Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 9
Если бы я писала статью о пропавшей женщине и брала интервью у ее соседки, я бы попросила: «Поведайте историю. Историю, которая познакомит читателей с вашей подругой».
Поэтому, когда Кайл уже почти дошел до машины, а потом вдруг вернулся и попросил меня рассказать об Эмми – какой она была, – я задумалась. Не выдала первое же, что пришло в голову.
Я хотела рассказать про случай с ножом – через две недели после того, как мы поселились вместе с Эмми в Бостоне; когда позвонила Пейдж и сообщила, что они с Аароном в нашем районе – и можно ли посмотреть мою новую квартиру?
Я тогда застыла посреди гостиной, уронив телефон, в голове поплыло, а мир куда-то отодвинулся. Эмми спросила очень спокойно:
– Кто звонил?
Я хотела рассказать Кайлу, как Эмми резала яблоко, пока я представляла ей гостей, как она резко обернулась и едва не воткнула нож Аарону в руку, как вспыхнуло у него лицо от удивления и гнева. Как Эмми сделала вид, будто это нечаянно, а сама красноречиво поджала губы. Как пристально глянула на Аарона, бросила: «Ой, я тебя не заметила» – и вернулась к яблоку. Как не издала ни звука, когда Пейдж взвизгнула и посмотрела на меня – мол, ты видела?! И как я притворилась, будто не видела. Как Эмми даже не поднимала глаз, пока Аарон твердил – ничего страшного, ничего, – словно она извинилась, хотя никаких извинений не было. Как Эмми сидела спиной ко всем, пока Пейдж не увела Аарона. Как я любила Эмми в тот миг. И как мы больше никогда об этом не вспоминали.
Я хотела рассказать Кайлу: «Мужчин, подобных тебе, она ест на завтрак». Хотела, чтобы он понял – Эмми сильная, она бы никому не позволила вытирать о себя ноги. И обязательно распознала бы надвигающуюся опасность.
Только это не годилось. Цель истории – уж я-то понимала! – пробудить в людях сострадание, привлечь их в союзники; они должны увидеть в пропавшей девушке образ своих родных и любимых.
Кайл не отводил взгляд, точно видел все истории, которые я перебирала в голове, – про меня, про Эмми.
Я представила, будто он журналист и говорит – ну же, Лия, покажи мне ее.
И я остановилась на нашей первой встрече…
– Эмми пустила меня к себе, – начала я. – У меня не хватало денег на жилье, идти было некуда, и она пустила меня к себе.
Все произошло в понедельник утром. Мне вдруг оказалось негде жить – по необъяснимым причинам. Это случилось после того, как я не получила обещанной работы и согласилась на неоплачиваемую стажировку. После того, как месяц прожила на диване у Пейдж и Аарона. После того.
Я направилась в наш старый университетский городок – в вестибюль-атриум, к доске объявлений, мимо которой проходила сотни раз. Пропавшие животные, вакансии, поиск соседей по комнате. Я срывала телефонные номера наобум, запихивала в карман, подробности объявлений путались, цены зашкаливали, меня мутило.
Сначала я даже не услышала.
– Жилье ищешь, спрашиваю?
Ко мне обращалась девушка, которая сидела на каменном парапете у крыльца и жевала бублик. Она смахнула длинную каштановую прядь, прилипшую к губам, заправила ее за ухо и соскочила с парапета.
– Привет. Я Эмми. – Девушка протянула мне руку. – Просто вон то мое… – И ткнула бубликом в правый верхний угол.
Краткосрочная аренда. 500 дол./мес. Полуподвал, отдельный вход. Только жен. пол.
– Лия, – ответила я рукопожатием.
Девушка походила на студентку. Джинсы с заниженной талией, укороченная футболка, подведенные темным глаза и бордовая помада.
– С оговоркой насчет женского пола я, похоже, оплошала, – сообщила новая знакомая. – Потому что в девяносто девяти случаях из ста звонят придурки. – Она скорчила смешливую рожицу, словно уже назначила меня в сообщницы. – Дай, думаю, схожу сама и устрою просмотр. – Прищурилась, внимательно меня оглядела. – Ты на придурка не похожа.
Я шла на стажировку, притворялась, будто ничего не произошло. День как день. Штаны цвета хаки, обувь на плоской подошве, безрукавка, волосы собраны в простой пучок. Однако тело меня наверняка выдавало – я стояла пришибленная, одеревенелая. Сама не своя. В голове пульсировало. В ушах звенело. Вид бублика вызывал тошноту.
Я перевела взгляд на доску объявлений.
– Мне не по карману.
Эмми вздернула бровь, еще раз окинула меня оценивающим взглядом.
– Тогда тебе не в этот район. Ну что ты найдешь дешевле пятисот?
Я не знала. Я вообще впервые попала в такое положение. Раньше я получала стипендию за усердную учебу и временами подрабатывала на территории университета, лишние деньги держала в банке и тратила их на одежду и развлечения. На квартиру и стол всегда хватало. Я не сомневалась, что получу желаемую работу: я была редактором университетской газеты, приложение к диплому свидетельствовало о моей блестящей успеваемости, и собеседование прошло прекрасно. К работе прилагались подъемные, и я ждала лишь письменного подтверждения, прежде чем внести залог за милую квартирку-студию.
Однако меня не взяли. Я оказалась не готова к потрясению – неудачи были мне неведомы. Единственная работа, на которую я еще проходила собеседование, начиналась с неоплачиваемой стажировки.
Когда я обо всем узнала, Пейдж изрекла:
– Ну так соглашайся. – Она сидела на кровати, скрестив ноги.
Пейдж не понимала. Она бы согласилась на бесплатную стажировку без раздумий – семья всегда поддержала бы Пейдж материально. А я даже рассказать маме не могла. Она была бы страшно разочарована; я поняла бы это по молчанию в трубке.
– Не могу, – дрогнувшим голосом призналась я. – Жить не на что.
– Живи пока с нами, – предложила Пейдж.
Сразу после выпуска она получила шикарную работу, к тому же родители поселили дочь в симпатичной квартирке с одной спальней – пока дитя не встанет на ноги, – и Пейдж горела желанием поделиться своим счастьем.
– Нужно, наверное, спросить Аарона?
Она отмахнулась – мол, ты же знаешь. Я действительно знала. Четыре года совместной учебы в колледже способны сплотить кого угодно. С первого курса мы были соседками по комнате, хотя весь последний год Пейдж в основном пропадала в общежитии у Аарона. Естественно, он поселился в ее квартире после выпуска. Естественно, меня тоже приютили бы здесь с радостью. Мы ведь, считай, вместе выросли.
– Всего на пару месяцев, – кивнула я.
И переехала. Я хранила свою одежду в комоде под их телевизором; раскладывала диван ночью, когда они закрывали дверь в спальню; складывала его утром, когда по таймеру включалась кофеварка. Мой шампунь в углу их душевой кабины, моя бритва рядом с бритвами Пейдж и Аарона; тонкая стена между моей головой и их кроватью; звуки, которые не давали уснуть или будили.
Теперь же я столкнулась с действительностью, холодной и неумолимой: больше там оставаться нельзя. Какого черта я дала согласие на бесплатную стажировку? Почему решила, будто мир подставит мне плечо, возьмет под свою опеку? Кто я после этого? Наивная оптимистка! Я упала плашмя, лицом в грязь, и незнакомая девушка Эмми стала свидетельницей моего краха.
Она придержала меня за локоть:
– Сколько ты можешь платить?
Я прикинула, какая сумма лежит в банке. Вычла еду и проездной, разделила остаток на три месяца. Содрогнулась. Пожалела о прошлогоднем путешествии во время весенних каникул и об одежде, купленной в кредит ради этой работы.
– Триста пятьдесят, наверное, – сказала шепотом.
Эмми наморщила нос.
– За триста пятьдесят ничего путного не найдешь. Слушай, мне звонят одни чокнутые, а я жду появления нормальной соседки и терплю убытки. Мне тоже не по карману платить за квартиру самой. Немножко – лучше, чем ничего. Давай ты на нее глянешь – нравится, не нравится. Может, мы что-нибудь придумаем.
– Сейчас не могу. Мне на работу надо.
Эмми склонила голову набок.
– Работа неоплачиваемая, – добавила я.
– Зачем тогда она нужна? Не понимаю.
– Чтобы получить оплачиваемую работу. Такая вот ирония.
Эмми дала мне адрес, и я согласилась заглянуть к ней вечерком, по дороге домой. Однако, придя на работу, изменила решение. Взяла отгул на вторую половину дня, позвонила Эмми в обед, сразу же сказала ей «да», упаковала свои вещи и перетащила их в полуподвальную квартиру с двумя спальнями еще до возвращения Пейдж и Аарона. Написала Пейдж сообщение – чтобы не объясняться лицом к лицу: «Отличные новости! Нашла жилье в Олстоне. Через знакомых. Квартира снова целиком ваша».
Квартирка Эмми располагалась в подвале, самом что ни есть настоящем. Сквозь длинные горизонтальные окна под потолком виднелись ноги прохожих. Шлакоблочные стены покрывал ровный слой краски. Телевизор отсутствовал. Мы жили рядом с магазином спиртных напитков, который работал допоздна. Иногда по ночам слышали шум драки. Хотя, скажу честно, я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем в те месяцы с Эмми.
Жилье оказалось почти пустым, с имуществом у меня тоже было негусто.
– Я скоро уезжаю, – пояснила Эмми. – С Корпусом мира, на два года. Начала избавляться от вещей. С собой их брать нельзя, понимаешь? А девочка, которая жила тут раньше, получила в мае диплом и укатила назад в Калифорнию вместе со своим скарбом.
…Теперь я гадала – может, Эмми видела во мне очередную бездомную кошку? Может, тогда я понравилась Эмми так же, как сейчас ей нравятся бездомные коты?
Кайл опирался на кухонную тумбу, но ничего не записывал – просто слушал, давал выговориться. Спасибо ему за это.
– С тех пор много воды утекло, – продолжала я. – Однако Эмми всегда была великодушной. Помогала мне, потом другим нуждающимся, в рамках Корпуса мира. Бессребреница. У нее слова никогда не расходились с делом, понимаете?
Она уехала в свою Африку в конце сентября. Я наконец закончила стажировку и получила нормальное место, отложила денег с первых двух зарплат и внесла залог за квартиру-студию в районе похуже. Перестала отвечать на звонки Пейдж. Удивительно, как легко разрушить крепкую четырехлетнюю дружбу простым ничегонеделанием. Я слышала, через три года Пейдж с Аароном поженились.
– Ах да! – Я вдруг поняла, что могу сообщить Кайлу еще кое-какую информацию, оторвала с нашей «доски объявлений» клейкий листок и записала адрес. – Здесь мы жили. Летом, восемь лет назад.
Кайл забрал бумажку, сжал мое плечо и вышел. Поехал искать Эмми? Я услышала, как заурчала его машина, и вдруг сообразила, что он ничего не взял из дома. Ни зубной щетки Эмми, ни ее вещей. Не осмотрел комнату.
Комнату девушки, которая в дни моего бесприютного одиночества пустила меня к себе; продемонстрировала великодушие незнакомцев. Девушки, которая в ночи пила со мной водку, сидя на полу. Девушки, у которой хватало смелости взмахнуть ножом и самообладания – этот нож отдернуть.
Я подождала, пока огни фар на машине Кайла исчезнут вдалеке.
Затем составила план.
Я выписала названия мотелей, гостиниц и мини-отелей в нашем городке и в округе. Эмми всегда уходила именно в такое время. Сумерки. Начиналась ее смена. Кто-нибудь должен заметить отсутствие сотрудницы. Кто-нибудь должен выйти вместо нее на работу.
Никто не переживает за человека сильнее, чем его близкие. Это я знала еще с тех времен, когда сама задавала вопросы, а не отвечала на них. Никого ближе меня у Эмми здесь не было.
Начав с гостиниц по соседству, я постепенно удалялась от дома. Везде одно и то же – пустышка. Никто не слышал об Эмми Грей. Никто не узнавал ее по описанию. Волосы – вот такой длины, худая, моего роста. После множества остановок я встретила в мотеле «Брейк-Маунтин» мужчину, который заступил на смену впервые. Он совершенно ничего не знал, и я решила вернуться сюда в другой раз. Обнадеживающая находка: вдруг новенького взяли вместо пропавшей сотрудницы? Я сфотографировала контактную информацию гостиницы.
Когда вышла из «Брейк-Маунтин», небо потемнело. Я до сих пор не привыкла к здешней темноте. В городе она означала не столько реальное явление, сколько время суток. Тут же была неприкрытой и всепоглощающей.
Последнее заведение в моем списке стояло в стороне от дороги. Я въехала на вырубленную посреди леса парковку и подумала – может, ну его? Зацепка у меня уже есть, а это место не внушает доверия. Да и огни не горят: ни на вывеске, ни на стоянке. Однако я тут же вспомнила, как Эмми приютила меня восемь лет назад и как она назвала свое нынешнее место работы «мотелем для встреч в глухом углу». Обстановка здесь подходящая. Я нащупала в бардачке огромный фонарь, который держала там на крайний случай.
Что-что звякнуло, упало. Я посветила на пол под пассажирским сиденьем, на миг зажмурилась от яркой вспышки – луч отразился от металла. Подняв вещицу, я ощутила холодные звенья, знакомую застежку. И невольно улыбнулась, хотя мне было совсем не до смеха.
Я держала в руках часы Джона Хикельмана, восставшие из мертвых. Перебирала звенья браслета дрожащими пальцами. Стрелки застыли в неподвижности. Серебряное покрытие истерлось на углах, под ним проступила неопрятная чернота. Сколько часы пролежали в бардачке? Что это – возрожденная игра или нечто большее?
Я сидела в машине, одна-одинешенька, сжимала фонарь – и чувствовала, как волосы на затылке буквально встают дыбом. Всему виной темнота, смыкавшаяся вокруг плотным кольцом, и часы, ожидавшие, пока я их обнаружу.
…Полиция у меня дома и на работе; найденная на озере женщина с моим лицом; слова, на которые я не обращала внимания – думала, что я в безопасности, по другую сторону раздвижной стеклянной двери и горного хребта.
Я чувствовала приближение чего-то – и оно, похоже, уже пришло.
