Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава четвертая. Пари Жака Паганеля и майора Мак-Наббса
7 декабря, в три часа ночи, «Дункан» стоял под парами. Заработала лебедка. Якорь был поднят с песчаного дна маленького порта и водворен в свое гнездо на борту. Завертелся винт, и яхта направилась в открытое море. Когда в восемь часов утра пассажиры поднялись на палубу, остров Амстердам уже исчезал в тумане на горизонте. Эта стоянка была последней на пути по тридцать седьмой параллели до самых австралийских берегов, а до них оставалось еще целых три тысячи миль. При попутном западном ветре и благоприятной погоде «Дункан» смог бы достигнуть Австралии дней в двенадцать.
Мери Грант и Роберт с волнением смотрели на волны, вероятно, те же, что рассекала за несколько дней до своего крушения «Британия». Где-нибудь здесь, быть может, капитан Грант на потерявшем управление судне с остатками команды боролся со страшными бурями Индийского океана, сознавая, что его корабль неудержимо несет к берегу. Джон Манглс знакомил девушку по своим морским картам с течениями и указывал их постоянное направление. Одно из этих течений проходит через весь Индийский океан к Австралийскому материку и чувствуется даже в Тихом и Атлантическом океанах. Поэтому, если бы «Британия», потеряв мачты и руль, оказалась безоружной против натиска волн и ветра, она должна была быть выброшена на берег и разбиться.
Одно оставалось непонятным: в последнем сообщении «Мореходной газеты» о капитане Гранте говорилось, что судно вышло из Кальяо 30 мая 1862 года, – как же 7 июня, всего через неделю после отплытия от берегов Перу, «Британия» могла очутиться уже в Индийском океане? Но когда об этом спросили Паганеля, он нашел такое правдивое объяснение, которое убедило даже самых несговорчивых. Это было вечером, 12 декабря, через шесть дней после того, как «Дункан» покинул берега острова Амстердам.
Лорд и леди Гленарван, Мери и Роберт Грант, капитан Джон, Мак-Наббс и Паганель беседовали в кают-компании. По обыкновению, темой разговора была «Британия» – ведь все мысли путешественников были сосредоточены на ней. На упомянутое противоречие случайно натолкнулся Гленарван. Оно привело всех в ужас: ведь могла рухнуть последняя твердая надежда. Неожиданное замечание Гленарвана заставило Паганеля быстро поднять голову; затем, ни слова не говоря, ученый направился за документом. Вернувшись, он опять-таки молча пожал плечами, словно ему было просто стыдно, что его могли хотя бы на одно мгновение смутить «таким пустяком».
– Друг мой, – проговорил Гленарван, – дайте нам все же какое-нибудь объяснение.
– Нет, – ответил Паганель, – я только задам один вопрос капитану Джону.
– Я слушаю, господин Паганель, – сказал Джон Манглс.
– Может ли быстроходное судно сделать в один месяц переход от Америки до Австралии?
– Может, если оно будет проходить двести миль в сутки.
– Разве такая скорость необычайна?
– Нисколько. Парусные суда часто идут и быстрее.
– Ну, так предположите, что морская вода смыла одну цифру, и вместо «седьмого июня» читайте «семнадцатого июня» или «двадцать седьмого июня», и все станет ясным.
– В самом деле, – сказала леди Элен, – с тридцать первого мая до двадцать седьмого июня…
– …капитан Грант мог пересечь Тихий океан и очутиться в Индийском, – докончил за нее Паганель.
Вывод ученого всех обрадовал.
– Итак, еще одно место документа выяснено, – сказал Гленарван, – и опять благодаря нашему ученому другу. Теперь нам остается только добраться до Австралии и начать поиски следов «Британии» на западном побережье.
– Или на восточном, – добавил Джон Манглс.
– Да, вы правы, Джон: в документе нет указаний на то, что катастрофа произошла именно у западных, а не у восточных берегов. Значит, наши поиски должны быть направлены на место пересечения обоих побережий тридцать седьмой параллелью.
– Значит, милорд, неизвестно, на каком побережье надо вести поиски? – спросила Мери.
– О нет, мисс! – поспешил ответить Джон Манглс, желая рассеять беспокойство девушки. – Лорд Гленарван, конечно, согласится с тем, что если б капитан Грант высадился на восточном побережье Австралии, то он получил бы там помощь: ведь все это побережье, можно сказать, английское – оно населено колонистами. Команда «Британии» встретила бы соотечественников, не пройдя и десяти миль.
– Правильно, капитан Джон, – подтвердил Паганель, – я присоединяюсь к вашему мнению. На восточном побережье, в Туфоллд-Бей, в городе Идеи, Гарри Грант нашел бы не только приют в какой-нибудь английской колонии, но и корабль, на котором он мог бы вернуться в Европу.
– А в той части Австралии, куда мы плывем на «Дункане», потерпевшие крушение не могли бы найти такую помощь? – спросила леди Элен.
– Нет, сударыня, ибо берега эти пустынны, – ответил Паганель. – Никакие пути сообщения не соединяют их ни с Мельбурном, ни с Аделаидой. Если «Британия» разбилась о тамошние береговые рифы, то спасшиеся с судна люди могли рассчитывать на помощь не больше, чем на негостеприимных берегах Африки.
– Что же стало с моим отцом за эти два года? – промолвила девушка.
– Дорогая Мери, – отозвался Паганель, – ведь вы уверены, не правда ли, в том, что капитану Гранту после кораблекрушения удалось добраться до австралийского берега?
– Да, господин Паганель, – ответила девушка.
– Ну, так давайте зададим себе вопрос: что могло случиться с капитаном Грантом? Тут могут быть только три гипотезы: или Гарри Грант и его спутники добрались до английских колоний, или они попали в руки туземцев, или, наконец, заблудились в пустынных землях Австралии.
Паганель умолк, ища в глазах слушателей одобрения своих заключений.
– Продолжайте, Паганель, – сказал Гленарван.
– Продолжаю, – согласился географ, – и начну с того, что отброшу первую гипотезу. Гарри Грант, конечно, не добрался до английских колоний, ибо, случись это с ним, он давным-давно, целый и невредимый, вернулся бы к своим детям, в свой родной город Данди.
– Бедный отец! – прошептала Мери Грант. – Уже целых два года, как он разлучен с нами!..
– Не перебивай, сестрица, господина Паганеля! – остановил ее Роберт. – Он сейчас нам скажет…
– Увы, нет, мой мальчик! Единственное, что я могу утверждать, это то, что капитан Грант в плену у австралийцев или…
– А эти туземцы, – перебила его леди Элен, – не…
– Успокойтесь, сударыня, – ответил ученый, поняв, чего она опасалась, – эти туземцы, правда, дики и грубы и стоят на самой низкой ступени развития, но они люди мирные, не кровожадные, подобно своим соседям новозеландцам. Поверьте мне, если потерпевшие крушение на «Британии» попали к ним в плен, то жизни их не могла грозить никакая опасность. Все путешественники сходятся на том, что австралийцы не любят проливать кровь и даже часто помогают отражать нападение действительно жестоких беглых каторжников.
– Вы слышите, что говорит господин Паганель? – обратилась к Мери Грант леди Элен. – Если ваш отец в плену у туземцев – а в документе есть указания на это, – то мы найдем его.
– А если он заблудился в этой огромной стране? – отозвалась молодая девушка, вопрошающе смотря на Паганеля.
– Ну и что же! – уверенно воскликнул географ. – Мы и тогда разыщем его! Не правда ли, друзья мои?
– Конечно! – ответил Гленарван. – Но я не допускаю, чтобы он мог заблудиться.
– И я также, – заявил Паганель.
– А велика ли Австралия? – спросил Роберт.
– Австралия, мой мальчик, занимает около семисот семидесяти пяти миллионов гектаров земли, иными словами – это четыре пятых Европы.
– Она так велика? – с удивлением проговорил майор.
– Да, Мак-Наббс, это совершенно точно. Как вы думаете, имеет подобная страна право на название континента, которое дается ей в документе?
– Конечно, Паганель.
– Я еще прибавлю, – продолжал ученый, – что число путешественников, исчезнувших в этой огромной стране, очень невелико. Мне даже кажется, что, пожалуй, Лейххардт – единственный, чья судьба неизвестна, да и то незадолго до моего отъезда мне сообщили в Географическом обществе, будто Мак-Интайр считает, что напал на его след.
– Разве не все области Австралии исследованы? – спросила леди Гленарван.
– Далеко не все, – ответил Паганель. – Этот континент не более известен, чем Центральная Африка, а надо сказать, что недостатка в предприимчивых путешественниках тут не было. С тысяча шестьсот шестого по тысяча восемьсот шестьдесят второй год с полсотни человек занимались исследованием Австралии – центральных областей и побережий.
– Полсотни? – с недоверчивым видом сказал майор.
– Да, Мак-Наббс, именно. Я имею в виду и мореплавателей, которые пускались в опасные плавания вдоль необследованных австралийских берегов, и путешественников, углублявшихся в эту огромную страну.
– И все же полсотни – это преувеличение, – заявил майор.
– Так я докажу вам! – крикнул географ, неизменно приходивший в возбуждение, когда ему противоречили.
– Докажите, Паганель!
– Если вы не доверяете моим словам, то я сейчас же, не задумываясь, перечислю вам все эти пятьдесят имен.
– Ох уж эти мне ученые! – спокойно промолвил майор. – Как они уверены в себе!
– Майор, хотите держать со мной пари? Ставлю свою подзорную трубу фирмы «Секретан» против вашего карабина «Пэрди-Моор и Диксон».
– Что ж, если это может доставить вам удовольствие, Паганель! – ответил Мак-Наббс.
– Ну, майор, – воскликнул ученый, – больше вам не придется убивать серн и лисиц из этого карабина! Разве только я вам его одолжу, что, конечно, всегда сделаю охотно.
– Когда вам понадобится моя подзорная труба, Паганель, она всегда будет к вашим услугам, – с серьезным видом ответил на это майор.
– Так начнем! – воскликнул Паганель. – Милостивые господа, будьте нашими судьями, а ты, Роберт, считай имена.
Лорд и леди Гленарван, Мери и Роберт, майор и Джон Манглс приготовились слушать географа. Их всех забавлял этот спор. К тому же речь шла об Австралии, куда направлялся «Дункан», и рассказ Паганеля был особенно кстати. Поэтому его попросили немедленно начать эту демонстрацию удивительной памяти.
– Мнемозина, – воскликнул ученый, – богиня памяти, мать целомудренных муз, вдохнови своего верного и горячего поклонника! Друзья мои, двести пятьдесят восемь лет назад Австралия была неизвестна. Предполагали, правда, что где-то на юге должен существовать большой материк. На двух картах от тысяча пятьсот пятидесятого года, сохранившихся в вашем Британском музее, дорогой Гленарван, указана некая земля к югу от Азии под названием Большая Ява Португальцев. Но карты эти очень неточны. Вот почему я сразу перехожу к семнадцатому веку, а именно к тысяча шестьсот шестому году, когда испанский мореплаватель Кирос открыл землю, которую и назвал Terra Austral del Espiritu Santo, что значит «Южная Земля Святого Духа». Впрочем, некоторые писатели утверждали, что Кирос открыл вовсе не Австралию, а Ново-Гебридские острова. Я не буду вдаваться в этот спорный вопрос. Отметь, Роберт, Кироса, и перейдем к следующему.
– Один! – объявил мальчуган.
– В том же году Луис Ваэс Торрес, помощник Кироса по командованию его эскадрой, обследовал дальше к югу новооткрытые земли. Но честь истинного открытия Австралии все же принадлежит голландцу Дирку Хартогу. Он высадился на западном побережье Австралии под двадцать пятым градусом широты и дал этому месту в честь своего корабля название Эндрахт. За Хартогом идет целый ряд мореплавателей. В тысяча шестьсот восемнадцатом году один из них, Цихен, открывает на северном побережье земли Арнхемленда и Ван-Димена. В тысяча шестьсот девятнадцатом году Якоб Эдел дает свое имя части западного побережья. В тысяча шестьсот двадцать втором году голландцы на корабле «Левин» доходят до мыса, получившего имя этого судна. В тысяча шестьсот двадцать седьмом году Нейтс и Витт – первый на западе, а второй на юге – дополняют открытия своих предшественников. За ними следует командующий эскадрой Карпентьер. Он доходит со своими судами до огромного залива, поныне носящего название залива Карпентария. Наконец, в тысяча шестьсот сорок втором году мореплаватель Тасман огибает остров, который он, приняв его за часть материка, называет именем генерал-губернатора Батавии Ван-Димена. Потомки справедливо пожелали переменить это название на Тасманию. Таким образом, Австралийский материк обогнули со всех сторон. Было выяснено, что он омывается водами Тихого и Индийского океанов. В тысяча шестьсот шестьдесят пятом году этот громадный южный остров был назван Новой Голландией. Но названию этому не суждено было сохраниться за ним, ибо как раз в то время голландские мореплаватели начали уже сходить со сцены. Сколько у нас уже имен?
– Десять, – отозвался мальчик.
– Хорошо, ставлю крестик и перехожу к англичанам. В тысяча шестьсот восемьдесят шестом году корсар Уильям Дампир, один из самых знаменитых флибустьеров84 южных морей, пережив много славных приключений и невзгод, пристает на своем судне «Сигнит» к северо-западному берегу Новой Голландии, под шестнадцать градусов пятьдесят минут широты. Он вошел в сношения с туземцами и весьма подробно описал их нравы и жизнь. В тысяча шестьсот девяносто девятом году тот же Уильям Дампир, но теперь уже не пират, а командир одного из судов королевского флота – «Робак», – посетил бухту, где некогда высадился Хартог. До сих пор открытие Новой Голландии представляло интерес, так сказать, чисто географический. Никому не приходило в голову ее колонизировать, и в течение семидесяти лет, с тысяча шестьсот девяносто девятого по тысяча семьсот семидесятый год, ни один мореплаватель не пристал к ее берегам. Но вот появляется капитан Кук, и новый материк начинает вскоре заселяться европейскими колонистами. Во время трех своих путешествий Кук высаживается в Новой Голландии. В первый раз – тридцать первого марта тысяча семьсот семидесятого года. Произведя в Таити удачные наблюдения над прохождением Венеры через солнечный диск85, Кук направляет свое судно «Индевор» в западную часть Тихого океана. Здесь он открывает Новую Зеландию, а затем плывет к восточному побережью Австралии и становится на якорь в одной из тамошних бухт. Бухта эта оказывается настолько богатой неизвестными растениями, что Кук дает ей название Ботанической бухты. Она и поныне называется Ботани-Бей. Сношения мореплавателя с местным населением малоинтересны. Из Ботанической бухты Кук плывет к северу, и под шестнадцатым градусом широты, против мыса Трибьюлейшн, его судно садится на коралловый риф в восьми лье от берега. Судну грозит опасность пойти ко дну. Но Кук приказывает сбросить в море пушки и съестные припасы, и в следующую же ночь облегченное таким образом судно снимается с рифа приливом. Надо заметить, что корабль не затонул при этом только потому, что кусок коралла, застряв в пробоине, очень уменьшил течь. Куку удается довести свое судно до маленькой бухты, в которую впадает река, названная им Индевор. Здесь в течение трех месяцев, пока длится починка судна, англичане пытаются завязать сношения с туземцами, но это им не удается. По окончании починки корабль продолжает свой путь к северу. Кук хочет узнать, существует ли пролив между Новой Гвинеей и Новой Голландией. После многих опасностей мореплаватель видит на юго-западе широкий морской простор. Значит, пролив существует! Кук проходит через него и высаживается на маленьком острове. Вступив от имени Англии во владение открытой им землей, он дает ей чисто британское название: Новый Южный Уэльс.
Три года спустя отважный моряк командует уже двумя судами: «Адвенчер» и «Резольюшн». Капитан Фюрно на корабле «Адвенчер» обследует берега Земли Ван-Димена и возвращается, думая, что она является частью Новой Голландии. Только в тысяча семьсот семьдесят седьмом году, во время своего третьего путешествия, Кук сам посещает Землю Ван-Димена. Два его судна, «Резольюшн» и «Дискавери», бросают якорь в бухте Адвенчер. Отсюда Кук отправляется на Сандвичевы острова, которым суждено было через несколько лет стать его могилой.
– Это был великий человек, – сказал Гленарван.
– Лучший из мореплавателей! После смерти Кука его спутник Бенкс подал английскому правительству мысль устроить у Ботани-Бей исправительную колонию. Вслед за Куком к новому материку устремились мореплаватели всех стран. В последнем полученном от Лаперуза письме, написанном им в Ботани-Бей седьмого февраля тысяча семьсот восемьдесят седьмого года, плывущий навстречу гибели мореплаватель говорит о своем намерении обследовать залив Карпентария, а также все побережье Новой Голландии до Земли Ван-Димена. Лаперуз уходит в море и не возвращается. В тысяча семьсот восемьдесят восьмом году капитан Филипп в Порт-Джексоне основывает первую английскую колонию. В тысяча семьсот девяносто первом году Ванкувер совершает большое морское путешествие вдоль южного побережья материка. В тысяча семьсот девяносто втором году д’Антркасто, посланный на поиски Лаперуза, плывет вокруг всей Новой Голландии, причем на западе и юге от нее открывает по пути ряд островов. В тысяча семьсот девяносто пятом и тысяча семьсот девяносто седьмом годах двое отважных молодых людей, Флиндерс и Басс, путешествуя в лодке длиной в восемь футов, продолжают обследование южного побережья. В тысяча семьсот девяносто седьмом году Басс уже один проплывает между Землей Ван-Димена и Новой Голландией по проливу, носящему теперь его имя. В этом же году Фламинг, тот самый, который открыл остров Амстердам, обследует на западном побережье Новой Голландии реку Суон-Ривер86, где обитают прекрасные черные лебеди. В тысяча восемьсот первом году Флиндерс снова предпринимает исследования. Его судно заходит в бухту Энкаунтер (под тридцатью пятью градусами сорока минутами широты и ста тридцатью восемью градусами пятьюдесятью восемью митутами долготы) и встречается с «Географом» и «Натуралистом» – двумя французскими судами, которыми командуют Боден и Амлен.
– Капитан Боден? – переспросил майор.
– Да. А что? – удивился географ.
– Да нет, ничего! Продолжайте, дорогой Паганель.
– Продолжим. К именам упомянутых мною мореплавателей прибавлю имя капитана Кинга. Данные, добытые им во время его путешествий, с тысяча восемьсот семнадцатого по тысяча восемьсот двадцать второй год, дополнили результаты предыдущих обследований субтропического побережья Новой Голландии.
– Господин Паганель, я записал уже двадцать четыре имени, – предупредил Роберт.
– Хорошо! – отозвался географ. – Половина карабина майора уже моя. Ну а теперь, когда я покончил с мореплавателями, перейдем к путешественникам по суше.
– Прекрасно, господин Паганель! – воскликнула леди Элен. – Нельзя не признаться, что память у вас удивительная.
– Это очень странно, – прибавил Гленарван, – у человека такого…
– …такого рассеянного, вы хотите сказать? – не дал ему договорить Паганель. – Но у меня память только на числа и имена, ни на что больше.
– Двадцать четыре имени, – повторил Роберт.
– Ну, значит, двадцать пятый – лейтенант Даус. Он пустился в путешествие в тысяча семьсот восемьдесят девятом году, год спустя после основания колонии в Порт-Джексоне. К этому времени берега нового материка были уже обследованы, но что таил он в себе, никому еще не было известно. Длинная цепь гор вдоль восточного побережья, казалось, преграждала всякий доступ внутрь страны. Лейтенант Даус после девятидневного пути принужден был вернуться в Порт-Джексон. В том же самом году капитан Тенч тоже пробовал перевалить через эту высокую горную цепь и так же безуспешно. Две эти неудачи на три года отбили у других путешественников охоту браться за такое трудное дело. В тысяча семьсот девяносто втором году полковник Паттерсон, отважный исследователь Африки, снова попытался проникнуть внутрь материка, но и он потерпел неудачу. В следующем году Хокинсу, простому боцману английского флота, удалось пробраться на двадцать миль дальше своих предшественников. В течение следующих восемнадцати лет только двое – мореплаватель Басс и инженер Барейе – пробовали пробраться внутрь материка, но так же безуспешно, как и их предшественники. Наконец, в тысяча восемьсот тринадцатом году был найден проход в горах, к западу от Сиднея. В тысяча восемьсот пятнадцатом году губернатор Маккуори отважился перебраться через этот проход, и по ту сторону Голубых гор им был заложен город Батерст. После этого ряд путешественников обогащает географическую науку новыми данными и способствует росту колоний. Начало этому изучению кладет в тысяча восемьсот девятнадцатом году Тросби; затем Оксли углубляется на триста миль внутрь страны. За ними следуют Ховелл и Юм. Эти двое путешественников отправились как раз из Туфоллд-Бей, через который проходит тридцать седьмая параллель. В тысяча восемьсот двадцать девятом и тысяча восемьсот тридцатом годах капитан Стерт обследует течения рек Дарлинга и Муррея…
– Тридцать шесть, – сказал Роберт.
– Прекрасно! Я двигаюсь вперед, – ответил Паганель. – Упомяну для полноты об Эйре и Лейххардте, обследовавших часть страны в тысяча восемьсот сороковом и тысяча восемьсот сорок первом годах; о путешествиях Стерта в тысяча восемьсот сорок пятом году, братьев Грегори и Хелпмана в тысяча восемьсот сорок шестом году по западной части материка, Кеннеди в тысяча восемьсот сорок седьмом году по реке Виктория и в тысяча восемьсот сорок восьмом году по северной части Австралии, Грегори в тысяча восемьсот пятьдесят втором году, Остина в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году. С тысяча восемьсот пятьдесят пятого по тысяча восемьсот пятьдесят восьмой год братья Грегори занимались изучением Австралийского материка, на этот раз его северозападной части. Бебидж прошел от озера Торренс до озера Эйр. Упомяну, наконец, о путешественнике, знаменитом в летописях Австралии, Стюарте, три раза отважно пересекшем материк. Первая экспедиция Стюарта в глубь страны относится к тысяча восемьсот шестидесятому году. Когда-нибудь, если пожелаете, я расскажу вам, каким образом Австралия была четырежды пересечена с юга на север. Теперь же я ограничусь тем, что закончу этот длинный перечень. Обращаясь ко времени от тысяча восемьсот шестидесятого года до тысяча восемьсот шестьдесят второго года, я должен прибавить к этим именам имена братьев Демпстер, Кларксона и Харпера, Бёрка и Уилса, Нейльсона, Уокера, Ландсборо, Мак-Кинли, Хоуита…
– Пятьдесят шесть! – крикнул Роберт.
– Ладно! Майор, я выполнил свое обязательство с лихвой, – сказал Паганель, – а ведь я еще не назвал ни Дюперре, ни Бугенвиля, ни Фицроя, ни Стокса…
– Довольно! – проговорил Мак-Наббс, подавленный столькими именами.
– …ни Перу, ни Куа, – продолжал Паганель, не в силах остановиться, как экспресс на полном ходу, – ни Беннета, ни Кеннинга, ни Тьерри…
– Пощадите!
– …ни Дикона, ни Стшелецкого, ни Рея, ни Уилкса, ни Митчела…
– Остановитесь, Паганель! – вмешался хохотавший от души Гленарван. – Не добивайте злополучного Мак-Наббса! Будьте великодушны! Он признает себя побежденным.
– А его карабин? – с торжествующим видом спросил географ.
– Он ваш, Паганель, – ответил майор. – Признаться, мне очень жаль его, но у вас такая память, что с ней можно выиграть целый артиллерийский музей.
– Наверное, никто не знает больше об Австралии, – заметила леди Элен. – Не забыть ни одного имени, ни одного самого незначительного факта…
– Ну, положим, относительно незначительных фактов… – сказал майор, покачав головой.
– Что такое? Что вы хотите этим сказать, Мак-Наббс? – закричал Паганель.
– Я хочу сказать, что вам, быть может, неизвестны некоторые подробности, касающиеся открытия Австралии.
– Это невозможно, – с гордым видом заявил Паганель.
– А если я укажу вам такое происшествие, которое вам неизвестно, вернете ли вы мне мой карабин?
– Немедленно!
– Так, значит, по рукам?
– По рукам!
– Прекрасно! Знаете ли вы, Паганель, почему Австралия не принадлежит Франции?
– Но, мне кажется…
– Или, по крайней мере, известно ли вам, какое объяснение дают этому англичане?
– Нет, майор, – с досадой ответил Паганель.
– Ну, так знайте же: Австралия не принадлежит Франции просто потому, что капитан Боден, бывший, однако, далеко не робкого десятка, так испугался в тысяча восемьсот втором году кваканья австралийских лягушек, что поспешил поднять якоря и сбежал оттуда навсегда.
– Как, – воскликнул ученый, – это говорят в Англии? Да ведь это злая шутка!
– Очень злая, согласен, – ответил майор, – но в Соединенном Королевстве она считается историческим фактом.
– Это недостойно! – возмутился географ-патриот. – И об этом могут говорить серьезно?
– Вынужден сознаться, что это так, дорогой Паганель, – ответил среди общего хохота Гленарван. – Как, вы не знали этой подробности?
– Совершенно не знал. Но я протестую. Сами же англичане зовут нас лягушкоедами, а разве боятся того, что едят?
– Тем не менее так говорят, – со скромной улыбкой ответил майор.
Вот так знаменитый карабин «Пэрди-Моор и Диксон» и остался во владении майора Мак-Наббса.
