На пляже было непривычно шумно. Паника нарастала. Вновь пришедшим рассказывали, что утонула бабуля-сердечница, да к тому же с давлением. А следом за ней утонула и дочь, у которой на глубине свело ногу (откуда взялась эта версия?), и внучка, которая не смогла вытащить двух женщин. И вот теперь маленький Сева остался сиротой. То есть еще не остался, но наверняка останется, потому что луна убывает. И вообще в прошлом году двое здесь утонули, прямо на этом пляже.
Еще через пятнадцать минут народ бился в истерике.
– Едут! Плывут! – послышался женский голос.
Резиновая лодка почти наполовину ушла под воду под весом пассажиров. В лодке сидели все три женщины. Диму рвало. Капитан дальнего плавания ругался матом так, что заглушал звук прибоя.
Когда все оказались на берегу, народ обступил женщин в ожидании подробностей.
Оказалось, что сначала выловили внучку Елизаветы Ивановны, которая доплыла до дальнего буйка и дальше не смогла – устала бороться с течением. Она зацепилась за буй и рыдала в голос. Потом увидели и дочь, которую течением прибило к скале. Она распорола, вылезая на камни, ногу, но в целом была в порядке.
Елизавету Ивановну подобрали на самом дальнем диком пляже. Она к нему уверенно гребла. Правда, уже по-собачьи.
– Мы сейчас вас вытащим! – закричал ей Дима.
– Не надо меня вытаскивать. Я отлично плыву. Просто моя скорость чуть меньше скорости течения, вот меня и прибило, – ответила Елизавета Ивановна.
Дима из-за шума лодки и волн ничего не услышал.
– Не волнуйтесь, мы вас спасем! – крикнул он.
– Я не волнуюсь, – рассердилась Елизавета Ивановна, – это вы мне мешаете плыть!
– Поднимайтесь на борт, – строго велел Владимир Иванович.
Елизавету Ивановну вытаскивали долго – она никак не могла закинуть ногу в лодку.
– Давайте мы вам веревку бросим, вы зацепитесь! – кричал ей Дима.
– Не нужна мне ваша веревка, – ругалась Елизавета Ивановна, но за веревку зацепилась. Впрочем, идея была плохой – из-за волн бабуля все время оказывалась под водой.
– Вы меня утопите! – закричала она, откашлявшись. – Лучше б я сама утонула!
– Елизавета Ивановна, пожалуйста, – умолял ее Дима. – Давайте еще разик попробуем вас в лодку затащить.
– Как вы мне все надоели! Никакого покоя! Даже в море меня достали! – ругалась бабуля, которую все же удалось затащить в лодку. – Плыла себе, никого не трогала, пешком бы дошла с пляжа.
Ее дочь сидела в некотором ступоре и рассматривала свою ногу, осторожно трогая окровавленный бинт. Внучка Елизаветы Ивановны, в которую Дима влил водки, продолжала плакать. Самого Диму опять мутило. Владимир Иванович молчал и управлял лодкой так, как будто стоял за штурвалом крейсера.
Когда паника улеглась и все стали медленно расходиться, продолжая обсуждать происшедшее, дочь Елизаветы Ивановны вдруг подскочила, забыв про больную ногу, сорвала с головы матери купальную шапочку, в которой та так и сидела, побежала на пирс и закинула ее далеко в море.
– Все! – крикнула она шапочке.
Внучка уже не плакала. Она целовала Севу, который пытался вырваться из материнских объятий, и подвывала. Дима молча наливал водку в рюмку, выпивал залпом и снова наливал. Владимир Иванович привязал лодку и еще долго сидел в шезлонге, глядя на вдруг успокоившееся море. Волны мучили резиновую шапочку, которая билась о камни, цеплялась розочками, но ее опять сносило на глубину.