Советская литература — цитаты из книг — стр. 5

— Когда вы просите женщину вручить вам руку и сердце, вы внутренне даете самому себе слово чести, что всю жизнь будете служить ей щитом и опорой. Что в любых несчастьях, болезнях, горестях вы не покинете ее и никогда не предадите. Никогда. — Ну это — само собой, — рассудительно сказал Алексей. — На всю жизнь — слово…

Пока человечество в целом ниже того уровня, какой ему внутренне присущ, мы пока не дорастаем до себя - вот беда нашего времени!

- Не беспокойся, милый, всё будет хорошо! Всё будет хорошо, и в дамки выйдут пешки, и будет шум и гам, и будут сны к деньгам, и дождики пойдут по четвергам. Так говорит дядя Михась: помнишь, он вёз нас когда-то в крепость? Мы ещё смотрели столб на дороге, и там я впервые наткнулась на твою руку...

Война — это ведь не просто кто кого перестреляет. Война — это кто кого передумает. Устав для того и создан, чтобы голову тебе освободить, чтоб ты вдаль думать мог, на ту сторону, за противника.

Никогда не надо спешить презирать людей за то, что может и тебя ожидать за поворотом дороги. Так и получилось.

Это сейчас спроси любого огольца, кем он станет, как вырастет, — скажет: врачом, летчиком, а то и космонавтом. Да, теперь есть такая возможность. И в действительности так и бывает, до космонавта включительно. А прежде? Если рос, бывало, смышленый парнишка, хорошо учился, что о нем говорили взрослые? Вырастет — учителем…

Жили себе жили, вдруг приходит человек, ты его и в глаза сто лет не видел, и начинает выслеживать тебя с собакой.

Ах, заморыш ты воробьиный, по силам ли горе на горбу-то у тебя? Матюкнуться бы сейчас в полную возможность, покрыть бы войну эту в двадцать восемь накатов с переборами. Да заодно и майора того, что девчат в погоню отрядил, прополоскать бы в щелоке. Глядишь, и полегчало бы, а вместо этого надо улыбку изо всех сил к губам…

Ночь пришла, и тьма границу скрыла, но ее никто не перейдет, и врагу мы не позволим рыло сунуть в наш, советский, огород…

— Чепушиной занимаетесь! — гремел прибывший по последним рапортам майор. — Писанину развели. Не комендант, а писатель какой-то! — Шлите непьющих, — упрямо твердил Васков: он побаивался всякого громогласного начальника, но талдычил свое, как пономарь. — Непьющих и это… Чтоб, значит, насчет женского пола. — Евнухов, что ли?…

От тишины и безделья солдаты млели, как в парной, а в двенадцати дворах осталось еще достаточно молодух и вдовушек, умевших добывать самогон чуть ли не из комариного писка.

Так и чудится, что вдали покажутся двое с козой, и мне придется держать ответ за все, что делал не так…

- Идите сюда. Тут более-менее чисто. Надзиратель откупорил пиво. - Да, колоритно у вас, - сказала Лида. - Я ведь по образованию гигиенист. - Меня за антисанитарию к товарищескому суду привлекали. - Чем же это кончилось? - Ничем. Я на мятежный душ закашивал. Поэт, мол, йог, буддист, живу в дерьме... Хотите пива?

Говорят, что мы, евреи, музыкальный народ. Да, мы - такой народ; станешь музыкальным, если сотни лет прислушиваешься, по какой улице торают солдатские сапоги и не ваша ли дочь зовёт на помощь в соседнем переулке. Нет, нет, я не хочу гневить бога: кажется нам повезло.