ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

4

Кэти исполнилось шестнадцать лет, и вскоре ее точно подменили. Однажды утром она не встала как обычно, чтобы пойти в колледж. Когда мать зашла в ее комнату, то застала ее в постели. Кэти с задумчивым видом изучала потолок.

– Поторопись, а то опоздаешь. Уже почти девять часов.

– Я никуда не пойду, – равнодушным голосом откликнулась Кэти.

– Уж не заболела ли?

– Нет.

– Тогда вставай поскорее.

– Я же сказала: никуда не пойду, – невозмутимо заявила Кэти. – Вообще больше не пойду в колледж.

От неожиданности мать застыла с открытым ртом:

– Как тебя понимать?

– Никогда больше не пойду в колледж, – повторила Кэти, не отрывая взгляда от потолка.

– Посмотрим, что на это скажет отец! Столько затрачено трудов и денег, а через два года получишь диплом! – Миссис Эймс подошла совсем близко к дочери и тихо спросила: – А ты, часом, не замуж собралась?

– Нет.

– Что за книгу ты прячешь?

– Да вот она. И не думаю прятать.

– О господи! «Алиса в Стране чудес»! А не слишком ли ты велика для таких книжек?

– Могу стать такой маленькой, что тебе и не разглядеть, – возразила Кэти.

– Да что ты несешь?

– И никто меня не отыщет.

– Прекрати дурачиться! – рассердилась мать. – Не понимаю, о чем ты только думаешь? И чем же намерена заняться госпожа фантазерка?

– Пока не знаю, – отозвалась Кэти. – Думаю, уеду куда-нибудь.

– Ладно, лежи пока, мисс фантазерка, а вот когда вернется отец, уж он тебе скажет пару ласковых слов.

Кэти медленно повернулась к матери и встретилась с ней взглядом. Ее глаза были пустыми и холодными, и миссис Эймс вдруг испугалась дочери. Она тихо выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь. Добравшись до кухни, она села на стул, сложив руки на коленях, и уставилась в окно, за которым виднелся ветхий сарай.

Дочь вдруг стала чужой. Как случается в один прекрасный день с большинством родителей, миссис Эймс обнаружила, что теряет власть над своим чадом и поводья, данные ей, для того чтобы направлять Кэти на правильный путь, выскальзывают из рук. Она и не подозревала, что никогда не имела влияния на Кэти и была всего лишь орудием в руках дочери. Придя в себя, миссис Эймс надела шляпку и направилась в кожевенную мастерскую. Дома обсуждать с мужем поведение Кэти не хотелось.

После полудня Кэти с неохотой покинула постель и долгое время сидела перед зеркалом.

Тем же вечером мистер Эймс, проклиная все на свете, прочел нотацию о дочернем долге, любви и почтении, которые Кэти должна испытывать к родителям. Проникновенная речь подходила к концу, когда мистер Эймс вдруг понял, что дочь его не слушает. Поведение Кэти взбесило отца, и он прибегнул к угрозам, пустившись в рассуждения о власти над малолетним чадом, которой Господь Бог и государство наделяют родителей. Теперь Кэти внимательно слушала отца, глядя на него в упор немигающим взглядом. На губах Кэти блуждала легкая улыбка. В конце концов мистер Эймс не выдержал и отвел глаза в сторону, рассердившись еще больше. Прикрикнув на дочь, он велел ей выбросить из головы глупости и прозрачно намекнул, что в противном случае прибегнет к обычной порке.

– Пообещай, что утром пойдешь в колледж и перестанешь валять дурака, – на робкой ноте завершил свою речь мистер Эймс.

Лицо дочери ничего не выражало, а пухлые губки упрямо сжались.

– Хорошо, – согласилась она наконец.

Поздним вечером мистер Эймс с напускной твердостью в голосе убеждал жену:

– Вот видишь, иногда нужно проявить родительскую власть, а мы обращались с ней слишком уж мягко. Правда, Кэти всегда вела себя безупречно. Просто она забыла, кто здесь хозяин. Немного строгости еще никому не повредило. – К несчастью, мистер Эймс вовсе не испытывал уверенности, которую пытался вложить в свои слова.

А утром Кэти исчезла. Пропала и ее дорожная соломенная корзинка вместе с самыми красивыми платьями. Кровать стояла аккуратно застланная. Комната Кэти выглядела безликой, не осталось и намека, что здесь жила и взрослела девочка. Ни картинок на стенах, ни памятных вещичек или другой чепухи, которой так увлекаются дети. В куклы Кэти никогда не играла. Одним словом, не осталось ни единого следа от ее многолетнего пребывания в этой комнате.

Мистер Эймс был по-своему человеком весьма неглупым. Нахлобучив шляпу-котелок, он поспешил на железнодорожную станцию. Начальник станции с уверенностью заявил, что Кэти села на первый утренний поезд. Девочка купила билет до Бостона. Он помог составить телеграмму, адресованную бостонской полиции, и мистер Эймс, купив билет до Бостона и обратно, успел на поезд, который отправлялся в 9.50. В критических ситуациях он вел себя, как подобает настоящему мужчине.

Тот вечер миссис Эймс провела на кухне при плотно закрытой двери. Бледная как смерть, она сидела, вцепившись руками в стол, и безуспешно пыталась унять дрожь во всем теле. Но и через закрытую дверь отчетливо слышались сначала только удары, а потом и истошные крики.

Мистер Эймс никогда прежде не прибегал к порке и потому с кнутом обращался неумело. Он неловко хлестнул Кэти по ногам, но когда та, не шелохнувшись, уставилась на отца равнодушным взглядом, окончательно вышел из себя. Первые удары были неуверенными и слабыми, но, видя, что дочь и не думает плакать, мистер Эймс принялся что есть силы хлестать ее по бокам и плечам. Свистя в воздухе, кнут впивался в тело. Потеряв голову от ярости, он то промахивался, то подходил слишком близко, и кнут обвивался кольцом вокруг Кэти.

Соображала Кэти на удивление быстро. Она хорошо знала характер отца и как только поняла, в каком состоянии тот находится, принялась визжать, извиваясь всем телом.

Мольбы о прощении возымели должное действие, и, к своей радости, Кэти почувствовала, что удары уже не такие сильные.

Мистер Эймс не на шутку испугался дела своих рук и прекратил избиение. Кэти с рыданиями упала на кровать. Догадайся отец посмотреть повнимательнее, он бы непременно заметил, что в глазах у дочери нет ни слезинки, и только шея напряглась, а на скулах, у самых висков, вздулись желваки.

– Ну, будешь еще бегать из дома? – обратился он к дочери.

– Нет-нет! Прости! – жалобно скулила Кэти, отворачиваясь к стене, чтобы отец не рассмотрел злобного выражения, застывшего на лице.

– Не забывайся, знай свое место и помни, что главный здесь я.

– Не забуду, – сквозь сдавленное рыдание пробормотала Кэти.

Миссис Эймс сидела на кухне, в отчаянии ломая руки. Муж осторожно погладил ее по плечу.

– Думаешь, мне не больно? – начал он. – Но иначе нельзя. Похоже, порка пошла ей на пользу, и мне показалось, что Кэти все поняла и изменит свое поведение. Как говорится, пожалеешь розги – испортишь дитя. Видимо, слишком мы ее баловали, и в этом наша ошибка.

Мистер Эймс понимал, что хотя жена сама настояла на порке, теперь она испытывает к мужу ненависть. При этой мысли им овладело отчаяние.