Замуж с осложнениями

Из мемуаров Хотон-хон

Земной Союз был очень не рад произошедшему. Мрачный покрытый шрамами наёмник говорил убедительно, тем более что кое-кто из ветеранов Второй джингошской кампании его опознал. Даже из Торговой палаты поступил отзыв, что, дескать, любой предприниматель, торгующий с Гарнетом, слыхал про Байч-Хараха, потому что на его выбор поставщика ориентируются все серьёзные наёмники. Кто-то что-то слышал и про его участие в Первой джингошской кампании на стороне Земли, хотя в это уж совсем трудно было поверить. Сам великий ветеран Второй ДК маршал Ваткин авторитетно заявил, что пытаться окружить, поймать или как-либо перехитрить Байч-Хараха – себе дороже.

Доподлинно неизвестно, что заставляло разных людей, имеющих дело с Азаматом, так легко ему доверять – была ли это его грозная внешность и спокойная манера, его безупречная репутация, его боевая слава, наградившая его гордым прозвищем Байч-Харах (то есть в переводе«Ванька-Встанька»). Вот муданжские Старейшины твёрдо знали, что такова была его судьба и воля богов.

В итоге на стыковку с муданжским кораблём был выслан пассажирский шаттл с военным экипажем и инструкцией: не стрелять, забрать детей, отдать сертификат на вознаграждение, никаких глупостей.

* * *

Вслед за детьми выхожу в стыковочный коридор – исключительно неприятное место. Стенки мягкие, шатает. Дверь за мной закрывается, кому охота тепло терять. Даже рукой помахать не успела. Ладно, нетбуки никто не отменял.

В дверях земного корабля стоит армеец в облегчённом скафандре – на случай разгерметизации. Ведёт учёт нас, щёлкает стилусом по экранчику. Я замыкаю очередь, мешок через плечо, в голове пустота. Ну вот и моя очередь.

– Лиза Гринберг, – протягиваю ID.

Вбивает имя.

– Вас нет в списках.

– Я не пассажир, я персонал.

Щёлкает ещё. Рожа непроницаемая.

– Нет в списках.

Ты чё, тупой?

– Я бортовой медик.

– Бортовой медик Альнурахмед Гулиев.

– Кто?!

Такого не было на борту! Ой, стойте, это же какое-то квебекское светило, вива глобализация. Я что-то про него читала… Они что, его по документам провели, а меня взяли, чтобы платить меньше? Мамочки, что же делать?!

– Гу-лий-эв, – раздельно повторяет армеец. – Никаких Гринбергов. Мы не можем взять вас на борт.

– У вас информация по документам. Я не знала, что они меня не оформили. Но я была там на борту! Посмотрите портовые логи на посадку.

– Ага, щас я побегу вам логи смотреть. Летите обратно на свой Муданг. У нас чёткая инструкция никого лишнего не брать.

У меня начинается тихая истерика.

– Ну свяжитесь с начальством, пускай меня проверят! У меня брат инженер, Александр Гринберг, корабли ваши строит, мама Ирма, ландшафтный дизайн делала вокруг штаб-квартиры Земного Союза! Да в конце концов, откуда на Муданге блондинка с голубыми глазами, вы чего вообще?!

Всё лицо уже мокрое, даже блузку спереди закапало – слёзы, холодный пот…

– Это уж вам, девушка, виднее, на что там муданжцы похожи, а у меня инструкция, и время стыковки ограничено…

– Ну спросите детей, они вам скажут, что я была на борту!!

– Ка-анешно, я ещё кошечку вашу спросить забыл. И маму. Давайте идите обратно, щас уже будем отстыковываться.

И задвигает перед носом дверь.

Невероятное ощущение, когда висишь в открытом космосе в тонкостенной силиконовой трубе между двумя закрытыми дверями звездолётов, которые вот-вот разлетятся.

Кидаюсь обратно к муданжскому кораблю и – совершенно бессмысленно – принимаюсь лупить в дверь кулаками и каблуками. Если уж на этих штуках переборки звуконепроницаемые, то чего ждать от наружной двери.

Невероятно, но факт – она открывается. Я даже не понимаю, кто стоит на пороге, просто вваливаюсь внутрь и вцепляюсь в этого человека мёртвой хваткой, изо всех сил пытаясь хоть как-то дышать сквозь рыдания. От человека хорошо пахнет живым телом, стиральным гелем и гармаррой. Ещё одна дверь с шипением задвигается у меня за спиной.

– Почему вы вернулись?

– Меня не взяли, – выдавливаю между спазмами в горле. – Не взяли! Чёртовы бюрократы! Меня не было в их грёбаных списках!

Меня гладит по голове нежная рука.

– Ничего, ничего, мы что-нибудь придумаем. Успокойтесь, всё будет хорошо.

Пытаюсь кивнуть, дескать, я понимаю, что не помру прямо на этом месте, но и успокоиться так просто не выйдет.

Он аккуратно оттягивает меня за плечо, у моих губ край посуды, горячий пар гармарры. Пью, обжигаюсь, всё равно пью, потому что надо успокоиться.

Поднимаю взгляд, вижу в двух шагах слева бледного Тирбиша с кувшином, а сверху совсем близко на меня с участием смотрит Алтонгирел. Вот тут-то я и падаю в обморок.