Так мы продвигались по шоссе, сваливая с дамбы все то, что мешало движению. Подскочил ко мне один наш боец и, показывая на громадный немецкий автобус, сказал, что в нем полно тяжелораненных фрицев. Я подошел, открыл дверцу, увидел измученные, воспаленные лица, один из раненых расстегнул китель, и моим глазам представилась черная дыра на груди и розовая пена, выступающая при каждом выдохе. Я приказал командиру отделения сержанту Пяткину вынести всех раненых и положить их на обочине.

- Товарищ командир, я не выполню вашего распоряжения! - твердо отрубил тот.

Я весь закипел от негодования, что-то брякнул. Пяткин мне ответил, что у него немцы убили сына и сожгли дом. Я так и прикусил язык. Кто-то предложил опрокинуть автобус вместе со всеми ранеными. Иные из них успели кое-как выползти самостоятельно. А остальные... - "Раз-два - взяли!" - И автобус покатился с дамбы, а мы отправились ликвидировать следующее препятствие на дороге. В тот же вечер я попросил у Пяткина извинения за свою грубость.