило снегом, который шел целых три дня не переставая. Самый сильный снегопад за многие годы. Дороги были непроходимы. Ни газет, ни писем. Кейпл вышел, чтобы посмотреть, что нам привезли, и вернулся с целой кучей газет и писем. Он раскрыл газету, взглянуть, нет ли каких новостей, а потом прошел наверх вместе со своими письмами. А через три минуты мы услышали выстрел… Невероятно! Совершенно невероятно…
– И совсем не невероятно, – предположил Портал. – Парень получил какое-то неожиданное известие по почте. На мой взгляд, это совершенно очевидно.
– Не думайте, что мы пропустили что-то настолько очевидное. Это был один из первых вопросов, которые задал коронер. Но Кейпл не открыл ни одного письма. Вся пачка так и осталась лежать на его столике.
Портал выглядел совершенно убитым.
– И вы уверены, что он не вскрыл ни одного? Он ведь мог уничтожить его, после того как прочел.
– Нет. Я в этом абсолютно уверен. Естественно, что это самый очевидный вариант, но все письма были запечатаны. Никаких обрывков, никакого пепла – в комнате даже не было огня.
Портал покачал головой.
– Потрясающе.
– Все это выглядело совершенно кошмарно, – низким голосом проговорил Ившам. – Мы с Конвеем поднялись к нему в комнату, как только услышали выстрел, и нашли его мертвым. Клянусь, я был в шоке.
– И ничего не оставалось делать, как звонить в полицию, не так ли? – уточнил мистер Кин.
– В те времена в «Ройстоне» не было телефона. Я поставил его, только когда купил этот дом. Нам просто повезло, что в это время на кухне находился местный констебль. Одна из собак – помнишь беднягу Роджера, Конвей? – накануне заблудилась. Проезжавший возчик заметил ее, наполовину занесенную снегом, и привез в полицейский участок. А они узнали в ней собаку Кейпла, которую тот особенно любил. Вот констебль и пришел сообщить об этом. Он появился ровно за минуту до того момента, когда прозвучал выстрел. Поэтому нам было немного полегче.
– Боже ж мой, снегопад был просто кошмарный, – продолжал вспоминать Конвей. – Аккурат в эту пору, правда? В начале января.
– А мне кажется в феврале. Как я помню, вскоре после этого мы уехали за границу.
– Я уверен, что это было в январе. Мой егерь Нед – ты помнишь Неда? – покалечился как раз в конце января. А это было как раз после этого случая.
– Тогда все это случилось в конце января. Удивительно, как сложно вспоминать даты после того, как прошло несколько лет…
– Одно из самых сложных занятий в жизни, – проговорил мистер Кин светским тоном. – Хотя иногда помогает, если привязать событие к какому-нибудь действительно значимому происшествию – покушению на монаршую особу, например, или громкому суду по поводу убийства…
– Ну конечно! – воскликнул Конвей. – Это было как раз накануне слушаний по делу Эпплтона.
– Не накануне, а сразу же после, правильно?
– Нет-нет, ты просто забыл – Кейпл знал Эпплтонов; он гостил у старика той весной, как раз за неделю до его смерти. Однажды вечером он о нем рассказывал – каким тот был старым грубияном и насколько молодой и красивой женщине вроде миссис Эпплтон было тяжело с ним жить. Тогда никто не сомневался в том, что старика прибила именно она.
– Клянусь Юпитером, ты прав. Я помню, как прочитал в той газете заметку о том, что назначена эксгумация тела. Она должна была состояться именно в тот самый день – помню, что почти не обратил на это внимания, – все мои мысли были поглощены беднягой Дереком, труп которого лежал наверху.
– Широко распространенный, но очень любопытный феномен, – заметил мистер Кин. – В состоянии сильного стресса внимание фокусируется на какой-нибудь совсем незначительной детали, которую потом помнишь абсолютно отчетливо даже через много лет. И все это благодаря состоянию стресса, которое вы переживаете в тот момент. И это может быть абсолютно неважная деталь – узор обоев, например, – но вы ее уже никогда не забудете.
– Удивительно, что вы об этом заговорили, мистер Кин, – сказал Конвей. – Пока вы это объясняли, я вдруг почувствовал, что вновь оказался в комнате Кейпла – мертвый Дерек лежал на полу, – и с абсолютной четкостью увидел большое дерево за окном и тень, которую оно отбрасывало на снегу. Да-да, именно так – лунный свет, снег и тень дерева на снегу – я опять все это увидел… Боже ж мой, мне кажется, что я все это могу нарисовать, а ведь в тот момент я даже не смотрел на все это!
– У него была большая комната прямо над входом, не так ли? – поинтересовался мистер Кин.
– Именно. А дерево было большой березой – как раз на повороте подъездной аллеи.
Мистер Кин кивнул с удовлетворенным видом. Мистер Саттерсуэйт почувствовал непонятное волнение. Он был уверен, что все, что бы мистер Кин ни говорил, он делал с какой-то тайной целью. Он к чему-то вел весь этот разговор – мистер Саттерсуэйт не знал, к чему именно, но был абсолютно уверен в том, кто сейчас хозяин положения.
Повисла короткая пауза, а затем Ившам вернулся к предыдущей теме разговора.
– Я очень хорошо помню то дело Эпплтонов. Это была настоящая сенсация. Она ведь избежала наказания, правильно? Хорошенькая женщина, блондинка – натуральная блондинка…
Почти против своей воли мистер Саттерсуэйт взглянул на женскую фигуру, скорчившуюся за балюстрадой. Ему показалось или она действительно сжалась, как от удара? Он что, действительно увидел руку, которая двигалась по скатерти, а потом внезапно остановилась?
Раздался звук разбившегося стекла. Алекс Портал, который наливал себе очередную порцию виски, выронил графин.
– Черт побери… сэр, мне очень жаль. Не понимаю, что на меня нашло.
Ившам прервал его извинения.
– Все в порядке. Не обращайте внимания, приятель. Странно – этот звук напомнил мне кое-что. Ведь это она, нет? Миссис Эпплтон? Ведь это она разбила графин с портвейном?
– Вот именно. Старик Эпплтон каждый вечер выпивал один стакан портвейна. А на другой день после его смерти кто-то из слуг увидел, как она специально разбила графин. Ну и начались всякие разговоры. Все знали, что с ним она была совершенно несчастна. Слухи все росли и ширились, и наконец, через несколько месяцев, один из родственников потребовал эксгумировать тело. Естественно, что выяснилось, что старика отравили. Мышьяк, по-моему?
– Нет. Стрихнин, мне кажется. Но это не важно. Все было ясно как божий день. Все это мог совершить только один человек – и миссис Эпплтон предстала перед судом. И оправдали ее только из-за недостатка улик, а не потому, что она была абсолютно невиновна. Проще говоря, ей повезло. Думаю, что ни у кого не вызывает сомнения, что это сделала именно она… А что с ней стало потом?
– По-моему, уехала в Канаду. Или в Австралию?.. У нее там был дядя или кто-то в этом роде, кто предложил ей крышу над головой. Это был наилучший выход для нее, принимая во внимание все обстоятельства дела.
Мистер Саттерсуэйт не мог отвести глаз от правой руки Алекса Портала, которая сжимала стакан с виски. Сжимала с невероятной силой.
«Если ты не поостережешься, то раздавишь его… – подумал мистер Саттерсуэйт. – Боже мой, как это все интересно!»
Ившам встал и налил себе еще.
– Что ж, мы так и не приблизились к разгадке смерти бедняги Дерека Кейпла, – заметил он. – Комиссия по расследованию не добилась никаких результатов, не так ли, мистер Кин?
Мистер Кин рассмеялся…
Это был странный смех – издевательский, но в то же время печальный. Услышав его, все вздрогнули.
– Прошу прощения, – сказал Кин, – но вы все еще живете прошлым, мистер Ившам. Все еще находитесь под влиянием предыдущего решения. А вот я – человек со стороны, простой прохожий – вижу только факты!
– Факты?
– Вот именно – факты.
– Что вы хотите этим сказать? – задал вопрос Ившам.
– Я вижу четкую последовательность фактов, которую вы сами же и назвали, но значения которой не понимаете. Давайте вернемся на десять лет назад и еще раз рассмотрим все факты – с холодной головой и безо всяких эмоций.
Мистер Кин встал. Вдруг оказалось, что он очень высокого роста. За его спиной играли языки пламени. Говорил он низким, убедительным голосом.
– Вы все сидите за столом. Дерек Кейпл сообщает о своей помолвке. Тогда вы подумали, что невеста – Марджори Дилк. Теперь вы в этом не уверены. Он очень возбужден и ведет себя так, как будто только что выиграл в лотерею – вы сами сказали: «как будто сорвал банк, поставив на зеро». Потом раздается звон колокольчика на входной двери. Он выходит, чтобы забрать почту, которой не было уже целую вечность. Письма свои он не распечатывает, но вы оба говорите, что он раскрыл газету, чтобы взглянуть на колонку новостей. Прошло уже десять лет, поэтому мы не можем вспомнить, какие в тот день были новости – было ли это землетрясение или очередной политический кризис. Единственное, что мы доподлинно знаем о содержании той газеты, – то, что в ней была небольшая заметка – заметка, в которой говорилось, что Хоум-офис три дня назад дал разрешение на эксгумацию тела мистера Эпплтона.
– Что?
Мистер Кин продолжил:
– Дерек Кейпл поднимается к себе в комнату и что-то видит из окна. Сэр Ричард Конвей рассказал нам, что шторы на окне не были задернуты и что оно выходило на подъездную аллею. Что он мог там увидеть? Что он мог увидеть такого, что заставило его покончить с жизнью?
– Что вы хотите сказать? Что он мог там увидеть?
– Думаю, – произнес мистер Кин, – что он увидел там полицейского. Полицейского, который пришел по поводу собаки – но Дерек Кейпл этого не знал. Он просто увидел полицейского.
В комнате повисла тишина – как будто присутствующим понадобилось время, чтобы понять всю важность сказанного.
– Боже мой! – произнес наконец Ившам. – Но вы же не хотите сказать, что… Эпплтон? Но ведь его даже не было там в то время, когда Эпплтон умер. Старик был только со своей женой…
– Но он мог быть там неделей раньше. Стрихнин не очень хорошо растворяется, если только он не в виде гидрохлорида. Если подсыпать его в портвейн, бо́льшая часть вещества осядет на дне и будет выпита только с последним стаканом – что вполне могло произойти и неделей позже.
Портал резко вышел вперед – его голос был хриплым, а глаза налились кровью.
– Тогда почему она разбила графин?! – воскликнул он. – Почему она разбила графин? Объясните!
Впервые за весь вечер мистер Кин напрямую обратился к мистеру Саттерсуэйту:
– Вы многое повидали в жизни, мистер Саттерсуэйт. Может быть, вы нам объясните?
Когда мистер Саттерсуэйт заговорил, его голос слегка дрожал. Наконец-то пришел его черед. Он должен произнести самые важные слова в этой пьесе и из праздного зрителя превратиться в одного из главных актеров.
– Как мне кажется, – скромно произнес он, – она очень боялась за Дерека. На мой взгляд, она была достойной женщиной, и когда у них все началось, она велела ему уехать. Когда ее муж… скончался, она стала подозревать правду. И, в попытке спасти мужчину, которого любила, миссис Эпплтон попыталась уничтожить улики против него. А позже, как мне представляется, он смог убедить ее, что ее подозрения безосновательны, и она согласилась выйти за него замуж. Но даже после этого что-то не давало ей покоя – у женщин очень хорошо развита интуиция.
На этом роль мистера Саттерсуэйта закончилась.
И вдруг по комнате разнесся долгий, дрожащий вздох.
– Мой бог! – воскликнул Ившам, вздрогнув. – Что это было?
Мистер Саттерсуэйт мог бы ответить ему, что на верхней галерее находится миссис Элеонора Портал, но он был слишком художественной натурой, чтобы испортить весь драматический эффект.
Мистер Кин улыбнулся.
– Моя машина, скорее всего, уже готова. Благодарю вас за ваше гостеприимство, мистер Ившам. Надеюсь, что мне удалось кое-что сделать в память о своем друге.
Все смотрели на него в немом восхищении.
– Как вам все это понравилось? Он любил эту женщину, любил настолько, что готов был ради нее на убийство. А потом боязнь возмездия, которое, как ему показалось, стояло у порога, взяла верх, и он лишил себя жизни. В результате она оказалась лицом к лицу со своей судьбой.
– Но ее оправдали, – пробормотал Ившам.
– Просто потому, что ее вина была недоказуема. Мне кажется – хотя, может быть, все это только мои домыслы, – что она все еще борется со своей судьбой.
Закрыв лицо руками, Портал опустился в кресло.
Кин повернулся к Саттерсуэйту.
– Всего хорошего. А вы, оказывается, большой любитель театра…
Удивленный Саттерсуэйт молча кивнул.
– Я бы посоветовал вам итальянскую комедию масок. В наше время это искусство умирает – но оно заслуживает того, чтобы на него обратили особое внимание. Символизм, знаете ли, иногда труден для восприятия, но, поверьте мне, вечное всегда останется вечным. Спокойной вам ночи.
Они молча проводили его глазами. Как и раньше, витражное стекло создало эффект радуги…
Мистер Саттерсуэйт поднялся к себе в комнату. Было холодно, и он подошел к окну, чтобы закрыть его. Там увидел мистера Кина, идущего по подъездной аллее. Вдруг из боковой двери дома появилась женская фигура. Несколько минут они говорили друг с другом, а потом женщина вернулась в дом. Она прошла как раз под окном мистера Саттерсуэйта, и он вновь был поражен жизненной энергией, написанной на ее лице. Сейчас она двигалась, как абсолютно счастливая женщина.
– Элеонора!
К ней подошел Алекс Портал.
– Элеанора, прости! Прости меня… Ты говорила правду, но, Бог да смилуется надо мною, я тебе не совсем верил…
Мистера Саттерсуэйта невероятно интересовали отношения между людьми, но он прежде всего был джентльменом. Его воспитание подсказывало ему, что окно надо закрыть. Так он и сделал.
Только очень медленно.
Он услышал ее голос, изысканный и неописуемый по своей красоте:
– Я знаю, я все знаю. Ты прошел через настоящий ад. Как и я когда-то. Любить – беззаветно верить и все-таки сомневаться; отбрасывать сомнения и видеть, как они возникают вновь и вновь… Я прошла через это, Алекс… Я все это знаю… Но есть ад пострашнее этого, и в нем я жила все последние годы. Я видела сомнение в твоих глазах, видела страх… и это отравляло нашу любовь. Этот человек, этот случайный прохожий спас меня от смерти. Понимаешь, я больше не могла этого переносить. Сегодня ночью я бы… я бы убила себя… Алекс… Алекс…
