Ходить, стоять, сидеть, лежать
1. Если города – действительно самые лучшие сюжеты, то кульминацией Яливца как города были, безусловно, времена, когда городским архитектором стала Анна – дочь Франциска.
Детям мультипликаторов, которые ни на шаг не отходят от отца, стать архитекторами легко. Особенно в городе, который придумал отец. По ее первым эскизам в 1900 году (Анне было тогда семь) построили новый синематограф Yuniperus в виде комода с ящиками – специально для показов Францевых анимационных фильмов.
Еще ребенком Анна спроектировала бассейн в виде гнезда чомги, плававший в озере, подземные туннели с отверстиями, как у кротов, на разных улицах города, бар, в котором выход был устроен так, что, переступая порог зала, оказывался не на улице, как мог надеяться, а точно в таком же зале, четырехэтажный дом-шишку и огромную двухэтажную виллу-подсолнух.
2. Потому что Анна думала телом. Каждое движение она могла чувствовать не только целостно, но и как последовательность напряжений и расслаблений мышечных волокон, вращения в суставах, замираний и взрывов кровотока, проникновения и выжимания струй воздуха. Поэтому фразами ее мышления были пространственные конструкции. Так что любое здание она видела, минуя покрытия. И опять же, как пространство, в котором происходят перемещения других подвижных и полуподвижных конструкций – пальцев, хребтов, черепов, коленей, челюстей.
3. При всем том Франциск заметил, что в самом начале фантазия Анны не могла выйти за границы симметрии. Он выяснил для себя, что зачарованность чудом природной симметрии является первым детским шагом к осознанному воспроизведению красоты мирового порядка.
4. Анна воспитывалась весьма ограниченно.
Еще когда она звалась Стефанией, а Анной была только ее мать, Франц понял, что главное в воспитании детей – как можно больше быть с ними. Очевидно, он проникся этим чересчур буквально, потому что после смерти жены почти двадцать лет не было ни одной минуты, когда бы они с Анной были врозь. Всегда вместе. Или в одной комнате, или вместе выходили из дома, или делали что-то в саду, видя друг друга. Даже купаясь, Анна никогда не закрывала дверей баньки. Им было важно иметь возможность постоянно слышать, что говорит другой. Это стало единственным принципом Францисковой педагогики. Удивительно, но ей такая жизнь пришлась по вкусу. С тех пор как Анна начала по-настоящему заниматься архитектурой, то просто содрогалась от радости, когда они работали за разными столами большого кабинета, – она записывала эскизы и делала чертежи, а папа рисовал свои мультфильмы.
5. Всю жизнь Франциск говорил не столько для нее, сколько просто вслух. Все то, что слушала Анна, слышали и их собаки. Анна редко что-то спрашивала, зато приучилась постоянно рассказывать обо всех своих ощущениях, пытаясь находить точные словосочетания.
Часто она перебивала Франца: расскажи то же самое еще раз, но не так кратко.
Анна не умела читать и писать, зато каждый день пересматривала картинки в Ларуссе. Музыку она слышала только в исполнении курортной капеллы и еще гуцульских флояров, цимбалистов, гусляров, трембитарей. Сама играла только на дрымбе. Круг рисовала безупречно, но составляла его из двух симметричных половинок. Так же точно умела делать любой эллипс, а прямую линию могла бесконечно продолжать, время от времени отдыхая несколько секунд или месяцев. О маме знала все, что положено знать девочке. Играла с собаками и таким образом находилась в обществе сверстников.
6. Она жила вдвое больше, ежедневно проживая свою и Францискову жизни.
7. Неожиданно для самой себя Анна начала рисовать фасолины. Движение, которым это делалось, давало самое высокое физическое наслаждение. Тысячные повторения не делали наслаждение меньше. Анна начала над этим задумываться.
Она везде видела фасоль – в речном камне и луне, в свернувшихся псах и позе, в которой чаще всего засыпала, в овечьих почках, легких, сердцах и полушариях мозга, в комочках овечьего сыра и шапочках грибов, в тельцах птиц и зародышах, в своей груди и любимых двух тазовых костях, которые торчали в низу живота, в берегах малых озер и в концентрических линиях, которыми показывалось увеличение высоты горы на географических картах. В итоге решила, что не что иное, как фасоль, является наиболее продуманной формой изъятия малого пространства из большего.
8. Об этом Анна рассказала старому Бэде, когда принесла целый мешок большой синей фасоли в его броневик и замерла – внутри броневик был полон фасоли разных размеров и цветов, вершина кучи медленно сползала, подобно потокам лавы в вулкане. Бэда собирал по всему Яливцу фасоль, чтобы отвезти ее на рынок в Косово.
Видно, потом он что-то говорил Непростым, потому что они пришли и сделали так, что очень молодую Анну назначили городским архитектором.
9. Когда Франц выбирал место, он особо заботился, чтобы там было хорошо во всех четырех состояниях – ходить, стоять, сидеть и лежать, – в которых может находиться человек.
С Анной было иначе. Она изначально жила в таком месте. Став архитектором, Анна начала выдумывать что-то новое. Она очень хорошо помнила то, чему научил ее Франц, и еще лучше – что учил сам Франц. Но впервые не поверила, что он сказал ей все.
10. Можно падать – и под некоторыми домами установили батуты, на которые спрыгивали прямо с балконов.
Можно висеть – и между двумя горами натянули веревки, которыми, взявшись за специальные держатели (их Анна нашла среди маминых альпинистских принадлежностей), съезжалось аж на центральную площадь, пролетев за несколько минут над крышами и нижними деревьями.
Можно раскачиваться – и на домах разместили трапеции, на которых легко перелетали на противоположную сторону улицы.
А еще можно катиться, подскакивать, ползать, копаться – все это тоже было по-разному учтено в обновленном Яливце. Пациентов на джиновом курорте стало еще больше. Себастьян тогда уже воевал в Африке, а из станиславской тюрьмы сбежал террорист Сичинский.
11. Франц явно видел, что ничего нового Анна придумать не сумела, потому что даже во время падения (или, скажем, полета – если бы ей даже такое удалось) человек или стоит, или лежит, или сидит на воздухе.
Но новации ему нравились, и он предложил заливать на зиму все улицы водой. Яливец на несколько месяцев становился сплошным катком. Только держась за перила вдоль улиц, можно было как-то вскарабкаться в верхнюю часть города. Но Франц умел ходить по скользкому.
12. Путешествуя с Франциском по ближайшим горам, Анна видела много различных гуцульских жилищ. Присмотревшись внимательнее, она поняла, что значит иметь свой собственный дом. Забота о доме делает ежедневный поиск пищи осмысленным. Иметь свой дом – равносильно откладыванию остатков пищи или возможности делиться с кем-то едой. Или временем, предназначенным для поиска пищи.
Если тело – врата души, то дом – притвор, на который душе разрешено выходить.
Она видела, как для большинства людей дом является основой биографии и выраженным результатом существования. А еще там отдыхает память, потому что с предметами ей легче всего управляться.
Ее очаровывала эта гуцульская особенность – самому выстроить свое жилище вдалеке от других. На чистом месте. Когда дом возведен, он становится мудрее всех пророков и вещунов – он всегда скажет, что тебе делать дальше.
13. Еще такое свойство красоты. Чтобы быть доступной, красота должна иметь воможность быть сформулированной словами. А потому – быть раздробленной. Дом дает то небольшое пространство, в котором можно успеть сделать красоту собственными силами.
Изначальными условиями красоты жилья Анна считала пространство, свет, сквозняки, переходы между разделением пространства. Поэтому спроектировала несколько домов по принципу гуцульского дома-гражды. Отдельные комнаты и помещения жилища выходили прямо в квадратный двор, замкнутый со всех сторон именно этими комнатами.
14. Истоком всей красоты, которая доступна людским рукам, всей эстетики являются, безусловно, растения (впрочем – пищи тоже, тут идеальное и материальное едино как никогда). С другой стороны – мало что другое является таким совершенным воплощением этики, как уход за растениями. Не говоря уже о том, что созерцание сезонных изменений – самый простой выход в частную философию. Поэтому сербский лесовод Лукач засадил двор привезенными из Македонии цветущими кустами: барбарисом, камелиями, вереском, кизилом, волчьими ягодами, форзициями, гортензиями, жасмином, магнолиями, рододендронами, клематисами.
15. Сам же город Анна распорядилась огородить прозрачными зигзагообразными гуцульскими ограждениями из длинных смерековых жердей. Вход в город был оборудован настоящими воротами-разлогами с открывающимися створками.
Особой необходимости в этом не было, но Анна хотела оживить больше слов, необходимых тогда, когда такие ограждения существуют: гары, заворынье, гужва, быльца, кечка, спыж.