Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Введение
Двадцать пять лет назад я написала книгу о творчестве «Путь художника», где изложила пошаговую методику раскрытия творческого потенциала, доступную любому желающему. Я часто называю эту книгу мостом, потому что с ее помощью можно избавиться от страхов и ограничений и перебраться на другой берег к неисчерпаемому источнику творчества. «Путь художника» рассчитан на читателей всех возрастов, но особый интерес проявило старшее поколение, перед которым стоит целый ряд специфических проблем. Многие обращались ко мне с просьбой помочь им пережить выход на пенсию. Книга в ваших руках – квинтэссенция преподавательского опыта в четверть века. Это мой ответ на вопрос «что дальше?». Здесь описаны типичные трудности только что вышедших на пенсию людей: избыток свободного времени, отсутствие четкого жизненного ритма, внезапно навалившееся ощущение чуждости привычной обстановки, эйфория и в то же время страх перед неизвестным.
Недавно один мой знакомый выразил свои переживания по этому поводу: «Работа – это все, что у меня есть. Как же теперь без нее, неужели придется… ничего не делать?» Ответ: нет. Вас ожидает множество интересных вещей, и вы с изумлением откроете в себе источник бесконечного вдохновения. Вы поймете, что не одиноки в своих желаниях, и узнаете про специальные творческие упражнения, которые помогут пройти через сложный период в жизни.
Я затронула темы, ставшие для пожилых своего рода табу: скуку, перепады настроения, разрыв социальных связей, раздражительность, тревожность и депрессию. Я предлагаю простые методики: некоторые точно такие же, как в «Пути художника», другие – видоизмененные или созданные специально для этой книги. Все вместе они послужат стимулом к творческому возрождению.
В каждом из нас есть творческий потенциал, и сейчас лучшее время, чтобы начать.
Мой отец 35 лет проработал менеджером по работе с клиентами в рекламном агентстве. Когда бурная и напряженная деятельность осталась позади, он стал проводить время на природе. Приобрел себе компаньона для долгих ежедневных прогулок – черного шотландского терьера по кличке Блу. Обзавелся биноклем и часами с удовольствием наблюдал за зябликами, воробьями, синицами, крапивниками, а порой и экзотическими «гостями», например цаплями. Полгода отец жил на лодке во Флориде и полгода на окраине Чикаго. Большое и шаловливое птичье семейство доставляло ему необыкновенную радость. Когда одному жить на лодке стало тяжело, отец переехал на север в небольшой коттедж в лагуне. Там обитали другие птицы: кардинал, танагра, голубые сойки, совы и даже ястребы. Отец рассказывал о них с таким энтузиазмом, что неожиданно для себя я стала покупать репродукции иллюстраций Одюбона с этими птицами. Я вставила картинки в рамки и радовалась каждый раз, бросая на них взгляд. Я тоже «заболела» птицами, хотя, в отличие от отца, не могла уделить этому занятию столько же времени.
«Все, что нужно, – это время и наблюдательность», – повторял отец. Когда он вышел на пенсию, оказалось, что у него есть и то и другое. С птицами не было скучно. Он необычайно разволновался, когда недалеко от дома построили гнездо голубые цапли. Приезжая в гости, я всегда надеялась хоть мельком увидеть этих утонченных птиц. Отец терпеливо ждал их, и такая способность пришла к нему с возрастом. В прежней жизни отца с постоянными нагрузками и стрессом не было места ни птицам, ни собакам. Но природа звала его, и на этот зов он ответил всей душой лишь много лет спустя.
В 54 года я переехала на Манхэттен. В 64, приблизившись к границе преклонного возраста, перебралась в Санта-Фе. Там я знала только двоих: писательницу и преподавателя литературного мастерства Натали Голдберг и Эльберту Хонштайн, которая занималась разведением морганов. Так две важные темы снова появились в моей жизни: я люблю писать и люблю лошадей. На Манхэттене я прожила десять лет и много писала, а вот ездить верхом возможности не было. Все изменилось благодаря упражнению из «Пути художника», в котором надо было перечислить самое приятное для себя. В начале списка оказались шалфей, чамиса, можжевельник, сороки, краснокрылый дрозд и большое небо. Другими словами, я описала Юго-Запад. Нигде в списке не было даже намека на Нью-Йорк. То, к чему меня тянет, – это флора и фауна Запада: олени, койоты, рыси, орлы и ястребы. Я забыла о возрасте, пока писала, хотя сейчас понимаю, что переезд из Нью-Йорка в Санта-Фе, возможно, мое последнее серьезное перемещение.
Я приехала в Санта-Фе и начала охоту, отведя на поиски жилья три дня. На первый взгляд, я учла все, что хотела: квартира, а не дом; рестораны и кафе в пешей доступности; вид на горы. Первое, что показала риелтор, подходило по всем пунктам, но мне совсем не понравилось. Мы посмотрели еще несколько вариантов. Ковровое покрытие в большинстве помещений было истертым, и многолетний опыт проживания в Таосе подсказывал, что это не очень хороший знак.
В конце первого дня поисков, поздно вечером, мы поехали в последний дом.
– Понятия не имею, зачем показываю вам это, – словно извиняясь, заметила риелтор, пока мы пробирались по извилистому лабиринту грунтовых дорог к небольшому глинобитному дому. – Здесь жила женщина с четырьмя детьми.
Я зашла внутрь. Повсюду валялись игрушки и вещи. По углам стояли кушетки.
– Беру! – заявила я изумленному риелтору.
Дом утопал в кустах можжевельника. Вид на горы отсутствовал. Ближайшие кафе и рестораны находились в нескольких километрах. И тем не менее он «звал меня домой». Крутой подъезд – большая помеха зимой, и, конечно, дом занесет снегом – к этому нужно будет привыкнуть. Но зато в нем есть восьмиугольная застекленная комната с видом на деревья.
Отцу понравилась бы эта «птичья» комната. Я сделала из нее кабинет, где пишу и провожу большую часть времени, получая свою дозу «птичьего счастья». Я живу в этом глинобитном доме на полпути к горе вот уже три года, собираю книги, нахожу все новых и новых друзей. Санта-Фе доказал свое радушие. Здесь любят читать и уважают мою работу.
Я тщательно выстраивала свою жизнь на новом месте. С людьми меня связывают общие интересы. Я считаю, что творчество – это духовный путь, вероятно, поэтому среди моих знакомых много буддистов и викканов. Раз в три месяца я провожу занятия в Нью-Йорке, доброжелательном, но слишком большом городе. Я представляюсь слушателям как Джулия из Санта-Фе и рассказываю, как хорошо там жить. И это правда.
Почту опускают в шаткий почтовый ящик у начала подъездной дороги: приходится заставлять себя открыть его и вытащить содержимое. В основном корреспонденция не вызывает у меня восторга. В марте моего первого года в Санта-Фе мне исполнилось 65, но еще в январе ящик был забит рекламой, связанной со старением. Ежедневно я получаю напоминания о медицинском обслуживании и страховках, предназначенных специально для моей возрастной категории. Извещения настолько навязчивые, как будто за мной следят. И откуда они узнали, что мне 65?
Я поняла, что начинаю бояться своего дня рождения. Даже если в душе я чувствую себя молодой, официально меня причисляют к пожилым. Авторы листовок между тем совсем потеряли чувство меры: предложили мне приобрести участок на кладбище. Как будто я уже стою на пороге смерти. Разве вы хотите обременить своих родственников расходами на похороны? Нет, конечно, не хочу.
Эта почта как зеркало отразила неприглядную реальность. На лице проступили следы от улыбок, на шее образовались складки. Я вспомнила мемуары Норы Эфрон «Я ненавижу свою шею». Впервые я прочла эту книгу в 60, и она показалась мне надуманной. Но тогда я еще не переживала из-за своей шеи и мне еще не исполнилось 65.
Но не каждый, кто достиг такого возраста, автоматически становится пожилым. И не каждому, кто выходит на пенсию, 65: кто-то прекращает работать в 50, кто-то в 80. Возраст – относительная категория. Как сказал режиссер Джон Кассаветис, «не важно, сколько вам лет; если вы сохранили в себе потребность в творчестве, в вас продолжает жить ребенок». Кассаветис сам тому прекрасный пример. Он снимался и режиссировал, создавал и смотрел фильмы, отражающие его убеждения. Вместе с актерами, среди которых и его жена Джина Роулендс, он рассказывал истории о человеческой близости и взаимоотношениях. С возрастом Кассаветис стал играть в собственных фильмах трудного и противоречивого персонажа. Его призвание очевидно. Даже в роли старика он оставался молод душой. И мы, так же как и Кассаветис, можем возродить интерес к жизни, полностью отдаться какому-либо делу. Даже в 65 мы по-прежнему способны быть энергичными новичками.
Меня предупреждали, что средний возраст в Санта-Фе – 60. В продуктовом магазине я действительно часто вижу пожилых людей с сумками-тележками. Санта-Фе – это город пенсионеров. Я уже почти привыкла к вопросу: «Вы еще пишете?» По правде говоря, я не представляю свою жизнь без этого. Я передвигаюсь от проекта к проекту, всегда страшась пустоты между ними. Я ловлю себя на мысли, что не доверяю собственному развитию. Хотя у меня за спиной уже более 40 книг – я боюсь, что каждая новая станет последней и что возраст в конце концов объявит мне мат.
Недавно я обратилась к психологу Барбаре Маккендлиш.
– Я подавлена, – выдавила я, – мне кажется, я больше ничего не напишу.
– По-моему, вы боитесь старения, – ответила Барбара. – Напишите об этом, и увидите, насколько легче вам станет работать.
Ответ – творчество.
Театральный драматург Ричард Нэльсон все время занят новыми проектами. И возраст не помеха. Одна из его недавних работ – театральный цикл The Apple Family Plays – пример подобной самоотдачи.
Замечательный писатель Джон Боуэрс представил публике свою первую новеллу End of Story («Конец истории») в 60 лет. В 64 он целиком погрузился в работу над вторым, более объемным и амбициозным произведением, как в свое время и Лаура Уиллер, автор книги Little House in the Big Woods («Маленький домик в большом лесу»). На недавней встрече с читателями Джон сказал, что в ярком свете славы больше заметны его морщины. Шутки шутками, но Джон – привлекательный мужчина и не зацикливается на своем возрасте. На мой взгляд, его активная творческая натура гораздо моложе его биологического возраста.
Моя подруга Лаура в свои 60 с чем-то лет ходит на зумбу в чикагском спортклубе. Она поясняет: «Надо быть в тонусе». По правде говоря, Лаура не просто в тонусе: ее осанка горделива, а энергия бьет ключом. «Занятия всего три раза в неделю», – скромно добавляет она. Оказывается, этого более чем достаточно для поддержания физической формы и хорошего настроения. Лаура всегда любила танцевать, в детстве занималась хореографией и теперь, найдя занятие по душе, совершенно преобразилась: светится от радости и занимается с таким усердием, как никогда.
Седой, но подтянутый Вэйд – харизматичный преподаватель философии в университете. Выйдя на пенсию, он неожиданно для самого себя решил записаться на театральные курсы. В молодости Вэйд играл в любительском театре и теперь снова занимается любимым делом, Недавно он сыграл Джека Николсона в «Лучше не бывает». «Возвращение на сцену», – посмеивается Вэйд. Он не скрывает восторга. Энтузиазм Вэйда настолько заразителен, что вокруг него все время кружатся молодые актеры: им интересно общаться и узнавать от Вэйда что-нибудь новенькое.
И Лаура и Вэйд снова обрели себя в пристрастиях своей молодости. И это не ошибка: именно там спрятан ключ к радости жизни в пожилом возрасте.
Мой друг Барри всю жизнь работал в сфере коммуникаций. Отойдя от дел, он вспомнил, как в детстве носился с фотоаппаратом, и решил вернуться к забытому увлечению. Теперь Барри с удовольствием осваивает возможности цифровых камер и Photoshop, в котором «состаривает» фото. Он ежедневно выкладывает в Facebook свои фотографии: загадочные и прекрасные, иногда реалистичные, иногда обработанные, если это помогает ему лучше выразить свой авторский взгляд. Порой он колдует над изображением, пока не «превратит» его в классическую живопись.
«Лет в пять, – рассказывает Барри, – я любил сидеть у отца на коленях: он листал World-Famous Paintings (“Шедевры живописи”) Рокуэлла Кента и читал мне сопроводительные надписи. Это длилось несколько недель, и многие увиденные тогда произведения искусства остались со мной навсегда». Когда друзья замечают, что он всегда знал свое призвание, Барри смущается: «Я не знал, что знал это, – отвечает он. – Наверное, так бывает у многих».
Пикассо сказал: «Каждый ребенок рождается художником. Сложность в том, чтобы остаться им, будучи взрослым». Это несложно: требуются лишь желание, упорство, а главное – смелость снова стать новичком, и эти качества вполне можно в себе выработать.
Недавно я обедала со своим знакомым. Ему 67, он писатель, радиоведущий и преподаватель.
– Художник не выходит на пенсию, – сказал он.
И это правда. Том Миэн в свои 83 играет в трех мюзиклах на Бродвее за один сезон. Роман Тотенберг, признанный виолончелист и педагог, продолжал преподавать и выступать, когда ему было далеко за 90. Архитектор Фрэнк Ллойд Райт в 91 год выполнял заказ для Оак Парка. Би Би Кинг перестал ездить на гастроли в 89. Писатель и продюсер Оскар Хаммерстайн II дожил только до 65, однако этого было достаточно, чтобы оставить нам бродвейский мюзикл «Звуки музыки». Его последнюю песню, «Эдельвейс», добавили в шоу во время репетиции.
Какой вывод мы можем сделать? Самовыражение – это то, что никогда не прекращается и никогда не должно прекращаться. В каждом из нас дремлет творческий потенциал. Каждый обладает чем-то уникальным, чем можно поделиться с миром. Годы и опыт на нашей стороне. Пожилой возраст – подходящее время для любимых занятий и осуществления мечты. Время для пересмотра прошлого и открытия неизвестного. Время для построения будущего.
