Прежде чем я упаду

Вечеринка, дубль второй

– Напоминает начало фильма ужасов, – шепчет Элли. – Ты уверена, что номер дома – сорок два?

– Еще немного.

Мой голос словно доносится издалека. Страх снова навалился в полную силу, давит со всех сторон, мешает дышать.

– Хоть бы краска не попортилась, – ноет Линдси.

Ветка скребет по пассажирской дверце; звук такой, словно царапают ногтем по классной доске.

Лес расступается, и в темноте возникает дом Кента, белый и сверкающий, будто сделанный изо льда. Он появляется из ниоткуда, со всех сторон окруженный мраком, и я вспоминаю сцену из «Титаника», когда айсберг поднимается из воды и вспарывает кораблю брюхо. На секунду мы умолкаем. Крошечные капельки дождя стучат по ветровому стеклу и крыше; Линдси выключает айпод. По радио тихонько играет старая песня. Я с трудом разбираю слова: «Почувствуй то же, что прежде… Ласкай меня снова…»

– Размером он почти с твой дом, Эл, – замечает Линдси.

– Почти, – соглашается Элли.

Меня накрывает волна любви к ней. Элли, которая обожает большие дома, дорогие машины, украшения «Тиффани», туфли на платформе и блеск для тела. Элли, которая не слишком умна, и прекрасно это осознает, и гоняется за парнями, которые ее не стоят. Элли, которая втайне потрясающе готовит. Я знаю ее. Я понимаю ее. Я знаю их всех.

В доме из колонок ревут «Дуджиас»: «Все чтецы собрались в этом клубе, если рифмовать умеешь круто, держи микрофон». Лестница вращается под ногами. Уже наверху Линдси со смехом отнимает у меня бутылку.

– Притормози, алкашка. Забыла о своем важном деле?

– Важном деле? – похохатываю я. – А я думала, что собираюсь заняться любовью.

В помещении так накурено, что мне не хватает воздуха.

– Важном занятии любовью. – Она наклоняется, и ее лицо становится огромным, как луна. – Хватит пока водки, ладно?

Я машинально киваю, и огромное лицо удаляется. Линдси оглядывает комнату.

– Схожу поищу Патрика. Справишься без меня?

– Конечно.

Улыбнуться у меня не получается, лицевые мышцы отказываются подчиняться. Линдси отворачивается, и я хватаю ее за руку.

– Линдз?

– Да?

– Можно, я пойду с тобой?

Она пожимает плечами.

– Конечно. Как пожелаешь. Он где-то в глубине дома – только что прислал эсэмэску.

Мы пробираемся сквозь толпу. Линдси кричит через плечо: «Здесь настоящий лабиринт». Все сливается в едином круговороте – обрывки фраз, смех, прикосновения чужих курток, запах пива и духов, геля для душа и пота.

Присутствующие выглядят как во сне: знакомыми, но не вполне четкими, словно в любую секунду могут превратиться в кого-нибудь другого. Ну конечно, я сплю! Это всего лишь сон. Весь день – сон. Я проснусь и поведаю Линдси, что смотрела ужасно реалистичный и длинный сон. Она закатит глаза и возразит, что сны никогда не длятся дольше тридцати секунд.

Может, сообщить Линдси, что она всего лишь снится мне, а на самом деле ее нет? Она тянет меня за руку и нетерпеливо взмахивает волосами. Я хихикаю и начинаю успокаиваться. Это сон; я могу делать все, что заблагорассудится. Могу поцеловать кого угодно. Мы идем мимо кучки парней, и я мысленно ставлю галочки: Адам Маршалл, Рассан Лукас, Эндрю Робертс. Я могу поцеловать любого, если захочу. Кент в углу болтает с Фиби Райфер, и я думаю: «Можно подойти, поцеловать родинку в форме сердца у него под глазом, и ничего не случится». Не понимаю, с чего мне пришло это в голову. Я никогда не стала бы целоваться с Кентом, даже во сне. Но могла бы, если бы пожелала. Ведь сейчас я лежу под теплым одеялом на большой кровати в окружении подушек, сложив руки под головой, и сплю.

Я наклоняюсь сказать Линдси, что мне снится вчерашний день, а может, и вчерашний день тоже был сном, но тут вижу Бриджет Макгуир. Она стоит в углу, обняв Алекса Лимента за талию. Бриджет смеется, Алекс тычется носом в ее шею. Затем Бриджет поднимает глаза и видит, что я наблюдаю за ними. Она берет Алекса за руку и тащит ко мне, расталкивая собравшихся.

– Спросим у нее, – бросает Бриджет через плечо и улыбается мне; ее зубы такие белые, что даже светятся. – Миссис Харбор раздала сегодня темы сочинений?

– Что?

Я так растеряна, что не сразу соображаю: речь об уроке литературы.

– Темы сочинений. По «Макбету».

Она пихает Алекса, и тот поясняет:

– Я пропустил седьмой урок.

Мы встречаемся глазами, он отворачивается и делает большой глоток пива. Я молчу. Не знаю, как реагировать.

– Так раздала она темы или нет? – Бриджет ведет себя как обычно, напоминает щенка в ожидании угощения. – Алекс был вынужден прогулять. Ходил к врачу. Мама заставила его сделать какую-то прививку от менингита. Правда, глупо? В смысле, в прошлом году от менингита умерли всего четыре человека. Больше шансов попасть под машину…

– Лучше бы сделал прививку от герпеса, – фыркает Линдси, но так тихо, что слышу только я. – Хотя, наверное, уже поздно.

– Не знаю, – отвечаю я Бриджет. – Я прогуляла.

И слежу за Алексом в ожидании реакции. Интересно, он заметил, как мы с Линдси заглядывали в окна «Хунань китчен»? Вряд ли.

Они с Анной сидели над кусочками сероватого мяса, стывшего в пластмассовой миске. Так я и думала. Линдси хотела зайти и позлить их, но я пригрозила, что меня вырвет на ее новые сапоги «Стив Мэдден» от одного только запаха несвежего мяса и лука.

Когда мы вышли из «Лучшего деревенского йогурта», Алекса и Анны уже не было. Потом мы встретили их в Курительном салоне. Они прощались, когда Линдси еще только прикуривала. Алекс чмокнул Анну в щеку, и они направились в разные стороны: Алекс в столовую, Анна в корпус искусств.

Они расстались задолго до того, как мы с Линдси встретили Никотиновую Фашистку. Сегодня их не застукали.

И Бриджет неизвестно, где на самом деле был Алекс во время седьмого урока.

Внезапно кусочки мозаики встают на места – все страхи, которые я подавляла, – один за другим, как падающие костяшки домино. Больше не могу отрицать очевидное. Сара Грундель заняла место на парковке, поскольку мы опоздали, и все еще участвует в полуфиналах. Анна и Алекс не поссорились, потому что я убедила Линдси не вмешиваться. Вот почему их не застукали в Курительном салоне и вот почему Бриджет висит на Алексе, а не плачет в ванной.

Это не сон. И не дежавю.

Это происходит на самом деле. Происходит снова.

Мое тело обращается в лед. Бриджет хвастается, что никогда не прогуливала уроки, Линдси кивает со скучающим видом, Алекс пьет пиво. А мне не хватает воздуха – ужас сжимает тисками, и мне кажется, что я разлечусь на тысячу осколков прямо здесь и сейчас. Я хочу сесть и опустить голову между коленей, но боюсь, что если пошевелюсь или закрою глаза, то сразу начну распадаться – голова отвалится от шеи, шея от плеч… и я уплыву в никуда.

Череп отделен от шейного позвонка, шейный позвонок отделен от позвоночника…

Из-за спины меня обнимает Роб и прижимается губами к шее. Но даже он не может меня согреть. Я не в силах унять дрожь.

– Красотка Сэмми! – напевает он, разворачивая меня к себе. – Где ты была всю мою жизнь?

– Роб. – Странно, что я еще не утратила дар речи. – Нам надо поговорить.

– Что такое, детка?

Его глаза мутные и налитые кровью. Возможно, из-за страха мир становится резче, чем когда-либо прежде. Я впервые замечаю, что шрам в форме полумесяца под носом делает Роба немного похожим на быка.

– Здесь нельзя. Давай… давай куда-нибудь уйдем. Например, в комнату. Куда-нибудь, где никого нет.