И небом нам был океан

8

Уже тогда, в самом начале, я изо всех сил избегала выполнения своей прямой обязанности – мне не нравилось убивать людей. Хотя я погубила многих.

Никто не спрашивал, что я думаю о бабушкином пророчестве. Я приняла его со стойкостью и отвагой, достойными взрослого кита (вернее, так я тогда думала). Что взять с молодежи… Как и все киты, я ненавидела людей, и у меня были на то причины: их жестокость, их бессмысленная и безалаберная жадность. Люди убивали не только по нужде, но и для забавы. Они мнили себя владыками морей, хотя могли проникнуть лишь в верхний слой воды и оттуда, с границы Бездны, грозили нашим великим стадам и городам.

Я начала охотиться, потому что нашему городу были нужны охотники. И у меня, как я уже говорила, появились на то личные причины. Но пусть бабушка и решила наперед мою судьбу, пусть я с готовностью встала на путь ученичества, кое-что в моем призвании всегда мне претило – одна малая, негласная неотъемлемая часть охоты… простое суеверие. Меня воспитывали так, как того хотела бабушка. Надежды, которые она возлагала на мать, не оправдались, и теперь по бабушкиному пути надлежало пойти мне.

– Я не могу быть только охотницей, – однажды сказала я. – Ведь я еще и мыслитель. Верования охотников мне чужды. Я никогда их не приму.

– Примешь, – ответила бабушка. Это был приказ и неизбежность.

– Не приму! Только болваны и неучи верят в глупые предрассудки, в этого дурацкого дьявола…

– Не вздумай произносить вслух его имя, – вдруг подхватила моя мать. – Не вздумай!

– А не то что? – усмехнулась я. – Накличу беду? Дьявол придет и заберет ваши души, стоит мне произнести вслух его имя?

Конечно, то была юношеская бравада, бунт, желание отринуть устои старшего поколения. Я и не догадывалась, какой пророческий смысл несли мои слова.

– Я хочу и буду охотиться, но дурой быть не желаю.

– Дочь моя, не смей произносить его имя.

– Тоби Вик! – крикнула я. А потом повторила и, быть может, даже порадовалась гримасе боли на мамином лице и негодованию в бабушкиных глазах. Я назвала вслух нашего дьявола. Наше чудовище. Нашу легенду.

И кто же тут дура? Я произнесла вслух его имя – и он явился.