Цитаты — стр. 3

Втайне немцы не прочь быть виновниками войны, хотя хорошим тоном у них считается в целом свою вину отрицать. Раздражает и мучает немцев лишь то, что война, кто бы ее ни развязал, была Германией проиграна.

Если бы не эти случайности, то не только битву на Марне, но и всю войну непременно выиграли бы немцы; лишь злостные случайности виноваты в том, что началась затяжная, изнурительная, позиционная война, которую немцы, конечно, тоже бы выиграли, если бы не... Здесь начинались другие легенды.

Короче говоря, мой отец, верой и правдой сорок пять лет отслуживший немецкому государству должен был еще и унизиться перед государством, чтобы получать заслуженную пенсию.

Гости приходили к отцу и теперь, но их беседы делались все однообразнее и печальнее. Отец спрашивал о том или другом сотруднике, называл имена и фамилии, и гость лаконично отвечал: «Параграф четыре» или «Параграф шесть».

Да, тогда в Германии возлагали кое-какие надежды на эмиграцию. Они были не слишком-то обоснованными, но в рейхе вообще не на что было надеяться, а жить без надежды трудно, вот и надеялись на какое-то будущее за пределами рейха.

Теперешний журнал вызывал изумление: тот же шрифт, те же печать и набор, тот же безапелляционный тон, те же имена, а все вместе—лукавый, хитрый, густопсовый нацистский листок. Обращение леворадикального Савла в нацистского Павла? Цинизм? Или господа Фрид, Эшман, Вирзинг и т. п. всегда в глубине… Развернуть 

Другой голос чуть громче обычного весело отозвался: «Жидов выбрасывают», и двое или трое рассмеялись. Смех в это мгновение был страшнее, чем само событие: с быстротой молнии промелькнула мысль, что вот и здесь, в библиотечном зале, оказывается, есть нацисты.

Эта ужасающая моральная несостоятельность руководства всех антинацистских партий — важнейшая черта «революции» марта 1933 года. Эта несостоятельность сделала победу нацистов невероятно легкой. Конечно, такая легкость ставит под сомнение ценность и долговременность победы.

«Счастливого пути,—ответил я,—главное, продержись эту ночь. Завтра все будет позади. Завтра ты уже будешь далеко отсюда». И только в этот момент я окончательно осознал, что мы прощаемся.

«Ложь — вот что меня возмущает, — сказал он наконец, — отвратительная, гнусная ложь. Раз они этого хотят, то пусть они нас уничтожат. Я слишком стар, чтобы бояться исчезновения. Но они не должны при этом так погано лгать. Объясните мне, почему они лгут?»

So it was. The “Stresemann era” — the only genuine period of peace that my generation in Germany has experienced — had begun: a period of six years, from 1924 to 1929, during which Stresemann directed German policy from the foreign office.

Между молодым человеком, которого я вижу здесь сегодня, и завтрашним воином — пропасть, думала она. Всем известно, что человек сложен, неоднозначен, многослоен, непредсказуем, но нужна война или другое столь же могучее потрясение, чтобы все это стало очевидным. Театр войны — самый страшный и самый… Развернуть 

Взрослые обычно заявляют, что в чудеса не верят, но Клара знает цену их словам. Если бы не вера в чудо, к чему тогда играть в постоянство — влюбляться, заводить детей, покупать дом, — ведь очевидно, что ничего вечного на свете нет? Фокус не в том, чтобы убедить их. Фокус — заставить их признать… Развернуть 

... государство требует от своего человечка, чтобы он продал своих друзей, предал любимую, расстался со своими убеждениями и принял взамен их то, что велят свыше...а главное - чтобы он был готов в любой момент пуститься в любую затеянную государством авантюру, пусть даже его от нее воротит, забыв… Развернуть 

В гражданском мы выглядели совсем по-другому, некоторых я и вовсе не узнавал. Я обратил внимание, что у кого-то из моих ютербогских знакомых красивые, тонкие, симпатичные лица, а у кого-то отвратительные нечеловеческие хари. В лагере военной подготовки это не бросалось в глаза.

Я сидел в Юридическом архиве, библиотеке, расположенной в мансарде большого административного здания, в просторном зале со стеклянными стенами и стеклянной крышей, над которой сияло голубое летнее небо, писал экзаменационные работы легко и беззаботно — словно пустяковое письмо. Уже невозможно было… Развернуть 

На этот раз визит был мучителен. Начальник отдела, человек между сорока и пятьюдесятью, выглядел как мой семидесятилетний отец. Он был совершенно седой. После отец рассказывал, что его собеседник часто терял нить разговора, не отвечал на вопросы, смотрел прямо перед собой невидящим, отсутствующим… Развернуть 

И наконец, немецкие националисты, консервативные правые круги, провозгласившие «честь» и «героизм» неотъемлемой частью своей партийной программы,—о боже!—до какой степени бесчестен и труслив был спектакль, который продемонстрировали руководители этих организаций своим верным партийцам в 1933 году… Развернуть 

Мы еще ничего не знали. Радио у нас было выключено. В полночь мы, засыпая, ехали домой в поздних, последних автобусах. В это время штурмовики уже принялись за работу, уже вытаскивали из постелей свои жертвы, первый улов для первых концлагерей: левых депутатов, левых литераторов, не угодных… Развернуть 

В приватной жизни мой отец был страстный библиофил и книжный коллекционер. У него была библиотека в 10 000 томов, которую он пополнял до самой своей смерти. Он не просто собирал книги, он их читал. Великие имена европейского XIX века— Диккенс и Теккерей, Бальзак и Гюго, Тургенев и Толстой, Раабе и… Развернуть 

Мадам Перикан обошла еще несколько магазинов, но продуктов нигде не было. В городе все смели беженцы. У привокзального кафе ее нагнал Юбер. Комнат он не нашел.
— Еды нет, во всех магазинах пусто! — с ужасом сообщила мать.
— По крайней мере, в двух я видел полно товара!
— Да ну? Неужели? Где… Развернуть 

Почему нельзя легонько стукнуть по этому миру, этак сбоку, как по ящичку с мелочевкой, со всякими гвоздями и шурупами, чтобы все встало на место?

— Такие уж они, эти художники, — рассмеялся Носорог. — Ты с их заморочками лучше не спорь. Нет для них ни бога, ни чёрта, одно искусство на уме...

1 2 3 4 5 ...