Клиника: анатомия жизни

Глава 6

– Я созвал вас, – начал О’Доннелл, обращаясь к сидевшим вокруг стола врачам, – чтобы заручиться поддержкой в одном важном деле.

Присутствующие внимательно слушали главного хирурга. Пришли все, кроме Рейбенса, занятого на плановом грыжесечении.

О’Доннелл продолжил:

– Мне кажется, что всем нам известны проблемы отделения патологической анатомии. Думаю, вы согласитесь со мной, что они не только медицинские, но и личностные.

– И что же это за проблемы? – спросил Дорнбергер. Говоря это, пожилой акушер-гинеколог набивал трубку. – Боюсь, я не понимаю, куда ты клонишь, Кент.

Чего-то подобного О’Доннелл ждал. Он знал, что Дорнбергер и Пирсон – близкие друзья, и поэтому ответил со всей возможной вежливостью:

– Я хочу, чтобы ты выслушал меня до конца, Чарли. Я постараюсь все объяснить.

Он принялся методично перечислять проблемы: задержки заключений по хирургическим случаям, повышение нагрузки на отделение патологической анатомии, неспособность Джо Пирсона в одиночку с ней справиться. Он упомянул о случае с Руфусом и посмотрел на него, ища поддержки, рассказал о телефонном разговоре с Рейбенсом. Упомянул и о своем разговоре с Пирсоном и об отказе старика взять в штат второго патологоанатома. В заключение О’Доннелл сказал:

– Я убежден, что нам нужен второй патологоанатом. Я хочу, чтобы вы мне в этом помогли.

– Меня тоже тревожит ситуация с патологической анатомией, – торопливо, словно боясь, что его слова не попадут в протокол, сказал главный терапевт клиники доктор Чендлер. Однако дальше он продолжал, как обычно, глубокомысленно и весомо, даже несколько напыщенно. – Сложность заключается в стиле Джо Пирсона. Но всем нам следует учесть, что он заведующий отделением и его стиль – это стиль руководителя отделения. А значит, мы должны избегать любых действий, которые могут подорвать его авторитет.

– Согласен, – ответил О’Доннелл. – Именно поэтому мне нужна помощь. Помощь в том, чтобы убедить Пирсона в необходимости изменений.

– Не уверен, что мне нравится способ, каким мы это делаем, – сказал Руфус.

– Почему, Билл? – спросил О’Доннелл, отметив, что сегодня на нем более скромный галстук – всего три цвета вместо обычных четырех.

– Мне кажется, что мы, собравшиеся здесь врачи, не имеем никакого права говорить об изменениях в работе отделения патологической анатомии. – Руфус окинул взглядом присутствующих: – Действительно, у меня было несколько неприятных столкновений с Джо Пирсоном. Думаю, что они были и у большинства присутствующих. Но это не означает, что я готов присоединиться к заговору, цель которого – убрать Джо из отделения.

О’Доннелл был рад этому высказыванию и был внутренне к нему готов.

– Позвольте мне объясниться, – сказал он. – У меня, как, надеюсь, ни у кого из присутствующих, нет ни малейшего намерения, – он взглянул на Руфуса, – выгонять доктора Пирсона.

Врачи одобрительно закивали.

– Давайте рассуждать так, – продолжил главный хирург. – Все согласны в том, что изменения в отделении патологической анатомии давно назрели. Для обоснования достаточно одних только задержек с хирургическими заключениями. Каждый день отсрочки необходимой операции создает опасность для больного. Думаю, нет нужды убеждать вас в этом.

В разговор вступил Томазелли:

– Не надо забывать, что такие задержки уменьшают количество больных, которым мы можем помочь. Очередь на госпитализацию и без того велика.

Потом снова заговорил О’Доннелл:

– Конечно, вместо того чтобы созывать вас, я мог бы настоять на собрании медицинского совета. – Он сделал паузу. – И я на это пойду, если возникнет такая необходимость, но, думаю, вы не хуже меня знаете, что из этого получится. Джо сам является членом медицинского совета, у него большая поддержка со стороны старой гвардии совета, и обсуждение этого вопроса выльется в ругань и склоку. Допустим, мы победим – докажем, что Пирсон не в состоянии возглавлять отделение. И что? Чего мы этим добьемся? Тем самым, как правильно сказал Харви, мы подорвем авторитет не только патологической анатомии, но и всей клиники.

О’Доннелл умолчал о том, что возможный конфликт неминуемо приведет и к политическим осложнениям.

– Я не говорю, что я с вами согласен, но в чем заключаются ваши предложения? – спросил Дорнбергер. Он подкрепил вопрос клубом синеватого дыма.

Руфус сморщил нос:

– Надо быстрее заканчивать, а то здесь скоро будет нечем дышать. Откуда вы привозите этот верблюжий навоз, Чарли?

Все улыбнулись, и О’Доннелл решил, что пора ставить точку.

– Я предлагаю вам, Чарли, поговорить с Джо Пирсоном от нашего имени.

– О нет!

О’Доннелл предвидел такую реакцию и попытался как можно убедительнее уговорить гинеколога.

– Чарли, мы все знаем, что вы близкий друг Джо. Я не просто так пригласил вас сюда. Вы один можете убедить его в необходимости изменений.

– Другими словами, вы хотите, чтобы я стал вашим палачом и занес над ним ваш топор? – сухо спросил он.

– Чарли, поверьте мне, речь идет не о топоре.

Дорнбергер заколебался. Он видел, что все смотрят на него, напряженно ожидая ответа. Как поступить: внять убеждениям О’Доннелла или нет? Его разрывали два чувства – озабоченность судьбой клиники и дружеское отношение к доктору Пирсону. Положение дел в отделении патологической анатомии, собственно, не было для него новостью. Он и сам подозревал, что там не все в порядке. Тем не менее случаи с Руфусом и Рейбенсом поразили его. Кроме того, он понимал, что главный хирург, к которому он относится с большим уважением, не стал бы созывать это совещание без особых причин.

В то же время Дорнбергер хотел всеми силами помочь Джо Пирсону, и его до глубины души возмущала волна неприязни, обрушившаяся на старого друга. Правда, О’Доннелл, кажется, искренне говорит о том, что у него нет намерения избавиться от Пирсона, да и остальные тоже этого не хотят.

Дорнбергер окинул взглядом присутствующих.

– Это единодушное решение? – спросил он.

– Я очень люблю Джо, – задумчиво произнесла Люси Грейнджер. – Думаю, как и все мы. Но я полагаю, что изменения в работе отделения патологической анатомии давно назрели.

До сих пор Люси молчала. Она больше думала о вчерашней встрече с О’Доннеллом. Вчерашний визит Кента взволновал ее. Такого смятения она не испытывала много лет. Уж не влюблена ли она в него? Все совещание она убеждала себя, хотя и не очень уверенно, что такие слова хороши для молодых и горячих, а в ее возрасте надо больше думать головой и не поддаваться эмоциям. В результате она нашла в себе силы отделить личное от профессионального и включилась в решение обсуждаемых проблем. Медицина учит этому искусству – отвлекаться от личного ради решения неотложных задач.

О’Доннелл посмотрел на Руфуса:

– Билл?

Хирург кивнул:

– Хорошо. Если Чарли поговорит с Пирсоном, то я согласен.

Следующим был Чендлер. Он обратился к Дорнбергеру:

– Чарли, мое мнение таково, что это самый лучший способ разрешить ситуацию. Ты окажешь нам и всей клинике неоценимую услугу.

– Хорошо, – ответил Дорнбергер. – Посмотрим, что я смогу сделать.

На какое-то время наступила тишина, и О’Доннелл ощутил невероятное облегчение. Коллеги наконец поняли и оценили проблемы и начали что-то предпринимать. Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Но иногда, подумал он, все усилия идут насмарку, если не во всем следовать принятому протоколу; если попытка окажется неудачной, придется прибегнуть к более жестким мерам. В промышленности, когда человек не справляется со своими обязанностями, его увольняют или назначают ему помощника. Издается приказ – и помощник выходит на работу. В медицине все не так просто. Авторитет руководства здесь очерчен не так четко, и назначенный заведующий отделением скоро становится полновластным хозяином своей епархии. Еще важнее то, что медицинский руководитель всегда сомневается, стоит ли принимать жесткие меры, ибо понимает, что имеет дело не просто с работой. Приходится как бы оспаривать способности человека, который, как и ты, зависит от своей профессиональной репутации. Это очень деликатный вопрос. Одно-единственное решение может непоправимо испортить будущее товарища по профессии, попросту лишить его средств к существованию. Именно поэтому такие дела решаются осторожно и по возможности скрытно от чужих глаз.