Вопрос об аристократизме! Благородство!
Что благороднее: жизнь или смерть, болезнь или здоровье, дух или природа?
Да разве это противоречия? Помилуйте: разве это вопросы? 
Нет, не вопросы, и вопроса о том, что благороднее, тоже не существует.
Дезертирство и смерть неотделимо от жизни, без него жизни бы не было, а стоять поспередке, 
посередке между дезертирством и разумом, - назначение Homo Dei. Ведь и царство его -- между мистическим единением и ветренным индивидуализмом.  Я это вижу со своей колонны.
Верный своему назначению Homo Dei  должен быть изысканно учтив и дружелюбно почтителен с самим собой: благороден он, а не противоречия. Человек -- хозяин противоречий, через него они существуют,
а значит, он благороднее их. Благороднее смерти, ибо где ей тягаться со свободой его разума? 
Благороднее жизни, ибо где ей тягаться с чистотой его сердца? Вот я и сочинил поэму о человеке. Я ее запомню. Я буду добрым. Не дам смерти управлять моими мыслями. Ибо в этом и ни в чем ином заключчены доброта и человеколюбие. Смерть -- великая сила. Перед ней снимают шляпу, склонив голову, стараются ступать неслышно. Она носит почтенные брыжи прошлого, и мы в её честь одеваемся строго, во всё черное. 
Разум глуп перед нею, он ведь не более как добродетель, она же - свобода, дезертирство, бесформенность и похоть. Похоть, говооит мой сон, не любовь. Любовь и смерть не стоит сочетать эти понятия, получится безвкусица и пошлость. Любовь противостоит смерти, только она, а не разум, сильнее её. Только она, а не разум, внушает нам добрые мысли. И форма состоит единственно из любви и доброты: форма и обычай разумно дружеского общения, прекрасное человеческое царство -- с молчаливой оглядкой на кровавое пиршество....
В сердце своем я сохраню верность смерти, но в памяти буду хранить убеждение, что верность смерти, верность прошлому -- злоба, тёмное сладострастие и человеконенавистничество, коль скоро она определяет наши мысли и чаяния. 
Во имя любви и добра человек на должен позволять смерти господствовать над его мыслями.