Эмбрионы

Глава седьмая

Найти абсолютную темноту сложно. Такую, про которую говорят хоть глаз выколи. Как если укрыться с головой одеялом.

Даже ночью всегда есть немного света. Сейчас над нами зависла огромная луна. Своим тусклым сиянием она очерчивает контуры деревьев вокруг нас. В любом случае даже самая тёмная ночь меня не пугает. Внутри меня давно поселился сгусток тьмы.

В парке много звуков. Если затаить дыхание и прислушаться, слиться с зарослями, то можно услышать, как кипит ночная жизнь. Вдалеке журчит ручей. Ветер качает деревья. Шум листьев напоминает звук набегающих волн. В кустах копошатся мелкие зверушки. Мы лежим, расстелив ветровки на траве, и смотрим вверх.

– Прямо как в лесу, – говорит Серёга.

Мне нечего ему ответить. Как выглядит настоящий лес, я помню плохо. Когда-то мы с отцом ходили по грибы. Пробирались через чащу, потом садились на ствол поваленного дерева и пили из армейской фляги воду, которую набрали в роднике. Всё это было в другой жизни, которая похоронена под толстым слоем памяти. Приходится поворошить пласты, чтобы вытащить наружу давно забытые ощущения.

– Там пахнет по-другому, – наконец говорю я.

– Запах как запах, – говорит Серёга и сгребает рукой опавшие листья, поднимает их и разжимает пальцы. Я чувствую, как листья падают на лицо, и не убираю их.

– Хотел сказать, – Серёга поворачивает ко мне голову, – по поводу той игрушки.

– Какой игрушки? – спрашиваю я.

– Ну… – он переходит на шёпот, хотя нас никто не может услышать. – Пистолет, который я тебе достал.

– Продал, – поправляю я его.

– Тссс, – шипит он на меня. – А вот про это никому говорить не надо.

– Про что? – спрашиваю я. – Про пистолет, который ты мне продал?

– Да тихо ты! Сам же просил быть осторожным, – почти стонет Серёга.

– Тут никого нет, – смеюсь я.

– Мы в парке. На улице. Это не то же самое, что в квартире, – задумчиво произносит Серёга. – Давай придумаем, как его называть, чтобы нас никто не понял. Короче. Если нужно о нём что-то сказать, мы говорим игрушка. Ясно?

Мне всё равно, как его называть. Например, ствол.

Вообще-то это ненастоящий пистолет. Хотя у него есть дуло, магазин и курок. Затвор громко щёлкает – и патрон оказывается в стволе. Но из этого пистолета невозможно никого застрелить. Громкий выстрел может оглушить. Но стреляет он только холостыми патронами. Такое охолощённое оружие называют обезжиренным.

Понимаете аналогию? Его как бы лишили силы. Взяли старый боевой пистолет и переделали под стрельбу шумовыми патронами. Примитивный пугач.

С нашими диагнозами и справкой от психиатра никто и никогда не выдаст нам разрешение на покупку настоящего оружия. Даже с резиновыми пулями. А чтобы купить такой вот обезжиренный ствол, достаточно показать паспорт. Серёге как раз исполнилось восемнадцать, и он спокойно пошёл в магазин и купил для меня пистолет. Тоже мне оружейный барон.

– Так вот, – Серёга продолжает свою мысль, – я что хотел сказать. Если тебя с ним застукают, ты же не скажешь, где взял его, да?

– Ага, – говорю я. – Никому не скажу, что ты продал мне пистолет.

Серёга толкает меня в бок, и я тихо смеюсь.

– Похоже на светящиеся прыщи, – неожиданно произносит он. – Не находишь?

– Ты о чём? – удивляюсь я.

– Ну, звёзды, – силуэт его руки тычет вверх. – Если представить, что небо – это лицо, то они как прыщи.

Серёга сильно переживает из-за своего лица. Пару лет назад его обсыпало красными пятнами и бугорками. Потом появились ямки и рыхлости. Серёга покупает разные крема, умывается специальным мылом, – но всё напрасно.

Он уверен, что именно из-за этого у него нет девушки. Спорить с ним бесполезно. У меня кожа гладкая и чистая, но мне от этого никакой пользы. У меня тоже нет девушки.

– Меньше ешь пирожных, – говорю я. – Это всё из-за сладкого.

– Ерунда, – мне не видно его лица, но наверняка он сейчас морщится. – Просто у меня проблема с гормонами.

Все так говорят.

У тебя отвратительный характер и ты на всех срываешься? Это гормоны разыгрались.

Не можешь похудеть – обвиняй гормоны.

Легче всё свалить на них, чем признать, что любишь набивать желудок всякой дрянью. Серёга обожает сладкое. Если бы существовала огромная, размером с машину, мышеловка, то можно положить туда шоколадку – и Серёга обязательно попадётся.

Из-за его любимых десертов лицо и обносит, как в пургу снегом.

– Что-то я замёрз, – говорит Серёга и приподнимается на локтях. – Давай разведём костёр. У меня, правда, всего пара спичек.

– Подожди немного, – прошу я. Мне хочется насладиться этой ночью и свежим воздухом. Закрываю глаза, чтобы выключить лунный свет, и сливаюсь с темнотой.

Слух – это зрение темноты.

Внезапно в животе неприятно холодеет. Будто остывающий уличный воздух просочился под кожу. Кажется, рядом с нами кто-то есть. Внимательно вслушиваюсь и касаюсь пальцами Серёгиной руки.

– Ты чего? – Он вздрагивает и резко переворачивается на живот.

– Тихо, – одними губами говорю я. – Не шевелись.

За деревьями раздаются звуки. Какой-то рассекающий лязг.

Раньше такого не было. И ещё можно уловить приглушённые голоса – мужской и женский. Они не спорят, любовной возни тоже нет. Просто двое разговаривают друг с другом.

– Слышишь? – очень тихо спрашиваю я.

– Надо сваливать. – Серёга подполз ко мне, как змея, и теперь дышит прямо в лицо. От него несёт луковыми чипсами. – Нам ведь не нужны неприятности.

Я поворачиваюсь на шёпот и нащупываю рукой его ухо.

– Подожди, – говорю я. – Может, это просто парочка уединилась.

– Давай уйдём, – шипит Серёга. – Ты же не будешь за ними подглядывать.

– Конечно, нет, – соглашаюсь я и раздвигаю кусты, чтобы лучше видеть происходящее.

Вдалеке два силуэта. Женщина светит фонариком, а мужчина копает яму. Вот откуда эти звуки. Я вижу, как лопата врезается в землю. Женщина что-то говорит своему спутнику, её рука нервно вздрагивает, пятно света всё время колышется. Невозможно уловить, о чём они говорят. Шум деревьев на ветру становится сильнее и сливается с речью. Серёга тянет меня за рукав, но я не могу оторваться от наблюдения, поэтому просто отдёргиваю руку.

В общем-то, Серёга прав: лучше уйти. Ночь. Безлюдный уголок парка. Парочка копает яму. Вряд ли они собираются посадить тут яблоню или вишню.

Они хотят что-то скрыть от посторонних глаз. Например, прячут деньги. Зарывают партию наркотиков. Ну, или избавляются от трупа. Если вам ночью в парке повстречалась парочка с лопатой в руке, – ничего хорошего это не сулит.

Хотя вот мы с Серёгой тоже здесь. Украдкой подглядываем за ними. Но при этом вполне нормальные. Правда, наши психиатры с этим не согласятся.

Важная информация: у нас с Серёгой нет лопаты. Мы не замышляем ничего дурного.

Нам и раньше встречались в закрытом парке люди. Токсикоманы с тюбиком клея в пакете. Извращенцы, подкарауливающие зазевавшихся женщин. Мы даже находили шалаш, построенный бездомными, – вполне пригодный для жилья.

– Они явно что-то задумали, – сопит Серёга.

– Ты думаешь? – я стараюсь, насколько возможно, придать шёпоту задумчивое выражение. – А мне кажется, они просто дышат свежим воздухом.

– Зачем нам всё это? – Он прижимается губами к мочке моего уха и вдыхает в меня слова: – Хотя бы достань пистолет.

– Ты же просил так его не называть, – наигранно удивляюсь я.

Эта парочка, копошащаяся в земле, заставила мои надпочечники активно вырабатывать адреналин. Внутри меня всё бурлит, как у ребёнка на аттракционах.

– Да какая разница! – шипит он. – Просто приготовь его на всякий случай.

Выполнить просьбу я не могу. Пистолет лежит в моей комнате в куче хлама на шкафу.

Прости, говорю я, он остался дома.

Серёга тихонько скулит и опускает голову в траву, прямо между собачьими какашками и сухими листьями.

Неожиданно парочка замирает, и луч света бьёт в нашу сторону. Сердце быстро спускается по рёбрам и растворяется в животе. Я тоже пригибаюсь к земле и практически не дышу. Стараюсь при этом не думать, сколько псов справляли нужду в этой траве. Через несколько секунд слышно, что парочка возобновляет работу.

Мужчина наконец закончил копать и теперь вытирает платком лицо. Серёга уже смирился с тем, что мы не уходим. Он отполз в сторону на несколько метров. Никогда бы не подумал, что человек без подготовки может так умело скользить по земле. Он вжался спиной в ствол дерева и прикинулся засохшей корягой.

Мужчина присаживается на корточки. Женщина кладёт фонарик на свежий холм и опускается рядом с ним. Луч высвечивает что-то большое и длинное. Что-то, напоминающее бревно, завёрнутое в ковёр.

Я молчу и ничего не говорю Серёге, потому что знаю, что он скажет.

Никто не заворачивает брёвна в ковёр и не роет для них в парке ямы по ночам. Только если…

Только если этот ковёр не уличает их в совершённом преступлении.

Мужчина и женщина упираются руками и толкают рулон вниз. Мне не слышно, как он падает в яму. Мужчина берётся за лопату и быстро возвращает землю туда, откуда он её только что доставал. Женщина топчется на месте и светит ему фонарём.

Вся земля не вмещается обратно. Они достают мешок и набивают его лишней почвой. Они хорошо подготовились: все их действия продуманны.

Женщина помогает мужчине закинуть полный земли мешок на спину, берёт лопату, и они становятся невидимыми в темноте.

– Ты видел, что они закопали? – бормочет Серёга, когда я сажусь рядом с ним.

– У тебя телефон ещё жив? – спрашиваю я.

– Ты что задумал? – дрожащим голосом говорит он. – Ты же не собираешься туда идти?

– Пойдём, посветишь мне.

Я шарю по земле, чтобы найти подходящую палку. Вместо этого мне попадается кусок жёсткой проволоки.

– Давай свалим, – снова скулит Серёга. – Тебе что, мало своих проблем? Что, если там труп?

Внутри меня зудит любопытство. Не так много всего случается в моей жизни, чтобы отказываться от приключений. Тем более лекарства приглушают тревогу. Серёга чуть наклоняется, и луна хорошо освещает его лицо. Я кладу руку ему на плечо.

– Страх перед мертвецами – самый глупый из всех. – Я заглядываю в лицо друга. В его глазах мерцают маленькие звёзды. – Пора уже это понять. У меня хорошие отношения с мёртвыми. Живые пугают меня больше.

Мы осторожно крадёмся к месту, где ещё недавно возилась парочка. Перед нами – свежее земляное пятно посреди травы. Аккуратно выпрямляю проволоку и засовываю в мягкую землю, пока она не упирается в препятствие. Зажимаю пальцем проволоку возле самой земли и вытаскиваю обратно.

– Совсем неглубоко, – говорю я. – Сантиметров сорок, не больше. Посвети мне.

Оглядываюсь и нахожу обугленную ветку. Ковыряю землю, пока Серёга постанывает рядом:

– Не хочу знать, что там.

Он отворачивается, и телефон светит в сторону. Поправляю его руку. Серёга дрожит, и свет постоянно дёргается. Я отбираю у него телефон и закрепляю его на земле при помощи камней, как маленький факел.

Наконец палка на что-то натыкается. Я отбрасываю её и руками разгребаю землю. Это кусок линолеума. С опаской трогаю его пальцем. Серёга не выдерживает и ломится через кусты обратно на поляну.

В колышущейся воде видно, как подмигивают звёзды. Они совсем не похожи на прыщи. Я сижу возле ручья и старательно отмываю руки и ноги. Мне пришлось долго возиться, закапывая всё обратно. На джинсах два чёрных пятна там, где я стоял коленями на земле. Серёга трогает меня за плечо. Оборачиваюсь и вижу его бледное в лунном свете лицо.

– Не хочу знать, что ты увидел, – шепчет он, тяжело дыша. – Зачем ты раскопал эту яму? Нужно было просто уйти. Но ты всё испортил. Поэтому прошу тебя, не рассказывай мне.

Серёга делает из спрятанного рулона этакого кота Шрёдингера. Пока не знаешь, что внутри, можешь выбрать версию, которая тебя устраивает.

– Ладно, – говорю я и протягиваю ему телефон. – Пошли домой, мне ещё джинсы стирать.