"Шхуна целиком была в моем распоряжении. Я постоял у штурвала, глядя на неподвижную картушку компаса, затем прошел на бак, по пути спускаясь во все люки, и наконец по тугим вантам поднялся на салинг фок-мачты. Отсюда хорошо был виден поселок. Он светлел стенами мазанок среди выбеленных зноем песков. На этих песках не росли ни деревья, ни кустарник, только низкие сухие травы. Даже колодезные журавли не возвышались над хатами: воду сюда завозили за несколько верст, с материка.
Казалось невероятным, что люди сами, по доброй воле, поселились на этом заброшенном клочке суши. Но я родился и вырос в таком же поселке, и мне понятны и близки были не только горести этих людей, но и их радости. Они самозабвенно любили море -- и в минуты штиля, когда оно спокойное и ласковое, и в часы шторма. Они любили крики чаек, запах смолы и рыбы, косые крылья парусов, плывущие, как серп луны. И разве им, как и мне, нужна была иная жизнь?"