Цветы зла

Поездка на Киферу

Как птица, возле мачт мой дух стремил полет
И в радости парил совсем непринужденно.
Корабль стремился в даль, как ангел,
                                           опьяненный
Сияньем солнечным; без туч был небосвод.

Что это за земля, чей черен вид и мрачен?
В ответ: – Кифера! Край, прославленный в
                                                         стихах!
То – Эльдорадо всех холостяков, но ах!
Смотрите, между тем, как этот край невзрачен.

– Ах, остров сладких тайн и празднества любви!
Здесь над морской волной, в благоуханьи сферы,
Парит тень гордая классической Венеры
И пробуждает вновь любовь и грусть в крови.

О край зеленых мирт и пышного цветенья!
Край, чтимый навсегда народом всех эпох!
Ах, остров, где сердец влюбленной пары вздох,
Как ладан, в розовом саду струит куренье,

Как будто голубок извечно ворковал!
– Кифера – только край, где бедно всё и дико,
Пустынная скала пронзительного крика…
И всё же странное я нечто увидал.

О, нет! То был не храм, в лесной стоящий сени,
Где жрица юная, влюбленная в цветы,
Со станом, что сожжен от тайной теплоты,
Шла, приоткрыв наряд для легких дуновений.

Когда мы к берегам совсем подобрались,
Спугнувши стаю птиц своими парусами,
То виселица там была с тремя столбами
И в небо высилась, как черный кипарис.

Птиц стаи страшные, остервенясь, крошили
Уже гниющий труп, на пиршество напав,
Вонзая грязный клюв, как будто бы бурав,
Кровавили везде остатки этой гнили.

Глаза, как две дыры. Разодранный живот
Показывал кишки; на бок одна свисала;
И пищей палачи нажравшись до отвала,
Всё меньше делали гниющий остов тот.

Средь стада хищников, завистливо задравших
Вверх морды и киша под остовом гуртом,
Был самый крупный зверь их главным палачом
Среди помощников, вокруг него стоявших.

Киферы житель, сын восславленных краев,
Ты выносил без слов обиду оскорблений,
Как искупление всех мерзостных служений
И недозволенных могилою грехов.

О висельник смешной! Твои мученья стали
Моими, и, глядя на труп висевший там,
Я рвоту чувствовал, ползущую к губам
Струею желчною моей былой печали.

Бедняга мой! Тебя мне позабыть невмочь!
Перед тобою я почувствовал повторно
Клюв острый воронов и пасть пантеры черной,
Что тело некогда любили мне толочь.

– Был ясен свод небес и гладко было море,
Но черным и в крови вокруг все видел я.
Увы! Как саваном густым, душа моя
Была окутана виденьем аллегорий.

Венера! Остров твой сумел мне показать
Знак виселиц; на них – мое изображенье.
Господь! Дай силу мне, чтоб я без отвращенья
Мог ныне плоть мою и душу созерцать!