давно известно, что человеку, однажды совершившему преступление, решиться на второе уже намного легче, что тому, кто переступил черту, назад дороги нет и что количественный показатель уже не важен после того, как сделан качественный скачок, превративший обыкновенного человека в убийцу — навсегда, до самого последнего дня, до самого последнего часа. Он останется убийцей даже в памяти тех, кто его переживет, — если они знали о совершенном им злодеянии, пока он был жив, или если им стало известно об этом после его смерти, когда он уже не мог никого убедить в своей невиновности, не мог никого обмануть. Вор может вернуть награбленное, клеветник может признаться, что напрасно очернил человека, и восстановить его доброе имя, даже предатель может — иногда, если еще не слишком поздно, — смягчить последствия своего предательства. Но убийство — дело другое. Здесь всегда бывает слишком поздно, и никогда нельзя вернуть обратно в мир того, кто был из этого мира изъят. Убийство необратимо и непоправимо. И сколько бы других жизней ни спас потом тот, кто отнял одну, он все равно останется убийцей. А если прощения ждать не приходится, то он будет снова и снова ступать на этот путь, снова убивать — всякий раз, когда понадобится.