«Щегол» Донны Тартт: между книгой и картиной

Автор: Валерия Косякова

Валерия Косякова (кандидат культурологии, сотрудник Центра визуальных исследований Средневековья и Нового времени РГГУ, автор книг «Апокалипсис Средневековья», «Код Средневековья. Иероним Босх») рассказывает о самом популярном романе Донны Тартт через призму изобразительного искусства: кем в реальности был Карел Фабрициус, почему образ щегла так важен для писательницы и, главное, при чем тут путь на Голгофу?

Донна Тартт — всемирно известная американская романистка. Она продолжает традицию интеллектуального романа, в котором детективный сюжет сочетается с богатством деталей, отсылок, аллюзий на различные культурные тексты и произведения искусства. Поэтому читателю предлагается не только распутать сложносочиненный сюжет, но и попытаться разобраться в интертекстуальной игре, которую затеял автор.

В этом смысле «Щегол» (последний на данный момент роман Донны Тартт) — особое удовольствие для любителей чтения и истории искусств. Правда, открывая книгу, лучше сразу вооружиться иллюстрированным томом, посвященным нидерландскому искусству XVII века — золотого века живописи. Или, как вариант, прочитать эту статью об одной, но очень существенной детали в визуальном коде «Щегла».

Сюжет романа «Щегол»

Коллизия романа построена вокруг травматического опыта главного героя, пережившего теракт в Нью-Йорке. Хоть события в тексте и полностью вымышлены (взрыва в Метрополитен-музее не было), однако картины, вокруг которых строится повествование, действительно существуют. Судьба главного героя неразрывно связана с картиной «Щегол», также «пережившей» травматический опыт. Как и в знаменитой повести Мопассана «Ожерелье», поддельность и пустота станут лейтмотивом жизни главного героя — в данном случае Теодора Декера. Подделка и оригинал, аура картины и самоидентичность героя, жизнь, продиктованная искусством, — вот основные темы этого романа.

Не буду спойлерить сюжет и фабулу для тех, кто еще не читал книгу, а просто кратко расскажу про центральную картину «Щегол», отсылками к которой пронизан весь роман.

Как и в знаменитой повести Мопассана «Ожерелье», поддельность и пустота станут лейтмотивом жизни главного героя — в данном случае Теодора Декера.

Мадонна с младенцем и щегол. Таддео Гадди, 1348–1350 гг.

Автопортрет. Карел Фабрициус, ок. 1645 г.

«Щегол» кисти Карела Фабрициуса

Тео Декер, главный герой романа, еще подростком вместе со своей матерью посещает выставку, посвященную нидерландским художникам, которой в реальности никогда не было (это все случается в самом начале книги). И там Тартт вводит одного из главных действующих «лиц» романа — картину «Щегол» кисти Карела Фабрициуса.

Карел Фабрициус (1622–1654) – голландский живописец, широко известный как самый талантливый ученик Рембрандта. Им, в частности, восхищался Винсент Ван Гог. Его величают учителем Яна Вермеера, это не совсем точно. Но Фабрициус действительно повлиял на становление живописи Делфтской школы, в том числе, косвенно, и на эстетику Вермеера.

Фабрициус писал разные картины: портреты, натюрморты, виды города. Он был мастером обманок и иллюзий. Однако сегодня вы можете увидеть не более пятнадцати картин этого художника. И не потому, что они находятся в частных коллекциях, украдены или засекречены. Нет. Жизнь и карьера Фабрициуса резко оборвалась в 1654 году, когда взорвался Делфтский пороховой склад. Художник погиб в 32 года. Часть его работ была потеряна из-за этой же катастрофы, однако некоторые полотна все же уцелели — в частности, тот самый «Щегол».

Чувствуете сходство? Взрыв на пороховом заводе. Взрыв в Метрополитен-музее в Нью-Йорке, где экспонируется картина в романе. Гибнут люди, гибнут картины. Но остается «Щегол». Что же обозначает этот щегол? Что это за магический, влиятельный образ, вокруг которого строится толстый многостраничный роман?

Мы видим сверхреалистичное изображение птицы, написанное в жанре тромплёй (фр. trompe-l'œil, «обман зрения»), когда зрителю трудно отличить вымышленное изображение от реальности.

Фабрициус с помощью художественных приемов создает иллюзию глубины — он делает это через работу со светом и тенью, ракурсом, с помощью бликов на кольцах и лапках птицы, на оштукатуренной стене. Яркие штрихи красок контрастируют с более легкими и тусклыми цветами, подчеркивая визуальный эффект «реальности». Стиль письма Фабрициуса — не фотографический, он скорее ближе к протоимпрессионизму. Во время реставрации исследователи увидели, что на картине сохранилось множество мелких вмятин, «ран», видимо, она находилась в мастерской художника во время взрыва. Так картину можно понимать как носителя памяти: картина (шире — искусство) — уцелевший свидетель трагедии и, в некотором смысле, носитель травматического опыта.

Что же обозначает этот щегол? Что это за магический, влиятельный образ, вокруг которого строится толстый многостраничный роман?

На самой же картине центральный герой — щегол (лат. Carduelis carduelis), изображенный в натуральную величину. Он сидит на синем ящичке с крышкой, обхваченной двумя деревянными полукольцами, прикрепленными к стене, — это и его кормушка, и место его заточения. Птица сидит на верхнем кольце, к лапке прикреплена тонкая цепочка, удерживающая ее. Картина подписана и датирована «C fabritivs 1654».

Щегол — широко известная птица, живущая в Европе, Северной Африке, а также в Западной и Центральной Азии. Яркие на вид, звонко щебечущие, щеглы всегда привлекали внимание людей. Античный историк Плиний записал, что щеглов можно научить делать различные трюки, и вот в XVII веке стало модным тренировать птиц извлекать воду из чаши миниатюрным ведрышком на цепочке или наперстком. Любили щеглов и художники.

Во многих музеях мира в залах, посвященных искусству позднего Средневековья и Возрождения, вы можете увидеть примечательный сюжет: младенец Христос играет с щеглом, аккуратно держит его в руках. Щегол может наблюдать за младенцем вблизи или на расстоянии. Почему же эта птица попала в пространство сакрального изображения?

В христианском Средневековье щегол ассоциировался с идеей искупления грехов рода человеческого Христом, пролившим ради этого свою кровь. Согласно преданию, во время крестного пути Иисуса на Голгофу щегол пытался облегчить страдания Спасителя, сорвать с него терновый венец. В итоге птицу окропило кровью, когда она вынимала шип из главы Христа.

Натюрморт с изображением щегла — аллегорией Христа и лилией — символом чистоты Девы Марии. Хуан де Сурбаран, ок. 1643–1649

Натюрморт, на котором в правом верхнем углу изображен щегол, черпающий воду. Абрахам Миньон, ок. 1668 г.

Отсюда, по легенде, и возник красный «кровавый» след — ободок вокруг клюва щегла (здесь можно было бы вспомнить и трагические строфы Мандельштама, в которых он обращается к тому же коду: «Хвостик лодкой, перья черно-желты, / Ниже клюва в краску влит, / Сознаешь ли — до чего щегол ты, / До чего ты щегловит?»). Принятие на себя крови Иисуса символизировало искупление. Еще щегол питается семенами колючего чертополоха — также символа Страстей. В таком контексте, полном символических трактовок, щегол ассоциировался с Христом, а в сценах с младенцем — маркировал грядущие Страсти.

Посмотрите, на сцене Рождества Пьеро делла Франческа щегол сидит на крыше хлева. А на картине Рафаэля младенец играет с птицей, придерживает ее в руках. Замечали ли вы щегла в руках Христа на знаменитой картине Леонардо да Винчи «Мадонна Литта» из Эрмитажа? Присмотритесь, он там есть. На этих и сотнях других картин на этот сюжет птица указывает на терновый венец Христа и крестные муки. Позже образ щегла перешел в натюрморты, полные символизма, и на другие картины XVII века.

От щегла на картине – до образа щегла в книге

Итак, именно щегла и решил изобразить Карел Фабрициус. Кстати, псевдоним «Фабрициус» (от лат. faber — «плотник») объясняют тем, что в юности Карел обучался соответствующему ремеслу. В романе Тартт главный герой также увлекается работой с деревом вслед за своим учителем и наставником, занявшим в его жизни место отца. Наверное, в этом образе смиренно работающего мастера (словно монах в своей келье) тоже можно обнаружить религиозные отсылки, указание на фигуру Иосифа. Мать героя — недостижимый идеал, подобна Деве Марии.

Переживания героя переплетаются с историей картины, соединяясь в некий единый образ Тео-щегла. Донна Тартт достигает этого эффекта с помощью внутренних монологов: Тео Декер — будто бы та самая птица, попавшая в ловушку, с цепочкой на лапке и собственным «домиком»-тюрьмой. Так образ протагониста Тео можно прочитать через визуальный код щегла — аллегорию Христа. В этом свете и имя главного героя — Теодор (т. е. «дарованный Богом» или «Божий дар», от др.-греч. Θεόδωρος: θεός, «Бог»; второй компонент — δῶρον, «дар») — кажется не случайным выбором Донны Тартт. Путь Тео в романе сродни пути на Голгофу: его травма, искушения, мытарства и его искупление вершатся из-за щегла — вместе с ним и посредством щегла.