ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

3

«Как вы надеетесь прожить свою жизнь? Исполнить главную мечту? Встретить одну большую любовь? Сделать важное дело? Стать великим?

Микрофон работает, меня достаточно хорошо слышно? Раз-раз. Внимание: в вашей жизни не сбудется ничего из задуманного, а то, что сбудется, – не принесет счастья. С каждым годом неуверенность будет расти, вы начнете просить меньшего. Хотя бы крепкой семьи. Хотя бы хороший доход. Хотя бы дом на берегу моря. Хотя бы квартиру. Хотя бы расплатиться с долгами. Хотя бы снова стать здоровым. Хотя бы проснуться завтра в тепле. Хотя бы проснуться завтра.

Люблю наблюдать, как люди скачут по лестнице желаний. Прыг-скок, несколько наглых шагов вверх – а потом вниз, вниз, кубарем вниз.

Мы все думали, что уж нас-то ждет другая жизнь. На каких основаниях? На каких, я вас спрашиваю? Ох уж эта вселенная, ох шалунишка, она дает нам сказки, она дает нам гормоны, которые делают из нас идиотов. А потом снова отбирает. И снова дает. Утонченное чувство юмора.

Знаете, сколько людей добиваются того, чего по-настоящему хотят? Ноль.

Есть другие – которые получают то, что хотят. Один процент от одного процента. Или меньше? Математика не исковеркает моей правды. Им все дается: по стечению обстоятельств, по капризу везения, по Божьему замыслу. Выберите самую мощную несправедливую силу, в которую верите. Я про нее.

Как часто вы скрючиваетесь в позу, в которой вас впервые сфотографировал мамин гинеколог, и думаете: «За что?! Господи, за что, почему я? Разве я заслужил?» Бросьте, за вами – миллионы таких же несчастных. Куда интереснее этот вопрос звучит от тех самых счастливчиков, непостижимым образом победивших во вселенском лохотроне, вытянувших выигрышные билеты из корзины, куда их никто не положил. За что? Господи, почему я? Разве я заслужил.

Ты не заслужил, счастливый ублюдок.

Жизнь идет медленно, а проходит быстро. Сегодня ты думаешь, что главное случится завтра. Завтра понимаешь, что оно случилось вчера. Послезавтра пьешь таблетки от давления. Чтобы что-то успеть, нужно дышать в затылок времени – оно идет вперед, и ему плевать на твою усталость, твой лишний вес, потребность во сне и неготовность к подлостям. Самые шустрые – и те тащатся черт знает где.

И не переживай, что ты не в их числе. Каждое твое достижение, так или иначе, колоссально не важно. В самом лучшем случае, в самом-самом лучшем, ты сделаешь вклад в человечество.

Человечество. Биологический вид, распространенный на планете. Смертный, подверженный инфекциям, не переносящий высокие и низкие температуры. Абсолютное вымирание вида – вопрос, решенный еще средневековой наукой. Не просто так они столько напридумывали про рай, да? Всей толпой ломились в эти двери рая, вот хитрецы. Теорема о конце света, простенькое математическое доказательство ничтожности. Возможно, мы вымрем вместе с планетой, возможно, на пару миллиардов лет пораньше. Где-то на небе прямо сейчас можно увидеть планеты в два с половиной раза старше Земли. Некоторые из них уже мертвые – свет тащится до Земли так же долго, как новости из монгольского каганата – хан уже лет десять как в могиле, а деревня все еще собирает ему дань. Сколько мертвых звезд ты видишь сейчас? Правильный ответ – нисколько, потому что из-за вонючего смога ты вообще мало что видишь.

За что же цепляться таким ничтожествам? За счастье? Но какое может быть счастье в мире потребления? Вселенная, в которой мы только и делаем, что дышим да едим, – это космос потребления.

Деньги не принесут тебе счастья. Любовь не принесет тебе счастья. Мечта не принесет.

Исполнение желаний – большой межгалактический обман. Человек несчастлив, пока хочет чего-то и не имеет этого, но стоит все получить – и он перестает желать. Как можно желать то, что у тебя есть? Ты что, идиот? Как можно голодать, едва набив желудок? Как можно желать женщину, которую имеешь?

А поэтому все начинающие буддисты – вегетарианцы и, как один, склонны к проблемам с эрекцией.

Счастье – не достижимая цель, а особенность судьбы, как родинка или цвет кожи. Жизнь под покровительством восьмерых бессмертных, путешествие в тыкве-горлянке, в левой – цветок лотоса, в правой – флейта из персикового дерева, это рыба-волшебница в каждой встречной луже. Вот такое есть счастье на земле, и вот незадача – участь эта тебя обошла стороной. Иначе ты бы давно бросил слушать меня. Мы с тобой в одной лодке – из железа и подземного дерева.

Не нужно быть большим умником, не нужно быть Хароном, повидавшим ту сторону бытия, раз-раз, следите за моей левой рукой, я складываю для вас два и два: если счастья нет на земле, но все про него знают, то оно точно есть где-то в другом месте.

Вы уже смекнули, или вам показать?

Выбор – на карте великого предела, вот инь, вот ян, вот плохое, вот хорошее. Не перепутай! Когда в Поднебесной все узнают о том, что такое прекрасное, появляется и безобразное. Каким идиотом нужно быть, чтобы перепутать?

Просто делать выбор, если смотришь себе прямо в глаза, выкручивая глазные яблоки, как галактические звезды, как глобусы, в обреченной надежде смыться от черной дыры.

Дайте мне руки, дайте мне свои изрезанные ладони, мои друзья-страдальцы, и я переведу вас на верную сторону. Счастья нет на земле, не пора ли нам всем поискать его на небесах?

Новой поющей толпой, штурмом возьмем двери рая.

Я – Бэй, я черная смерть в белой косынке, я адвокат армии смертников».

Девушка вскрыла новую пачку сушеных водорослей – на сей раз корейских, со вкусом кимчи. Пост трехлетней давности, три сотни комментариев без ответа. И весь форум до сих пор боготворит эту Бэй.

Она три часа назад зарегистрировалась на форуме, назвавшись Фаустом, и уже все знала про их бессменного идола. Новички забрасывают ее письмами и не получают ответа, старожилы кряхтят, что Бэй сдала свои позиции и теперь ни с кем не общается. ДокторФауст решила, что если какие-то умники больше двух лет зависают на форуме суицидников, то к их мнению стоит прислушиваться в последнюю очередь. Лучше самой узнать, как обстоят дела.

Когда возле Бэй возникла пометка «онлайн», она постучалась в личные сообщения – не надеясь сразу на большой успех. Может, у человека там очередь. Через пару часов телефон завибрировал.

Бэй: Привет!

ДокторФауст: Вот это да! Звезда Бэй отвечает на письма фанатов? Я думала, никогда не достучусь до тебя.

Бэй: Правда? Извини.

ДокторФауст: Всю ночь не сплю, держу в руке телефон. Жду, когда же ты умиротворишь мою гормональную ненависть к миру своим сладким «умрем вместе, детка».

Бэй: Умрем вместе, детка!

Бэй: У тебя что-то случилось, мой юный агрессор?

ДокторФауст: Я так шучу, не бери в голову.

Бэй: Я еще не говорила тебе, что вредно укладывать дурные мысли на дно? Они там тухнут. Откуда, думаешь, берется дурной запах изо рта?

ДокторФауст: Фу. Ничего особенного. Выгляни из окна – в такую погоду любой начнет веревку намыливать.

Бэй: Да, все говорят про тайфун. Газеты пишут, в Сеуле были жертвы.

ДокторФауст: Может, и нас затопит? Иногда я сижу на парте на своем двадцать третьем этаже и думаю – а что, если ливень пойдет сильнее и заблокирует двери? Вода будет медленно-медленно подниматься. Когда дойдет до третьего этажа, из здания уже будет не выйти.

Бэй: И что бы ты сделала?

ДокторФауст: Ничего. Я бы сидела на парте и смотрела, как поднимается уровень воды. Как за окном плавают рыбы. И акулы. Покурила, заварила бы чай. А ты?

Бэй: А я бы спрыгнула. Дождалась бы, когда вода дойдет до восьмого или девятого этажа. Знаешь, чтобы совсем не больно – как нырять. Очень приятно, Бэй – ваш трансцендентный дайвинг-инструктор!

ДокторФауст: Боишься боли?

Бэй: Смеешься? Как можно бояться того, с кем просыпаешься каждый день?

ДокторФауст: Откуда мне знать? Мы же не знакомы. Поговаривают, ты в последнее время ни с кем не общаешься. Завела любимчиков? Мерзкое у тебя хобби, Бэй.

Бэй: Хочешь стать моим любимчиком? Беру. Каждое твое слово – оно как будто и про меня тоже. Я слишком хорошо тебя понимаю. Это понимание не приходит просто так.

ДокторФауст: (пишет).

ДокторФауст: (пишет).

ДокторФауст:…

Бэй: Эй, ты там?

ДокторФауст: Да. Я не знаю, как сказать.

Бэй: Ты про что?

ДокторФауст: Мне надоело ходить вокруг да около. Может, для кого-то этот форум про «поболтать», но для меня – нет. Раз уж такая удача, давай по делу, Бэй. Ты хочешь сделать то же, что и я?

Бэй: Ух ты. Какая деловая. Я скажу «да». Мы думаем об одном и том же?

ДокторФауст: Ну мы же не просто так зависаем на этом сайте. Надеюсь, тебе не четырнадцать и ты не хочешь вскрыть вены из-за несчастной любви.

Бэй: Люблю, когда сохраняют чувство юмора. Мне не четырнадцать.

ДокторФауст: Надо же. Вот какого черта? Ты такая странная, Бэй. Не отговариваешь. Многим нравится трендеть о самоубийствах, но как доходит до дела…

Бэй: Не суди их. Кого-то надо отговаривать. Довольно глупо убивать себя из-за тройки по физике, особенно если ты девственник и еще ни разу не был влюблен. Но иногда наши грузовички заруливают в тупики, где нет ни поворотов, ни дороги назад. Остается только право распоряжаться своей жизнью, право на достоинство. Право свернуть в кювет.

ДокторФауст: Достоинство. Смешное слово, какое, к черту, достоинство, Бэй, у тебя оно есть? У кого оно в этом мире еще осталось? Каждый, кому перевалило за двадцать пять, хоть раз успел изваляться в грязи. Я всю жизнь бегу от себя, я вру всем вокруг. У меня даже земли собственной нет. Нет номера телефона родителей. У меня больше нет имени. Я ношу чужое имя. На моем лежит тень, от которой не скрыться.

Бэй: Все несчастные – прокляты. От проклятья не убежишь на другой континент и не обманешь, сменив имя. Я всегда узнаю тех, на ком печать. Наверное, мы как-то видим друг друга в толпе. Это несчастье в самой крови, Фауст.

ДокторФауст: У меня от тебя мурашки по коже. И как долго нам еще страдать, госпожа Экстрасенс? Скажи мне, когда я умру.

Бэй: Я не экстрасенс. Твоя смерть – это твое дело. Если хочешь, можешь выстрадать все до конца.

ДокторФауст: Да? Какая ты сегодня либеральная, Бэй. А ходят слухи, что ты всем советуешь скорее выпрыгивать из окна.

Бэй: Советую? Никто не СОВЕТУЕТ, что тебе делать со своей жизнью, Фауст. Как можно заставить человека умереть? Звучит противозаконно.

ДокторФауст: Это даже несправедливо. Тогда почему все по умолчанию заставляют нас жить? Почему наоборот – законно?

Бэй: Потому что мы лицемеры, Фауст. На самом деле, никто не может сказать тебе «умри» или «живи». Тебе подарили жизнь, распоряжайся подарком на свое усмотрение. Если тебе подарили некрасивую статуэтку, ты же не поставишь ее на самое видное место в гостиной? Или тебе подарили дорогой сыр, а он за ночь стух? Что еще с ним делать, как не выбросить?

ДокторФауст: Ты сравниваешь жизнь с тухлым сыром? В личке ты еще циничней, чем на форуме.

Бэй: Испорченную жизнь. Если она причиняет только страдания, не разумнее ли ее прекратить? Прекратить лгать. Прекратить плакать. Мы только ухудшаем космический баланс своим несчастьем.

ДокторФауст: Ты серьезно? Я думала об этом. Мир был бы почище без таких, как мы. Иногда мне кажется, что это все какая-то большая шутка.

Бэй: (пишет).

ДокторФауст: Тогда давай встретимся. Только вдвоем. Мы ведь хотим одного и того же, а вместе проще.

Бэй: Чем это проще?

ДокторФауст: Потому что если я струшу в последний момент, это будет слишком унизительно. Я пообещаю тебе, а ты мне. О таких вещах не шутят. Такие обещания не нарушают. Хочешь?

Бэй: (пишет).

ДокторФауст: Если нет, я не настаиваю. Мы же не говорим друг другу «живи» или «умри». Ты не подумай, что я…

Бэй: Согласна.

ДокторФауст: (пишет).

ДокторФауст: Надо же. Так просто. Ну что медлить? Давай встретимся в пятницу.

Бэй: Я знаю прекрасное место в гавани Сучжоу. Стоишь на темной набережной, смотришь на далекие огни Бунда и понимаешь, что жизнь – мрачный поток. Выйти из него ничуть не более страшно, чем плыть дальше. И явно чище.

ДокторФауст: Да уж, грязнее реки в Шанхае не сыскать.

Бэй: Встретимся в русской кофейне на углу Тайань-лу и Укан-лу.

ДокторФауст: Зачем так далеко?

Бэй: Это проверка. Хочу дать тебе шанс сбежать в последний момент. Мы выпьем кофе, возьмем такси и поедем в гавань Сучжоу. Назовем адрес таксисту. И если он спросит, что мы там забыли, мы честно ответим ему.

ДокторФауст: Хорошо. Ты про «Челябинск»? Я буду в черном.

Бэй: В черном будут многие. Я тебя не узнаю.

ДокторФауст: Узнаешь. Я буду в черном, и у меня светлые волосы. Натуральные русые волосы. Глаза синие, кожа белая. И нос большой.

Бэй: Тебе все-таки удалось удивить меня. Кто бы мог подумать. Отличный китайский.

ДокторФауст: В пятницу в девять. До встречи.

Нажимая последнее «отправить», доктор Фауст от волнения задела локтем кофе. Темное пятно расползлось по ученическим тетрадям с непроверенным домашним заданием по школьным прописям английских слов.

* * *

Когда взошла заря, ангелы начали торопить Лота, говоря: встань, возьми жену твою и двух дочерей твоих, которые у тебя, чтобы не погибнуть тебе за беззакония города. И как он медлил, то мужи те, по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его и поставили его вне города. Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. Но Лот сказал им: нет, Владыка! вот, раб Твой обрел благоволение пред очами Твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною, что спас жизнь мою; но я не могу спасаться на гору, чтоб не застигла меня беда и мне не умереть; вот, ближе бежать в сей город, он же мал; побегу я туда, – он же мал; и сохранится жизнь моя. И сказал ему: вот, в угодность тебе Я сделаю и это: не ниспровергну города, о котором ты говоришь; поспешай, спасайся туда, ибо Я не могу сделать дела, доколе ты не придешь туда. Потому и назван город сей: Сигор. Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли. Жена же Лотова оглянулась позади него и стала соляным столпом.


Гао разогнулся, чувствуя боль в спине. Ночной ливень шумно хлестал по окнам. Падре казалось, что он на корабле, а за окном разыгрался шторм, и волны разбиваются о палубу. Гао не был на море с тех пор, как уехал из Италии в шестилетнем возрасте.

К тридцати трем годам его кости уже научились предугадывать непогоду. Они не болели, но по утрам спина говорила Гао: сегодня будет дождь. Кости падре неумолимо обращались в соль.

За двадцать семь лет, проведенных в городе, названном двумя иероглифами «верховья моря», падре так и не дошел до берега. Ему казалось, что, увидев море, он не устоит и на обратной дороге обернется. И станет соляным столбом.

* * *

– В Библии есть простые слова, а есть сложные. Зачем нужна церковь и паства? Чтобы вести людей правильной дорогой? Посохом направлять сбивающихся с курса? Люди не овцы. В Библии есть слова очень сложные, и если ты не понимаешь каких-то слов, это еще не значит, что ты овца. Мы здесь, чтобы помочь разобраться. Церковь не сделала нас умнее, но она дала нам больше времени – пока вы работаете на благо общества, мы сидим за изучением Священного Писания. Теперь пора и нам послужить на благо.

«Вспоминайте жену Лотову», – говорит нам Иисус. Так что, если у вас возникают вопросы, как провести воскресное утро, я предлагаю воспользоваться предложением Иисуса. Вспомним жену Лотову. Для тех, кто давно не вспоминал, расскажу предысторию. В библейские времена были среди людей те, кто умел говорить с Богом. Их звали пророками. И был среди них один толковый, с простым еврейским именем Авраам. Как-то раз Бог беседовал с Авраамом и между делом обронил, что собирается уничтожить пару городов – Содом и Гоморру. Авраам был уже не так молод и горяч, как в те времена, когда вел на заклание единственного сына по слову Господа. Решение Господне изумило Авраама: вот так, ни с того ни с сего уничтожить? Не поспоришь, города грешные. Но если там осталось пятьдесят праведников – и их вместе с городом уничтожить? Не по-христиански же. Неслыханная наглость со стороны Авраама, да? Но Бог согласился. У этих двоих явно было исключительное взаимопонимание – мы еще вспомним об этом, когда поговорим про заклание Исаака. Начали они считать праведников в Содоме – пятидесяти не набралось. Сорок пять! – поторговался Авраам. Снова не набралось. Тридцать! Доторговался до десяти, но и десяти не нашлось. Нашелся только Лот. Один на весь город. Можно ли разрушить город, если в нем живет один праведник? Не случайно же он там оказался? Может, с этим городом еще не все кончено? Ангелы спустились с небес – решить вопрос. Пришли в Содом и на ночь остановились у Лота. Когда на город сошла тьма, к дверям стала стекаться нечистая публика. Девушками содомчане… вернее, содомиты уже мало интересовались. И друг другом пресытились. А тут два ангела – прекрасные, в сияющих доспехах, с локонами. Как устоять? Соседи начали агрессивно требовать у Лота выдать им чудесных юношей. Лот, желая защитить ангелов, предложил хмельной толпе своих дочерей-девственниц – напоминаю, это настоящий праведник, по всей ветхозаветной строгости, склонный к серьезным поступкам в духе Авраама. В ту ночь ангелы не дали свершиться злу, но Лоту сказали: этот город ждет смерть, уходи. И Бог сказал Лоту: бери свою жену и дочерей и уходи. Лот выбрал ближайший поселок, и Бог обещал ему подождать до утра, пока Лот не доберется до врат нового дома. Праведник взял своих женщин и бежал из обреченного Содома. Когда он вошел в поселок, и дочери его вошли, Божий гнев обрушился на Содом. А что же жена Лота? Жена Лота обернулась по дороге. И обратилась в соляной столб.

Гао кивнул сам себе и вышел из-за кафедры. Прошелся рядом с первыми рядам, заложив руки за спину. Сосредоточенно посмотрел в одну точку и затем обернулся к публике – с расстроенным недоумением.

– В этот момент мне всегда хочется спросить – ну, и что вы думаете, господа? Что, вы думаете, это значит? Поделитесь со мной. В Библии есть простые слова, а есть сложные. И мне так же сложно, как вам. Я не стану скрывать, я подглядел. Что другие думают по этому поводу. Почему жену Лота обратили в соляной столб? Толкователи говорят: потому что ослушалась. И все? Разве это причина? Она покидала родной город – город, в котором выросла, в котором оставила все воспоминания юности, часть самой себя. И пошла за мужем безропотно. Только оглянулась один раз. Но да – ослушалась. Ведь Бог говорит «не убий», и мы следуем его закону. Бог говорит «не укради». Бог говорит «не оборачивайся». Жена Лота ослушалась. Да, пожалуй, это верно.

Иные толкователи говорят: жена Лота пожалела оставленные вещи – дом, одежду, нетронутый пирог на кухне. Вспомнила о материальном в тот миг, когда перво-наперво следовало думать о духовном. Да, и это верно. Третьи говорят: жена Лота не смогла спастись, потому что она – это тоже Содом. Женщина невинна, но в ее душе любовь к родному городу, семя Содома, которое произрастет на новом месте и выстроит еще один Содом. Верно. И это верно. Я читал и все больше убеждался – отцы церкви так просто, так верно толкуют, но тут есть что-то еще. Пусть она ослушалась, пусть вспомнила о любимом платье или первом одеяльце дочери, пусть несла в себе боль любви к родному городу. Но ведь она невинна. Невинна. За что Бог покарал ее?

В Библии есть простые слова, а есть сложные. Слова про жену Лота – простые.

Мы забываем, что чтобы понять их, мало верить в Бога. Нужно верить Богу. Доверять. Любить! В Библии есть сложные слова, есть простые. Это – простые. Бог сказал жене Лота «не оборачивайся», чтобы уберечь ее. Посмотри на вспышку света – и ослепнешь. Содом будет уничтожен божественной мощью. «Нельзя смотреть, – говорит ей Бог. – Ослепнешь». Бог дает Лоту и жене его, и дочерям спасение. Это протянутая рука, это подаренная жизнь. Бегите. Не оборачивайтесь. Берегите себя. Пожалуйста, берегите себя. Знает ли жена Лота, на что идет, кидая последний взгляд на Содом? Да с первой минуты знает. Когда ангелы ступают на порог. Когда муж говорит ей: «Уйдем». Когда слышит голос Бога. Жена Лота оборачивается и обращается в соляной столб. Это не кара, это вес нашей свободы.

Слова Библии просты, когда любишь Бога. Ищите любовь в своих сердцах. Любовь к Богу, к людям, к тварям. К земной тверди и небу. Славьте Господа, ибо он благ.

Гао кивнул сам себе, обозначая конец проповеди. Прихожане встали и чистым хором затянули молитву, с каждым словом распеваясь все звонче. Молитву не нужно было петь, но привычка читать мантры так прочно укоренилась в народном голосе, что, даже зная правила, прихожане не могли отказать себе в древнем удовольствии волшебной песни. Фэй с третьей скамьи замечала, как Гао чуть хмурится, ругается про себя, что не может научить прихожан правильной молитве. Но его голос невольно следовал за мощью хора, изогнутые брови выравнивались, и в уголках губ появлялась улыбка. Обаятельное мальчишество христианского священника было не последней причиной аншлага на воскресных проповедях. Помощники раздавали небольшие брошюры постоянным прихожанам. Публика с задних рядов начала расходиться, а поклонники падре выстроились в очередь за приватной беседой.

Фэй терпеливо ждала возле массивных дверей храма. Крупные медные ручки на темном дереве отливали почти золотом от яркого солнечного света. Прихожане морщились, покидая прохладный полумрак церкви.

– Ты же не хочешь встать в очередь? – Ван Мин подул на очки и протер стекла тряпочкой.

Фэй впервые увидела Гао в восемнадцать. Церковь Святого Иосифа, которую они с родителями посещали последний десяток лет, закрылась на ремонт. Родители Фэй, воспользовавшись случаем, почувствовали себя освобожденными от воскресной рутины церковных посещений. В отличие от них, Фэй не собиралась отказывать себе в общении с Богом. Она стала прихожанкой церкви Святой Екатерины, расположенной чуть глубже в переулках концессии, неподалеку от буддийского квартала. В те годы Гао еще только помогал падре Франческо. Но когда старик улетел обратно в родную Санта Прасседе, Гао стал сам читать проповеди. Тридцатитрехлетний священник с легкостью выигрывал сравнение с университетскими лекторами не только трепетной глубиной тем, но и интеллигентным остроумием. Фэй сознавала, что половина общины ходит в их церковь ради лекций Гао. Спектаклей Гао.

Проповедей Гао.

– Я должна хотя бы поблагодарить. Это вежливость, Мин.

– Ну хорошо, – муж водрузил на нос круглые очки и неловко улыбнулся. – Я покурю на улице.

Фэй задержала взгляд на удаляющейся спине Ван Мина. Натянутая рубашка в полоску на чуть сгорбленных плечах.

– Ты осуждаешь его, Фэйфэй. Как не по-христиански.

Фэй подпрыгнула от близко прозвучавшего голоса. Гао улыбнулся с мягким упреком. Сам подошел к ней, к рядовой прихожанке.

– Я… – девушка растерялась. – Да, наверное. Но как можно оставаться глухим к Богу?

– Слушать Бога – такое же умение, как слушать музыку. Можно с легкостью разобрать симфонию, но так и не понять, о чем с тобой говорят. А можно с первой ноты впустить ее в свое сердце. Но как бы трудно тебе ни давалось такое искусство, главное – всегда продолжать слушать.

Гао серьезно взглянул на Фэй, внимавшую с такой детской сосредоточенностью, что косметически безупречные брови сошлись домиком. И подмигнул.

– Трагедия, что тебе приходится слушать Бога в таком неуклюжем исполнении.

– Падре! – фыркнула одураченная Фэй. – Тебя я бы слушала хоть до самого Страшного суда.

– Вот еще. Сначала межсеместровые сдай, а потом слушай меня до Страшного суда. Хоть до следующей сессии.

Фэй хотела что-то возразить, но заметила, как взгляд священника на секунду остановился на ее приоткрытых красных губах. Когда она первый раз пришла накрашенная в церковь, Гао еще не знал ее имени. В тот день он впервые проводил ее недоуменным взором. Фэй было стыдно, но шокирующее внутреннее удовольствие заполняло ее без остатка, поднимаясь от живота до диафрагмы, пугая, мешая дышать. Скорее бы Гао сделал ей замечание и навсегда запретил так делать – беспощадно, вслух, при всех. При муже.

Она не красила губы в университет. Только в церковь.

Ван Мин ждал на улице.

– Я в библиотеку, – строго сообщила Фэй. – Помнишь ту книжку, про которую я говорила?

Ван Мин поправил очки и неловко улыбнулся.

– Конечно. Я же сам ее тебе искал. Ты снова набрала учебников в сумку. Я понесу.

Фэй отдала мужу свою фирменную Longchamp, которую в Китае почему-то прозвали «мешком для пельменей».

– Хочешь, я поеду вместе с тобой? Сядем в библиотеке, помогу подготовиться к экзамену.

– Сегодня? Но папа говорил, что назначил тебе делать предложение для Сантори! Мин, для компании очень важен японский рынок. Лучше Сантори клиента не придумаешь.

– Я уже набросал проект. Осталось только его посчитать. Не волнуйся, это…

– Так считай и пошли сегодня же! Мин, милый, открою секрет – если ты возьмешь Сантори, папа сделает тебя начальником всего отдела. Это же очевидно!

Ван Мин сник. Фэй прикусила губу и тут же отпустила – след красной помады мог остаться на белизне зубов. Она отругала себя за резкость. Ван Мин с куда большим удовольствием углубился бы в ее конспекты по стилистике древнекитайского, чем считал проект по работе. Ему вообще не стоило уходить из университета. Но таким было условие отца – если неудачник хочет жениться на его дочери, то ему придется вылезти из своего академического болота – хотя бы даже с его помощью.

– Ну хорошо, – Ван Мин одобряюще улыбнулся, кажется, заметив самобичевание Фэй. – Тогда поеду в офис. Позволь только спросить тебя одну вещь: о чем повесть Чжан Айлин «Осторожно, вожделение»?

– О любви и революции, – отмахнулась Фэй, уверенная в очевидности такого ответа. – Про женщину, изменившую ради любви морали, долгу, идеалам. И наказание за эту измену.

Ее наименее любимый рассказ феминистки Чжан. Молодые актеры, основавшие подпольное революционное общество, задумывают убийство крупного и жестокого чиновника из предательского прояпонского правительства. Избранная на главную роль девочка заводит с ним роман, втирается в доверие и приводит его в нужное место, где друзья-революционеры готовятся вершить над ним казнь. Но чиновник оказывается слишком хорош в постели – дурочка влюбляется в него, и в последний момент шепчет ему «беги». Чем это заканчивается для девочки? Ее расстреливают, и он даже не оборачивается. Чем это заканчивается для чиновника? А у него все хорошо.

– Нет, любимая. Это рассказ о доверии. О том, как женщина, наплевав на доводы разума, начинает доверять мужчине. И как мужчина, не привыкший доверять людям, впервые этому учится. И сталкивается с предательством. И после этого предательства закрывает свое сердце навсегда.

– Интерпретации. – Фэй пожала плечами. – Не волнуйся за меня. Уж если мне достанется билет про Чжан Айлин, я сумею отстоять ответ.

Они зашли в лапшичную. Ван Мин аккуратно положил ее сумку на стол, а свой портфель кинул под скамейку. Он умудрялся выглядеть крайне нелепо даже в первоклассном костюме. Идеально сшитый по фигуре лучшими портными Гонконга, пиджак все равно сидел мешком. Толстая оправа очков и неопрятная челка, и детская улыбка… Фэй едва сдержала смешок. Когда-то ей нравилось в нем это.

– Будьте добры лапшу с креветками. Очень острую.

Прости, дорогой Ван Мин.