Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
6
– Я хочу есть, – объявила она.
– Я купил тебе новую одежду.
– Не хочу новую одежду, хочу есть.
Он пересек комнату и сел на пустой стул.
– Я думал, тебе надоело носить все время одно и то же.
– Мне все равно, что я ношу.
– Ясно, – он бросил пакет на кровать перед ней. – Я думал, это тебе понравится.
Она не ответила.
– Я накормлю тебя, если ответишь мне на кое-какие вопросы.
Она отвернулась от него и начала собирать в кулачки простыни, сминая, а затем разглаживая их.
– Как тебя зовут?
– Я говорила тебе. Анджи.
– Анджи Маул?
– Нет. Анджи Митчелл.
Пусть так.
– А почему твои родители не заявили в полицию о твоей пропаже? Почему нас до сих пор не нашли?
– У меня нет родителей.
– У всех есть родители.
– У всех, кроме сирот.
– Кто заботится о тебе?
– Ты.
– А до меня?
– Замолчи! Замолчи! – Лоснящееся лицо ее сделалось надутым и замкнутым.
– Ты и вправду сирота?
– Замолчи, замолчи, замолчи!
Пытаясь успокоить девочку, он достал из пакета с продуктами банку консервированной ветчины.
– Ну ладно, давай-ка лучше перекусим.
– Давай. – Она будто и не вопила только что. – И еще хочу арахисового масла.
Когда он принялся нарезать ветчину, она спросила:
– А у тебя хватит денег, чтоб позаботиться о нас?
Ела она своеобразно: сначала набивала рот ветчиной, затем запускала пальцы в банку с арахисовым маслом и, зачерпнув оттуда массу, облизывала их и жевала все одновременно, умудряясь при этом приговаривать: «Вкуснятина!»
– Если я посплю немного, ты ведь не удерешь?
Она покачала головой:
– А можно погулять?
– Можно.
Теперь он пил пиво из банки – он купил упаковку в лавке на обратном пути; от сытости клонило в сон, и он чувствовал, что если сейчас не приляжет, то заснет прямо на стуле. Она сказала:
– Не надо меня больше привязывать. Я вернусь. Поверь мне, хорошо?
Он кивнул.
– Куда я могу уйти. Некуда.
– Ладно, – сказал он.
И опять он почувствовал, что не может говорить с ней так, как этого хочет: она владела собой.
– Можешь погулять, но недолго.
Он вел себя, как ее отец: он знал, что она навязала ему эту роль. Это было нелепо.
Он смотрел, как девочка выходит из комнаты. Позже, ворочаясь во сне, он смутно слышал, как щелкнула дверь, и понял, что она вернулась. Она была в его власти.
В эту ночь он снова лежал полностью одетый на кровати, наблюдая за спящей девочкой. После двух часов, проведенных без движения, мышцы заныли, и он сел, упершись локтями в колени, – словно все эти позы были частью какого-то ритуала. И почти не отрывал взгляда от девочки. Она лежала абсолютно тихо – сон унес ее куда-то, оставив лишь тело. Даже лежа здесь, рядом с ним, она убежала от него.
Он поднялся, подошел к чемодану, вытащил закатанную в рулон рубашку и повернулся к ее кровати. Потом взялся за воротник рубашки, и на постель вывалился охотничий нож. Нож был слишком тяжелым и не отскочил. Вандерлей поднял его и взвесил в руке.
Он спрятал нож за спиной и потряс девочку за плечо. Контуры ее тела казались ему расплывчатыми, пока она не повернулась и не уткнулась лицом в подушку. Он опять ухватил ее за плечо и почувствовал длинную тонкую косточку – словно крыло, торчащее из-за спины.
– Уходи, – пробормотала она в подушку.
– Нет. Давай поговорим.
– Уже поздно.
Он потормошил ее и, когда она не ответила, попытался силой развернуть лицом к себе. Маленькая и худенькая, она достаточно сильно сопротивлялась. Он так и не смог заставить ее повернуться лицом к себе.
Потом девочка резко повернулась сама, словно наконец возмутилась. Лицо заспанное, но сердитое выражение делало его старше.
– Как твое имя?
– Анджи, – она вдруг беззаботно улыбнулась. – Анджи Маул.
– Откуда ты?
– Ты знаешь.
Он кивнул.
– Как звали твоих родителей?
– Не знаю.
– Кто растил тебя, пока я тебя не увез?
– Не имеет значения.
– Почему же?
– Это не важно. Просто люди.
– Их фамилия была Маул?
Ее улыбка стала более дерзкой:
– А это важно? Ты прямо все хочешь знать.
– Что ты имеешь в виду – «просто люди»?
– Они просто люди, их фамилия Митчелл. Вот и все.
– И ты сама изменила свою фамилию?
– Ну и что?
– Не знаю… – Это было правдой.
Они смотрели друг на друга. Он сидел на краю кровати, прятал за спиной нож и сознавал: что бы ни случилось, он не сможет пустить оружие в ход. Он подумал, что Дэвид тоже не смог бы отнять жизнь – у кого угодно, кроме себя самого, что он и сделал. А девочка, похоже, знала, что он прячет нож, мелькнула мысль. И просто не воспринимала это как угрозу. Для нее это и не было угрозой. И сам он не был ей угрозой. Она ничуть не боялась его.
– Так, хорошо, давай сначала, – сказал он. – Кто ты?
Впервые с того момента, как она оказалась в его машине, девочка улыбнулась по-настоящему. Это была разительная перемена, не принесшая, однако, ему облегчения: никогда прежде она не выглядела такой взрослой.
Она сказала:
– Ты знаешь.
– Что ты такое? – настаивал он.
Она вся осветилась улыбкой:
– Я – это ты.
– Нет, я – это я. Ты – это ты.
– Я – это ты.
– Что же ты такое?! – вырвалось в отчаянье у него.
Затем на короткий миг он перенесся назад, на улицу в Нью-Йорке, и увидел перед собой уже не загорелую модно одетую незнакомку, а Дэвида: лицо брата было изъедено червями, и тело покрывала изорванная и гниющая одежда.
…о самом чудовищном…
