Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 7
До самого конца лета 1865 года стояла страшная жара. В начале сентября необычный зной, сопровождавшийся частыми грозами, пошел на убыль и в Лондоне установилась ясная погода с теплыми днями и прохладными ночами.
В течение двух месяцев после нашего ночного похода я редко виделся с Диккенсом. Летом и во время других школьных каникул его дети выпускали собственную маленькую газету, «Гэдсхилл гэзет», и в августе мой брат Чарльз принес мне пачку таких газеток. Там были статьи о пикниках, поездках в Рочестер, крикетных матчах и заметка о первом письме сына Диккенса, Альфреда, в мае уехавшего в Австралию, чтобы заняться овцеводством. Все сообщения о Неподражаемом (если не считать традиционных упоминаний, что пикники, поездки в Рочестер, крикетные матчи проходили под его председательством) сводились к тому, что он напряженно работает над «Нашим общим другом».
От Перси Фицджеральда я узнал, что Диккенс с детьми и довольно многочисленной группой друзей ездил в поместье Бульвер-Литтона, Нейворт, чтобы отпраздновать открытие первых домов, построенных на средства «Гильдии литературы и искусства» для нуждающихся художников и писателей. Диккенс верховодил всем собранием и, по словам Фицджеральда, «казался веселым и жизнерадостным, как прежде». Неподражаемый произнес пылкую оптимистичную речь, в частном разговоре сравнил своего излишне напыщенного друга Джона Форстера с Мальволио (в присутствии нескольких писателей, которые непременно донесут Форстеру о нелицеприятном сравнении), затащил большую компанию приятелей в расположенную поблизости таверну под названием «Наш общий друг» и даже принял участие в танцах на открытом воздухе, прежде чем вернуться со всеми своими спутниками в Лондон.
Я приглашения в Нейворт не получил.
От своего брата Чарльза я узнал, что Диккенс по-прежнему страдает от последствий Стейплхерстской катастрофы – в частности, предпочитает по возможности ездить на медленном поезде, так как путешествия на курьерском, а порой даже поездки в обычной карете вызывают у него приступы страха. Еще Чарльз сообщил мне, что в начале сентября Диккенс закончил работу над «Нашим общим другом» и добавил к нему эпилог (хотя никогда прежде не писал эпилогов), где защищает довольно необычный метод повествования, использованный в романе, кратко описывает Стейплхерстскую катастрофу (умалчивая, разумеется, о мисс и миссис Тернан и мистере Друде) и в заключение пишет фразу, вызывающую легкое беспокойство: «Чувство благоговейной благодарности не покидает меня при воспоминании, что я никогда не был так близок к вечной разлуке со своими читателями и к тому дню, когда моя жизнь должна будет завершиться тем словом, которым сейчас я завершаю эту книгу: Конец».
Поскольку вы, дорогой читатель, живете в нашем посмертном будущем, вероятно, я не открою вам большой тайны, если скажу, что Диккенсу уже не довелось написать это слово – «Конец» – в завершение следующего своего романа.
Одним погожим днем в первых числах сентября Кэролайн поднялась в мой кабинет, где я тогда работал, и вручила мне визитную карточку некоего господина, ждавшего внизу. На карточке значилось:
Инспектор Чарльз Фредерик Филд
Частное сыскное бюро
Видимо, Кэролайн заметила недоумение, отразившееся на моем лице, ибо спросила:
– Что-нибудь не так? Отослать его прочь?
– Нет-нет… Проводи его ко мне. Только затвори дверь поплотнее, когда он пройдет в кабинет, дорогая моя.
Через минуту инспектор Филд уже находился в кабинете, с легким поклоном тряс мою руку и тараторил, не давая мне открыть рот. Я вспомнил описание из давнего диккенсовского эссе о нем, напечатанного в «Домашнем чтении»: «…мужчина средних лет, осанистый, с большими, влажными, проницательными глазами и сиплым голосом; у него манера в подкрепление своих слов выставлять толстенный указательный палец, держа его все время на уровне глаз или носа».
Сейчас Филд был уже далеко не средних лет, а лет шестидесяти, сообразил я, и от кудрявой темной гривы у него остался лишь скудный венчик седых волос, но сиплый голос, проницательные глаза и толстенный указательный палец никуда не делись и находились в полной исправности.
– Мистер Коллинз, мистер Коллинз, как я рад снова видеть вас, сэр. Причем видеть в столь явном и отрадном благополучии, сэр. Ах, какая чудесная комната, сэр! Как много книг! Полагаю, вон там, рядом со слоновьим бивнем, стоит экземпляр вашей «Женщины в белом» – да, так и есть! Говорят, замечательная книга – правда, сам я покамест не удосужился прочитать ее, но моя жена прочитала. Возможно, вы меня помните, сэр…
– Да, конечно. Вы сопровождали нас с Чарльзом Диккенсом…
– В одном из ваших походов по самым сомнительным кварталам нашего прекрасного города. Да, мистер Коллинз, сопровождал, действительно сопровождал. Возможно, вы помните также, что я присутствовал при первой вашей встрече с мистером Диккенсом…
– Признаться, я не уверен, что…
– Нет-нет, сэр, вам нет никакой нужды помнить о моем присутствии там. Дело было в пятьдесят первом году, сэр. Мистер Диккенс нанял меня частным образом, так сказать, чтобы я обеспечил порядок во время представления пьесы лорда Литтона «Не так плохи, как кажемся», поставленной при милостивом содействии герцога Девонширского. Вы тогда были начинающим актером, сэр, и мистер Диккенс по совету мистера Эгга пригласил вас на роль Смарта. Помнится, мистер Диккенс сказал вам на первой репетиции: «Роль маленькая, но она, бесспорно, хороша!» И вы тоже, мистер Коллинз, вы тоже были, бесспорно, хороши. Я видел несколько представлений, сэр.
– Благодарю вас, инспектор. Я…
– Да… О, вы позволите мне присесть? Премного благодарен. Ах, какое прекрасное каменное яйцо у вас на столе, мистер Коллинз. Это оникс? Да, полагаю, он самый. Прелесть, просто прелесть.
– Спасибо, инспектор. Чему я обязан?..
– Вы наверняка помните, мистер Коллинз, что герцог Девонширский предоставил свой лондонский дом, Девоншир-хаус, для первого представления пьесы лорда Литтона. Насколько я помню, все сборы от спектакля пошли в фонд «Гильдии литературы и искусства». В то время президентом гильдии был сэр Эдвард. Мистер Диккенс занимал пост вице-президента. Возможно, вы помните, что меня и нескольких моих тщательно отобранных коллег наняли, чтобы мы, одетые в цивильное платье, присутствовали в зрительном зале, потому как раздельно проживавшая жена лорда Литтона – по имени Розина, кажется, – грозилась сорвать спектакль. Она обещала, помнится, переодеться продавщицей апельсинов и закидать сцену фруктами. – Инспектор Филд хихикнул, и я натужно улыбнулся в ответ. – В другой записке, – продолжал мой гость, – она обещала забросать тухлыми яйцами королеву, которая, невзирая на угрозы, все же явилась на премьеру, как вы наверняка помните, сэр, ибо у всех писателей замечательная память. Ее величество королева пришла в обществе принца Альберта и стала свидетелем первого вашего публичного выступления совместно с мистером Диккенсом. Дело было шестнадцатого мая пятьдесят первого года – а кажется, будто только на прошлой неделе, не правда ли, сэр? – и тем вечером на представлении присутствовали ваши особые гости, мистер Коллинз. Ваш брат Чарльз, кажется, и ваша матушка… леди Хэрриет, если мне не изменяет память. Надеюсь, она пребывает в добром здравии, мистер Коллинз, искренне надеюсь, и помнится мне, когда ваша матушка наведывается в город, она проживает с вашим братом Чарльзом и его женой Кейт, старшей дочерью Диккенса. На Кларенс-террас, если я верно помню адрес. Премилый район. И ваша матушка – очаровательная дама, поистине очаровательная. О, и помнится мне, на том первом представлении присутствовали еще и другие ваши гости. Эдвард и Генриетта Уорд. Сигару? Да, сэр, с превеликим удовольствием.
Предложенная сигара превосходного качества послужила к приостановке словесного потока моего гостя, мы в молчании обрезали и зажгли наши сигары и с минуту наслаждались курением, не произнося ни слова. Потом, пока сыщик не спохватился и не возобновил словоизвержение, я сказал:
– Ваша память делает честь вашей профессии и вам самому, инспектор Филд. Но позвольте поинтересоваться: чему я обязан удовольствием видеть вас?
Он вынул изо рта сигару левой рукой, а указательным пальцем правой сначала прижал одну ноздрю, будто нюхая табак, а потом легонько постучал по губам, словно побуждая оные к произнесению следующих слов:
– Мистер Коллинз, вам следует знать, что звание «инспектор» перед моей фамилией в настоящее время является просто почетным именованием, ибо я больше не служу в сыскном отделе Скотленд-Ярда. Ушел в отставку через год после того, как обеспечивал порядок на представлении «Не так плохи, как кажемся», если быть точным на все сто.
– Уверен, это почетное именование вы в полной мере заслужили и оно должно и будет использоваться всеми, кто вас знает, – любезно ответствовал я, не посчитав нужным указать, что звание «инспектор» черным по белому значилось у него на визитной карточке.
– Благодарю вас, мистер Коллинз, – промолвил румяный сыщик, выпуская огромный клуб дыма.
Поскольку дверь была плотно затворена, а окно, по обыкновению, приоткрыто совсем чуть-чуть, чтобы уличный шум не мешал мне работать, мой маленький кабинет быстро наполнялся голубым дымом.
– Так чем же я могу быть полезен вам, инспектор? – спросил я. – Вы пишете мемуары? И в вашей необъятной, поистине невероятной памяти образовался крохотный пробел, который я в силах восполнить?
– Мемуары? – Инспектор Филд хихикнул. – А ведь это дельная мысль… но нет, сэр, нет, право слово. Другие люди, вроде вашего друга мистера Диккенса, уже написали о моих… надеюсь, слово «подвиги» не прозвучит слишком громко, сэр?.. уже написали о моих подвигах и, смею предположить, еще не раз напишут в будущем. Но у меня самого в данный момент на повестке дня не стоит никаких мемуаров, сэр.
– В таком случае чем я могу служить вам, инспектор?
Крепко зажав в зубах сигару, Филд подался вперед, поставил локти на стол и дал волю своему толстому указательному пальцу, коим сначала значительно указал вверх, потом вниз, затем постучал по столу и наконец ткнул в меня.
– До моего сведения дошло, мистер Коллинз, – к сожалению, слишком поздно, – что вы с мистером Диккенсом ходили в Тайгер-Бэй и спускались в Подземный город в поисках некоего субъекта по имени Друд.
– Кто вам это сказал, инспектор? – осведомился я сухим тоном.
Отставной сыщик Скотленд-Ярда уже успел сильно раздражить меня своими любопытством и навязчивостью.
– О, Хиб Хэчери, разумеется. Он работает на меня – служит в моем частном сыскном бюро. Разве мистер Диккенс не говорил вам?
Диккенс, припомнил я, действительно обмолвился, что инспектор Филд уволился из полиции, в настоящее время не имеет возможности сопровождать нас в нашей ночной вылазке и порекомендовал нам Хэчери, но тогда я не обратил особого внимания на это замечание.
– Нет, – холодно произнес я. – Сомневаюсь, что вы узнали о нашем походе от Хэчери.
Филд кивнул. Его правый указательный палец, словно наделенный собственной волей, взметнулся вверх и прижался сбоку к его крючковатому носу; левой же рукой инспектор вытащил изо рта сигару.
– Именно от него, сэр. Хэчери – славный малый. Пусть не одаренный богатым воображением, какое необходимо любому стоящему инспектору и сыщику, но поистине славный малый. Надежный. Однако, когда Диккенс обратился ко мне с просьбой подыскать сопровождающего для экскурсии в… э-э… не самый благополучный район нашего города, я решил, что речь идет всего лишь об очередной увеселительной прогулке по трущобным кварталам – вроде той, в которой я сопровождал вас с ним или его с американскими гостями, сэр. Я довольно долго отсутствовал в городе – уезжал по делам сыскного бюро – и только по недавнем своем возвращении узнал, что объектом преследования мистера Диккенса являлся Друд.
– Ну, я бы не назвал это преследованием, – заметил я.
– Хорошо, пусть будут поиски, – сказал инспектор Филд, выпуская струю голубого дыма. – Расспросы. Расследование.
– А что, интересы Чарльза Диккенса каким-то образом касаются вас? – спросил я резким тоном, призванным поставить на место отставного полицейского, лезущего в дела джентльменов.
– О да, сэр. Да, мистер Коллинз, очень даже касаются, – сказал инспектор, откидываясь на спинку кресла с такой силой, что она затрещала. Он внимательно разглядывал все еще горящий окурок своей сигары, слегка хмуря брови. – Все, что имеет отношение к Друду, меня касается и интересует, мистер Коллинз. Абсолютно все.
– Почему, инспектор?
Он снова подался вперед.
– Друд – или монстр, называющий себя Друдом, – появился и начал творить свои зверства при мне. В буквальном смысле слова при мне. Тогда я только-только вступил в должность начальника сыскного отдела Скотленд-Ярда, сменив на этом посту инспектора Шекелла. И именно тогда… в сорок шестом году, сэр… началась власть Друдова террора.
– Власть террора? – повторил я. – Сколько я помню, в газетах ни о каком таком терроре не сообщалось.
– О, в сомнительных городских кварталах, куда вы с мистером Диккенсом наведывались в июле, происходит много событий, не получающих освещения в прессе, мистер Коллинз. Можете в этом не сомневаться.
– Уверен, вы правы, инспектор, – мягко промолвил я.
Мы уже скурили сигары почти до конца. Когда они сгорят полностью, я сошлюсь на неотложные дела и выпровожу прочь отставного полицейского.
Филд снова подался вперед, наставив на меня деятельный указательный палец.
– Мне нужно знать, что вы с мистером Диккенсом узнали про Друда той ночью, мистер Коллинз. Мне нужно знать решительно все.
– Не понимаю, каким образом наши дела касаются вас, инспектор.
Филд улыбнулся – достаточно широко, чтобы морщины и складки на его немолодом лице сложились в совершенно новый рисунок. То была отнюдь не теплая улыбка.
– Касаются самым непосредственным образом, мистер Коллинз. Вам этого никогда не понять. И я получу интересующие меня сведения во всех подробностях.
Я резко выпрямился в кресле, и прострелившая спину подагрическая боль усугубила мое недовольство и раздражение.
– Вы мне угрожаете, инспектор?
Улыбка моего собеседника стала шире.
– Инспектор Чарльз Фредерик Филд – из сыскного ли отдела полиции, из собственного ли частного сыскного бюро – никогда никому не угрожает, мистер Коллинз. Но он получит все сведения, необходимые для продолжения борьбы со старым и неумолимым врагом.
– Если этот… Друд… является вашим, как вы выражаетесь, врагом вот уже более двадцати лет, инспектор, вы едва ли нуждаетесь в нашей помощи. Вы должны знать о… своем враге… гораздо больше нас с Диккенсом.
– О да, сэр, – согласился Филд. – Скажу без ложной скромности: о субъекте, которого вы называете Друдом, я знаю больше, чем кто-либо из ныне живущих. Но Хэчери сообщил мне, что мистер Диккенс встречался с ним недавно. И не в Подземном городе, а на месте Стейплхерстской железнодорожной катастрофы. Мне необходимо знать больше о той встрече и о том, что вы двое видели в Подземном городе в июле.
– Я думал, по условиям договоренности – во всяком случае, сыщик Хэчери употребил именно такое слово – полицейские и частные сыщики должны оставить в покое жителей Подземного города, покуда они не мешают жить нам, наземным обитателям.
Филд покачал головой.
– Друд не оставит нас в покое, – негромко промолвил он. – Мне доподлинно известно, что в одном только Лондоне он совершил свыше трехсот убийств с тех пор, как наши с ним дороги впервые пересеклись двадцать лет назад.
– О боже… – ошеломленно проговорил я.
От ужаса у меня все похолодело внутри, как от выпитого залпом стакана лауданума.
Инспектор снова кивнул.
– Вам придется обратиться со всеми расспросами к мистеру Диккенсу, – холодно сказал я. – Это он организовал нашу вылазку. Это он интересовался Друдом. Я с самого начала полагал, что наша… «вылазка», как вы выражаетесь… с сыщиком Хэчери является частью исследовательской работы, проводимой Диккенсом для своего будущего романа или повести. И я по-прежнему так считаю. Но вам придется побеседовать с ним, инспектор.
– Я поехал к нему сразу, как только вернулся в Лондон после долгого отсутствия и узнал от Хэчери, зачем Диккенс нанимал его, – сказал Филд.
Он встал и принялся расхаживать взад-вперед перед моим столом. Толстым указательным пальцем он сперва постукивал по губам, потом почесывал ухо, потом трогал нос сбоку, потом поглаживал каменное яйцо на моем столе, слоновий бивень на книжной полке или персидский кинжал на каминной полке.
– Я не застал мистера Диккенса, он находился в отъезде, во Франции, – наконец продолжил Филд. – Он только на днях вернулся, и я поговорил с ним вчера. Он не сообщил мне никаких полезных сведений.
– Ну что ж, инспектор… – Я развел руками, потом положил окурок сигары на край медной пепельницы и поднялся с кресла. – В таком случае вы сами понимаете, что я ничем не в силах помочь вам. Поиски предпринял мистер Диккенс. И именно он…
Филд остановился и направил на меня палец.
– Вы сами видели Друда? Своими глазами?
Я моргнул. Я вспомнил, как очнулся от дремы на подземном кирпичном причале, когда Диккенс вернулся в плоскодонной лодке с двумя безмолвными провожатыми. Взглянув на хронометр, я понял, что солнце взошло двадцать минут назад, а значит, Хэчери уже покинул склеп. Неподражаемый отсутствовал более трех часов. Несмотря на реальную опасность, несмотря на реальный риск подвергнуться нападению малолетних каннибалов, я задремал, сидя по-турецки на влажных кирпичах, с заряженным и взведенным револьвером в руках.
– Я не видел никого, чья внешность соответствовала бы известному мне описанию мистера Друда, – сухо промолвил я. – И больше я не произнесу ни слова на данную тему, инспектор Филд. Я уже говорил вам и повторю в последний раз: эту вылазку, эти поиски организовал мистер Диккенс, и если он не желает рассказывать вам о событиях той ночи, значит я, как джентльмен, тоже обязан хранить молчание. Желаю вам доброго дня, инспектор, а также успехов в вашем…
Я вышел из-за стола и распахнул дверь кабинета, предлагая пожилому инспектору удалиться, но Филд не двинулся с места. Он попыхал сигарой, взглянул на нее и спокойно осведомился:
– Вам известно, зачем Диккенс ездил во Францию?
– Что? – Я был уверен, что ослышался.
– Я спросил, мистер Коллинз, известно ли вам, зачем Чарльз Диккенс ездил во Францию на прошлой неделе.
– Нет, понятия не имею, – сказал я звенящим от раздражения голосом. – Среди джентльменов не принято совать нос в дела других джентльменов.
– Ну да, разумеется. – Инспектор Филд снова улыбнулся. – Диккенс провел несколько дней в Булони, а если точнее, часть времени – в Булони, а часть – в крохотной деревушке, расположенной в нескольких милях к югу от города. Она называется Кондетт, и там мистер Диккенс вот уже несколько лет – а именно с шестидесятого года – арендует скромное шале с садом у некоего месье Боку-Мютьеля. Там часто останавливается некая актриса – ныне двадцатипятилетняя – по имени Эллен Тернан со своей матерью. В Кондетте Чарльз Диккенс проводил время в обществе названных дам – иные его визиты длились до недели – свыше пятидесяти раз с той поры, как он якобы снял, но в действительности купил шале в шестидесятом году. Вероятно, вам хочется закрыть дверь, мистер Коллинз.
Я затворил дверь, но остался стоять возле нее, ошеломленный. Считая Эллен Тернан, ее мать, Диккенса и меня самого, не более восьми человек на свете знали или хотя бы догадывались о шале в Кондетте и причине частых поездок Диккенса туда. Если бы мой брат Чарльз не состоял в браке с дочерью Диккенса, я сам никогда ничего не узнал бы.
Инспектор Филд вновь принялся расхаживать по комнате, держа палец возле уха, словно тот нашептывал ему какие-то сведения.
– Сейчас мисс Тернан с матерью постоянно живут в Англии – я имею в виду, со времени Стейплхерстской катастрофы, случившейся в июне. Можно предположить, что в течение четырех дней, недавно проведенных в Булони, мистер Диккенс заканчивал все дела, связанные с шале в Кондетте. Чтобы добраться дотуда, мистеру Диккенсу пришлось проделать – в обратном направлении, разумеется, – тот самый путь, каким он возвращался из Франции, когда произошло железнодорожное крушение. Мы с вами оба знаем, мистер Коллинз, что подобная поездка наверняка стала тяжелым испытанием для нервов вашего друга… ведь нервы у него сильно расстроены после катастрофы.
– Да, пожалуй, – сказал я.
Какого черта нужно этому типу?
– Из Булони, – продолжал неутомимый пожилой господин, – Диккенс отправился в Париж, где провел пару дней. Человек более подозрительный, чем я, мог бы предположить, что поездка в Париж являлась попыткой замести следы, как выражаются иные сыщики.
– Инспектор Филд, по-моему, все это не…
– Не хотелось бы перебивать вас, сэр, но вам следует знать – чтобы упомянуть при скорой встрече с вашим другом, – что в Париже у мистера Диккенса случилось кровоизлияние в мозг, по всем признакам довольно сильное.
– Боже мой, – сказал я. – Кровоизлияние в мозг. Я ничего не знал. Вы уверены?
– В таких случаях ничего нельзя утверждать с уверенностью, как вы сами понимаете, сэр. Но в Париже с мистером Диккенсом сделался удар, и он, будучи отнесен в свой номер в гостинице, несколько часов находился в самом плачевном состоянии, не в силах ответить на обращенные к нему вопросы или хотя бы внятно произнести несколько мало-мальски осмысленных слов. Французские врачи настаивали на госпитализации, но мистер Диккенс приписал случившееся «солнечному удару» – так он выразился, сэр, – и просто отлежался один день в парижской гостинице, а потом еще два дня в Булони, прежде чем вернуться в Англию.
Я снова подошел к столу и повалился в кресло.
– Чего вы от меня хотите, инспектор Филд?
Он наивно округлил глаза:
– Я ведь уже сказал вам, чего я не только хочу, но и требую, мистер Коллинз. Всех сведений о субъекте по имени Друд, известных вам и Чарльзу Диккенсу.
Я устало потряс головой:
– Вы пришли не по адресу, инспектор. Чтобы узнать что-нибудь новое об этом вашем Друде, вам придется снова поехать к Диккенсу. Мне не известно о нем ровным счетом ничего.
Филд медленно покивал:
– Я непременно поговорю с мистером Диккенсом еще раз, мистер Коллинз. Но я пришел по адресу. Я жду от вас серьезной помощи в моем расследовании, касающемся Друда. Я рассчитываю, что вы и добудете у Чарльза Диккенса все необходимые мне сведения.
Я рассмеялся не без горечи и снова потряс головой:
– С какой стати мне обманывать доверие моего друга, выведывая у него информацию для вас, инспектор – но только по почетному именованию – Чарльз Фредерик Филд?
Он усмехнулся в ответ на плохо завуалированное оскорбление.
– Ваша служанка, открывшая мне дверь и проводившая меня к вам, мистер Коллинз… Она весьма привлекательная женщина, несмотря на возраст. Вероятно, тоже актриса в прошлом?
Продолжая улыбаться, я покачал головой:
– Насколько мне известно, инспектор, миссис Г*** никогда не выступала на сцене. А если и выступала, меня это нисколько не касается, сэр. Как не касается вас.
Филд кивнул и вновь принялся расхаживать по кабинету, выпуская клубы табачного дыма и задумчиво трогая указательным палцем крючковатый нос.
– Совершенно верно, сэр. Совершенно верно. Но мы можем предположить тем не менее, что она является той самой миссис Кэролайн Г***, имя которой впервые появилось в ваших банковских счетах двадцать третьего августа шестьдесят четвертого года – чуть более года назад, сэр, – и которой вы с тех пор выплачиваете через свой банк двадцать фунтов ежемесячно.
Мне все это страшно надоело. Если этот ничтожный человечек пытается шантажировать меня, он определенно не на того напал.
– Ну и что, инспектор? Наниматели всегда платят своим работникам.
– Истинная правда, сэр. Есть такое дело. А кроме миссис Кэролайн Г***, ежемесячные выплаты через ваш банк получает также ее дочь… кажется, девочку зовут Хэрриет, как и вашу матушку, поистине приятное совпадение… Хотя в случае с юной Хэрриет – насколько мне известно, вы называете ее просто Кэрри и ей совсем недавно стукнуло четырнадцать, – так вот, сэр, в случае с юной Хэрриет деньги идут на оплату домашнего обучения и уроков музыки.
– К чему вы клоните, инспектор?
– К тому лишь, что миссис Кэролайн Г*** и ее дочь Хэрриет Г*** вот уже несколько лет числятся в городских переписных листах и налоговых ведомостях как ваши квартирантки и одновременно ваши служанки.
Я промолчал.
Инспектор Филд остановился и посмотрел на меня.
– Я хочу сказать, мистер Коллинз, что немного найдется таких великодушных работодателей, которые сперва нанимают в услужение своих бывших квартиранток, оказавшихся в стесненных обстоятельствах, а потом оплачивают домашнее обучение юной служанки, не говоря уже о дорогостоящих уроках музыки.
Я устало потряс головой:
– Можете оставить свои жалкие попытки шантажа, недостойные джентльмена, мистер Филд. Всем моим друзьям известны устройство моей личной жизни и мое стойкое отвращение к институту брака, а равно к пошлому жизненному укладу и нравственным нормам среднего класса. Миссис Г*** и ее дочь на протяжении многих лет проживают в моем доме, и мои друзья ничего не имеют против такого положения вещей. Кэролайн уже давно выполняет роль хозяйки дома, помогая мне принимать и развлекать гостей. Здесь нет никакого обмана, и мне совершенно нечего скрывать.
Филд кивнул:
– Ваши друзья мужского пола – некоторые из них действительно относятся к такому положению вещей вполне спокойно. Однако вы не станете отрицать, что они никогда не приходят к вам на обеды со своими женами. И хотя здесь нет никакого обмана – если, конечно, не считать ваших письменных показаний, где вы сообщили переписчикам населения, что миссис Г*** является вашей служанкой, как и некая Хэрриет Монтегю шестнадцати лет от роду, хотя Хэрриет Г***, дочери миссис Г***, тогда едва стукнуло десять, и прочих данных под присягой заявлений относительно двух упомянутых достойных дам, – так вот, хотя здесь нет никакого обмана, представляется совершенно очевидным, почему вот уже несколько лет мистер Диккенс применительно к маленькой Хэрриет употребляет слово «дворецкий», а мать девочки именует не иначе как «домовладельцем».
Я ошеломленно уставился на него. Откуда он может знать о шутливых прозвищах, придуманных Диккенсом, если только люди, работающие на отставного инспектора, не проверяют мою частную переписку?
– Хэрриет не моя дочь, инспектор, – процедил я сквозь зубы.
– О нет, разумеется, нет, мистер Коллинз. – Пожилой господин улыбнулся и помахал пальцем. – Я не имел в виду ничего подобного. Даже самый бездарный сыщик в два счета выяснил бы, что некая Кэролайн Комптон, дочь плотника Джона Комптона и его жены Сары, в пятидесятом году вышла замуж за некоего Джорджа Роберта Г***, служащего счетоводной конторы в Клеркенуэлле. Бракосочетание состоялось тридцатого марта, если мне не изменяет память. Тогда молодой Кэролайн было двадцать лет, а Джорджу Роберту Г*** всего годом больше. Их дочь Элизабет Хэрриет – которую вы, сэр, предпочитаете называть Хэрриет, вероятно в честь своей матушки, или Кэрри, по причинам, известным только вам одному, – родилась в Сомерсете, на окраине Бата, третьего февраля пятьдесят первого года. К великому прискорбию, ее отец, Джордж Г***, в следующем году заболел чахоткой и умер, оставив после себя молодую вдову с годовалой дочкой на руках. В следующий раз бедная миссис Г*** попала в поле зрения властей спустя несколько лет, когда она держала старьевщицкую лавку на Чарльтон-стрит – близ Фицрой-Сквер, как вам наверняка известно, сэр, – и у нее возникли трудности с выплатой долгов. Скорее всего, история закончилась бы печально – дело могло бы дойти даже до долговой тюрьмы, мистер Коллинз, – если бы не вмешательство некоего джентльмена, произошедшее, кажется, в мае пятьдесят шестого года.
– Инспектор Филд, – резко произнес я, снова поднимаясь на ноги, – наш разговор закончен. – Я двинулся к двери кабинета.
– Не совсем еще, сэр, – мягко промолвил он.
Я подступил к нему со сжатыми кулаками и проговорил дрожащим от ярости голосом:
– Послушайте, сэр, я вас не боюсь! Мне нет до вас никакого дела. Ваши жалкие и низкие попытки шантажом вынудить меня обмануть доверие одного из ближайших моих друзей не принесут вам ничего, помимо презрения и осуждения, которых вы, несомненно, заслуживаете. Я свободный человек, сэр. Мне нечего скрывать!
Филд кивнул. Толстым указательным пальцем, уже вызывавшим у меня крайнее раздражение, он легонько постукивал по нижней губе.
– Уверен, так оно и есть, мистер Коллинз. Честным людям, как правило, нечего скрывать от окружающих.
Я открыл дверь. Моя рука, лежавшая на медной дверной ручке, заметно дрожала.
– Прежде чем я удалюсь, сделайте милость, удовлетворите мое праздное любопытство, сэр, – спокойно произнес Филд, взяв свой цилиндр и двинувшись ко мне. – Скажите, пожалуйста, известна ли вам некая молодая особа по имени Марта Р***?
– Что? – с трудом выдавил я.
– Мисс Марта Р***, – повторил он.
Я затворил дверь столь поспешно, что та громко хлопнула. Нигде в коридоре я не приметил Кэролайн, но она часто пряталась в пределах слышимости от моего кабинета. Я открыл рот, но не нашел подходящих слов.
Мое замешательство нисколько не огорчило инспектора Чарльза Фредерика Филда.
– Впрочем, с какой стати вам водить знакомство с мисс Р***? – вкрадчиво проговорил он. – Она бедная служанка, работающая по найму в частных домах и гостиницах, по словам ее бедных родителей, – а они действительно бедные в прямом и переносном смысле. Оба они – люди безграмотные. И оба родом из Уинтертона, сэр. Предки отца мисс Р*** на протяжении века-полутора служили на судах ярмутской рыболовецкой флотилии, но сам отец перебивался случайной работой в Уинтертоне, а Марта, покинувшая родной дом два года назад, подряжалась служанкой в местных гостиницах.
Я ошарашенно смотрел на Филда, борясь с тошнотой.
– Вы бывали в Уинтертоне, сэр? – спросил жалкий человечек.
– Нет, – промямлил я. – Не припомню.
– Однако всего год назад вы довольно долго отдыхали в окрестностях Ярмута – разве не так, мистер Коллинз?
– Не отдыхал, – сказал я.
– А что вы там делали, сэр? Я не вполне вас понял. Верно, у вас першит в горле от табачного дыма?
– То был не отдых как таковой. – Я прошагал обратно к столу, но не сел в кресло. Опершись всеми десятью трясущимися пальцами о заляпанную чернилами столешницу, я подался вперед и добавил: – Я там собирал материал.
– Собирали материал, сэр? О… для одного из ваших романов.
– Да, – проговорил я. – По ходу работы над последним моим романом, «Армадейл», мне потребовалось составить ясное представление о тамошних бухтах, заливах, пейзажах и всем таком прочем.
– Ах да… разумеется. – Жалкий человечек постучал указательным пальцем себя по груди, потом наставил его на меня. – Я читал отдельные главы из этого вашего «Армадейла» – в настоящее время роман издается выпусками в журнале «Корнхилл», если я не ошибаюсь. Там упоминается одна выдуманная деревушка под названием Хорли-Миер, созвучным с названием вполне реальной деревни Хорси-Миер, до которой можно добраться морем из Ярмута или по суше из Уинтертона, коли ехать оттуда по ведущей на север дороге, – не правда ли, сэр?
После продолжительной паузы я сказал:
– Я люблю путешествовать морем, инспектор. По правде говоря, тогда я действительно отчасти отдыхал. Я отправился из Ярмута на север в сопровождении двух близких друзей моего брата Чарльза… они тоже любят путешествовать морем.
– Ясно. – Инспектор кивнул, не сводя с меня влажных непроницаемых глаз. – Говорить правду всегда выгодно, так я считаю. Человек, с самого начала говорящий всю правду, избавляет себя от многих проблем. А упомянутые вами друзья – это часом не мистер Эдвард Пиггот и мистер Чарльз Уорд, сэр?
Я уже не находил в себе сил удивляться. Этот господин с влажными глазами и неутомимым указательным пальцем казался более всеведущим, чем любой повествователь в любом произведении, написанном мной, Диккенсом, Чосером, Шекспиром или любым другим смертным. И более зловредным, чем любой негодяй (включая Яго), созданный пером любого из нас. Я продолжал опираться о стол побелевшими от напряжения пальцами и продолжал слушать.
– Мисс Марте Р*** прошлым летом исполнилось восемнадцать, мистер Коллинз. Ее родители полагают, что прошлым летом, в июле, она познакомилась с неким мужчиной – то ли в «Фишерменз ритерн» в самом Уинтертоне, то ли в ярмутской гостинице, где тогда работала служанкой.
Филд умолк. Он легонько постучал указательным пальцем по потухшей сигаре в медной пепельнице, словно от одного прикосновения пальца окурок мог снова загореться. Я почти удивился, что этого не произошло.
Я перевел дыхание.
– Вы хотите сказать, что эта… эта мисс Р***… пропала без вести, инспектор? Или убита? Объявлена мертвой своими родственниками и властями Уинтертона или Ярмута?
Пожилой господин рассмеялся:
– Да упаси боже, сэр, ни в коем случае! Ничего подобного. Марта регулярно появлялась в Уинтертоне с тех пор, как рассказала родителям о своем знакомстве со «славным джентльменом», состоявшемся прошлым летом. Но в известном смысле она действительно пропала, сэр.
– О?
– Да. Минувшим летом, в июне, когда «славный джентльмен» в очередной раз ненадолго наведался в Ярмут – вероятно, по делам, связанным с работой, – Марта Р*** исчезла из Уинтертона и Ярмута, но, если верить неофициальным источникам, объявилась в Лондоне.
– Неужели? – сказал я.
Памятной июльской ночью я так и не выстрелил из огромного двуствольного револьвера, врученного мне сыщиком Хэчери. Поставив курок на предохранитель, я затолкал увесистую штуковину в карман, а когда мы, проделав обратный путь по канализационным туннелям и катакомбам, поднялись наверх и, к великому нашему облегчению, обнаружили, что Хэчери ждет нас у склепа, хотя солнце давно взошло, я отдал оружие здоровенному сыщику. Сейчас я пожалел, что не оставил револьвер у себя.
– Именно так, – промолвил Филд. – По слухам, девятнадцатилетняя служанка из Уинтертона в настоящее время проживает в наемных комнатах на Болсовер-стрит – пожилая домовладелица обретается по тому же адресу, но мне сказали, что жильцы пользуются отдельным входом. Если я не ошибаюсь, Болсовер-стрит расположена неподалеку от Мелкомб-плейс, где мы в данный момент находимся.
– Вы не ошибаетесь. – Если бы голоса имели цвета, мой можно было бы назвать совершенно бесцветным.
– Полагаю, я не ошибусь, если скажу, что миссис Кэролайн Г***, с которой вы уже свыше двенадцати лет состоите в отношениях, близких к супружеским, хотя и не благословленных обществом и Богом, а равно ее дочь мисс Хэрриет Г***, к которой вы относитесь самым достойным и великодушным образом, как к своей родной дочери, знают о существовании мисс Марты Р***, в прошлом работавшей служанкой в ярмутской гостинице, а ныне проживающей в наемных комнатах на Болсовер-стрит, и, уж конечно, знают, какую роль мисс Р*** играет в вашей жизни в настоящее время.
– Да, – сказал я. – То есть нет.
– И полагаю, мистер Коллинз, я не ошибусь, если скажу, что и вам самому, и двум дамам, проживающим под одной крышей с вами, будет не очень приятно, коли данные сведения станут известны… им или еще кому-либо.
– Не ошибетесь.
– Прекрасно, прекрасно. – Инспектор Филд взял цилиндр, но не двинулся с места. – Я не люблю ошибаться в своих суждениях, мистер Коллинз.
Я кивнул, ощущая внезапную слабость в коленях.
– Вы часом не собираетесь навестить мистера Диккенса в ближайшее время, сэр? – поинтересовался сыщик, крутя цилиндр в руках и постукивая по полям своим чертовым указательным пальцем. – И в ходе визита найти возможность поговорить с ним о его предположительной встрече с субъектом по имени Друд, состоявшейся в Подземном городе около двух с половиной месяцев назад?
– Собираюсь. – Я бессильно опустился в кресло.
– И мы с вами договорились, сэр, что все сведения, полученные вами от мистера Диккенса, будут в срочном порядке переданы мне?
Я снова кивнул.
– Отлично, сэр. На улице поблизости от вашего дома будет дежурить один паренек, мистер Коллинз. Просто уличный мальчишка, подметальщик по имени Гузберри, но вам не придется разыскивать его, сэр. Он получил приказ сторожить вас здесь. Если вы стукнете тростью или зонтиком по фонарному столбу на углу, малый тотчас подойдет к вам. Днем ли, ночью ли, сэр. Местный констебль согласился не «гонять его», как выражаются полицейские. Передайте с Гузберри любое сообщение для меня, устное или письменное, и я немедленно свяжусь с вами. Вы премного меня обяжете, мистер Коллинз, если добудете полезную информацию. Спросите любого в Лондоне, забывает ли когда-нибудь инспектор Чарльз Фредерик Филд об услугах, ему оказанных, и вам ответят: нет, не забывает. Вы все поняли, сэр?
– Да.
Когда я поднял глаза, инспектор Филд уже исчез. Я услышал, как Кэролайн закрывает за ним входную дверь, а потом направляется наверх по главной лестнице.
После инспектора осталась лишь пелена голубого дыма под потолком моего кабинета.
