Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
6. Она жива
Любить – это взять на себя заботу об одиночестве другого, не имея возможности ни заполнить, ни познать его.
Марк даже не стал прослушивать послание еще раз. Лейла жива! Минутой ранее он принадлежал к отряду мертвецов, но теперь чувствовал, что родился заново, новость, которую он только что услышал, придала ему новые силы.
Он покинул приют и побежал, задыхаясь, вдоль Стэнтон-стрит к Маленькой Италии. Несколько раз он пытался поймать такси, но никто не хотел его везти. Да и все равно у него не было денег. Люди – сволочи! Ну, им хуже: он поедет до Бруклина на метро зайцем.
В поезде Марк повалился на сиденье, чтобы перевести дух. Он не мог больше дышать, перед глазами стоял туман, но сдаваться было нельзя. Только не сейчас. Он должен был успокоиться и взять себя в руки. И неважно, что у него разламывалась голова, а сердце билось 160 ударов в минуту.
Встряхнись. Ты должен стать прежним. Сделай это для Лейлы. Она жива. Ты всегда это знал. Ты не совсем понимаешь – почему, но ты знал это всегда.
Он закрыл глаза и попытался привести мысли в порядок.
Из-за этого ты противился желанию покончить со всем. Чтобы быть там, когда ее найдут. Сейчас ты должен помочь ей. Ты должен быть сильным – ради нее.
Он долгое время сидел вот так, открывая глаза только затем, чтобы узнать название станции, когда поезд подходил к ней.
Внезапно среди полной беспорядочности мыслей, царящей в его голове, что-то промелькнуло. Скорее это была интуиция, нежели умозаключение.
Какого числа? Вспомни, когда?!
На одном из сидений перед ним лежал утренний номер «Нью-Йорк пост». Он схватил газету, лихорадочно пробежал по ней глазами, ища сегодняшнее число: суббота 24 марта 2007 года. Телефонное послание Николь было вчера вечером. Так, значит, Лейлу нашли вчера.
23 марта 2007 года!
Сама по себе эта дата ничего особого не представляла, но в его сердце и сознании она была выжжена каленым железом.
Было 23 марта 2002 года, когда исчезла Лейла.
Ровно пять лет назад.
День в день.
Марк приехал на маленькую спокойную улицу Бруклина, приютившую дом, который раньше был его домашним очагом. На тротуаре он заметил полицейскую машину, припаркованную в неположенном месте.
Одним махом он взлетел по ступенькам крыльца, забарабанил в дверь, даже не думая звонить.
В приоткрытой двери появилось лицо Николь. В ее взгляде было все: страдание и искренняя сильная любовь… Их объятие прервал агент ФБР, стоявший позади Николь.
– Здравствуйте, доктор Хэтэуэй, – сказал полицейский, показывая свое удостоверение. – Фрэнк Маршалл, отделение ФБР Калифорнии, я думаю, вы помните меня.
Марк повернулся к нему. Николь, должно быть, ввела его в курс дела, так как человек, казалось, нисколько не удивился, увидев перед собой бродягу. Выглядел он солидно – а-ля Эд Харрис: приземистый, с короткой стрижкой и рассеянно-благодушным видом. Это он вел расследование о похищении Лейлы.
– Где она? – одними губами спросил Марк. – Где Лейла?
Николь хотела ответить, но Маршалл опередил ее.
– Не нужно торопиться, доктор Хэтэуэй, – предупредил он, направляясь к ноутбуку, установленному на столе в гостиной. – Пока мы не совсем уверены, что речь идет о вашей дочери. Сейчас проводится анализ ДНК, который даст нам окончательный ответ.
Маршалл нажал на кнопку, и на экране появилось лицо девочки.
– Эту фотографию сделали вчера вечером, через несколько часов после ее появления.
Марк склонился над экраном.
– Это Лейла! – заявил он без колебаний. – Это наша дочь.
– Я так и думал, – ответил Маршалл.
– Я хочу ее видеть!
– Она не в Нью-Йорке, доктор.
Марк двинулся на Маршалла:
– Где она?
– В Лос-Анджелесе, в медицинском центре, в больнице Сент-Фрэнсис Мемориэл Хоспитэл.
– Как… как она?
– Пока сказать еще трудно. Врачи проводят всевозможные исследования. Еще рано, чтобы…
– Ее избили, изнасиловали?
– По правде сказать, мы ничего не знаем.
Марк взорвался:
– Как это вы ничего не знаете?
Он почти вплотную подошел к полицейскому и угрожающе посмотрел на него.
– Успокойтесь, – посоветовал ему Маршалл, отступая. – Я все вам расскажу, как и вашей жене.
Николь позвала их в кухню и приготовила кофе. Мужчины сели рядом за стол, и Маршалл вытащил из кармана блокнот, как будто хотел быть уверенным, что ничего не забудет.
– Маленькая девочка, лет десяти, была обнаружена вчера после полудня, точнее, около 17 часов. Она бродила по торговым рядам галереи Сан-Шайн-Плаза округа Ориндж в Лос-Анджелесе.
Марк обхватил руками голову. Маршалл продолжал:
– Ее возраст, сходство, родимое пятно, шрам на подбородке – все дает нам повод предположить, что речь идет о вашей дочери.
– Это торговый центр, где…
– …она исчезла ровно пять лет назад, день в день, – закончил его фразу Маршалл.
Выражение недоверия промелькнуло на лице Марка.
В то же время, в том же месте, с промежутком в пять лет…
– И это, конечно, нельзя назвать случайностью, я согласен с вами.
– А Лейла, что она вам сказала?
– В этом все и дело, доктор Хэтэуэй, ваша дочь нам ничего не сказала.
Марк нахмурился.
– Со вчерашнего вечера она не сказала ни одного слова, – пояснил Фрэнк, – ни нам, ни медперсоналу, который за ней ухаживает.
– Полное расстройство речи?
Марк уже размышлял как врач. Неоднократно за годы своей практики он оказывал помощь детям, страдающим мутизмом, обусловленным психологическими факторами.
– С меня достаточно! – отрубил он, вскочив. – Я еду в Лос-Анджелес к Лейле.
– Мы вам забронировали места на сегодня и завтра, – объявил Фрэнк, поднимаясь в свою очередь. – Позвоните мне, когда будете готовы. Одна из наших машин отвезет вас в аэропорт.
– Мы готовы, – отрезал Марк. – Зачем ждать.
В комнате внезапно повисло напряженное молчание, затем Николь крикнула:
– Нет!
Марк, ничего не понимая, повернулся к жене.
Вместо ответа Николь указала пальцем в направлении стеклянной перегородки. Марк посмотрел в стекло и увидел себя, словно в зеркале. На него смотрел некто худой и грязный, с длинными сальными волосами, всклокоченной бородой и опухшей физиономией, с налитыми кровью глазами. И этот некто вызывал страх.
– Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы она увидела тебя в таком обличье?
Устыдившись, он кивнул в знак согласия.
– Слава богу, что не все мои клиенты такие, как вы! – пробурчал Джо Кэллэхен, один из последних сохранившихся в Бруклине старых добрых цирюльников. – Стричься раз в два года! Это неразумно, доктор Хэтэуэй! Я уж не говорю о бороде!
Понадобился целый час усилий старого парикмахера, чтобы довести дело до конца. Приверженец хорошо сделанной работы, мастер поднес овальное зеркало к затылку врача, чтобы тот смог оценить новую прическу.
– В следующий раз не буду так тянуть, – пообещал Марк.
С коротко стриженными волосами, свежевыбритый, он с трудом узнал свое лицо.
После парикмахера Марк сделал короткий заход в шикарный бутик на Парк-Слоуп, который посещал, будучи молодым, полным надежд и жажды успеха. Полотняные брюки, элегантный пиджак, рубашка поло из последней коллекции, украшенная посеребренным крокодильчиком… Что поделаешь, судят по одежке… Несколько часов назад он был жалким существом, валявшимся в пыльном приюте. Однако несколько косметических процедур, стрижка, бритье, другая одежда – и вот он снова способен произвести впечатление благополучного человека.
Он добрался до дома пешком, машины полицейского уже там не было.
Ну, и к лучшему.
Марк позвонил, как вдруг вспомнил, что Николь вернула ему ключи. Он открыл дверь и прошел по коридору. Окна были открыты. Гостиная утопала в весеннем свете. Пахло бергамотом и флердоранжем. Музыка в исполнении Кита Джаррета заливала комнату дождем кристально чистых нот, воспроизведенных высокоточной аппаратурой. Кельнский концерт – апофеоз Джаррета. Это была, и навсегда останется ею, самая красивая джазовая импровизация. Она нравилась даже тем, кто не любил джаз. Марка охватило волнение. Этот диск имел для него особое эмоциональное значение: Николь подарила его ему, когда началась их история любви.
– Николь? – позвал Марк.
Никто не ответил. Она, наверное, наверху.
Он стрелой взлетел по лестнице.
– Николь?
Открыл дверь ванной. Никого.
Марк остановился на пороге их комнаты. К двери кнопкой была прикреплена почтовая открытка с изображением двух переплетенных тел, парящих в воздушном покрывале. Он тотчас же узнал «Вальс», скульптуру Камиллы Клодель, которой они восхищались в музее Родена во время своего первого путешествия в Париж.
Музыка Джаретта, страстные объятия Камиллы Клодель. Две мадленки, оставленные Николь, уводили его в далекое прошлое.
Но где же его жена?
Озадаченный, он снял почтовую открытку и на обратной стороне увидел несколько слов, написанных в спешке.
Марк, любовь моя.
За меня не беспокойся. Со мной все хорошо, но я не могу сейчас поехать в Лос-Анджелес.
Больше всего на свете мне хотелось бы вновь быть с тобой и нашей маленькой дочкой.
Но это невозможно.
Это путешествие ты должен совершить один.
Прости, но я не могу рассказать тебе все.
Потом ты поймешь.
Что бы ни произошло впоследствии, знай, что я любила и буду любить тебя всегда.
Николь
