ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

VII. Путешествие

Кудэр околачивался на Кельнском вокзале уже несколько дней – и все еще не видел ни одного подходящего лица. Уже с трех часов он начинал попеременно заходить в каждую вокзальную забегаловку – пил кофе в одной, покупал арабский дёнер в другой, брал холодный длинный сэндвич с ветчиной, листом салата и сыром в третьей, хрустящий крендель с инкрустированным сердечком апельсинового желе – в четвертой… Все это имело одинаковый кисло-горький вкус. Все это он не мог есть.

Русская речь слышалась повсюду. Русские сидели практически в каждом кафе – и с каждым часом их становилось все больше. Кудэр вглядывался в их лица – пристально, нагло, устало. Потом тащился в вокзальный туалет и точно так же рассматривал в зеркале собственное лицо – в сотый, в двухсотый раз стараясь мысленно сфотографировать его. Чтобы эти черты намертво отпечатались в мозгу. Чтобы больше не казались чужими.

Выйдя из туалета, он возвращался обратно – смотреть, искать. Но не видел никого подходящего. К шести вечера прожорливая русскоязычная толпа, увешанная чемоданами и рюкзаками, заполняла собой, казалось, все вокзальные фастфуды; а в семь исчезала бесследно. В семь уходил поезд Кельн – Москва…

– Бонжур, Мари!

Это было на третий день. Днем. До поезда оставалось еще много часов, но Кудэр зачем-то притащился на пустую платформу – ту, с которой этот поезд уходил каждый день. Присел, сгорбившись, на скамейке. Закурил.

Чьи-то шаркающие шаги раздались чуть в стороне – ближе – еще ближе – совсем рядом с ним. Кто-то стоял у него за спиной и смотрел ему в затылок. Возможно, собирался ударить. Задушить. Или раскроить череп. Кудэр не оглядывался: ему было лень шевелиться. Ему было все равно. И только после того, как он услышал это:

– Бонжур, Мари!

…только тогда он повернул голову.

Низкорослый седой старичок с бельмом на глазу улыбался ему гнилой улыбкой.

– Маша-растеряша! Маша-растеряша! У-у-у! – старичок показал Кудэру белесый язык. – Чего же ты тогда убежала, в Париже-то? Я ведь не кусаюсь…

В Париже… ну да, действительно, в Париже. Сумасшедший одноглазый клошар – и с ним тогда был еще один…

– Чего тебе надо? – Кудэр вскочил на ноги. – Ты что, следишь за мной? Ты кто вообще?

Старик захихикал.

Кудэр резко протянул руку и, перегнувшись через скамейку, схватил его за ворот грязной рубахи, надетой наизнанку. Маленькая слюдянисто-белая пуговица нежно звякнула об асфальт и неслышно покатилась по перрону.

– Я тебя спрашиваю, ублюдок, – прошипел Кудэр и с силой встряхнул старика. – Ты кто. На хуй. Такой.

– Ой какие мы нервные! – старик с трудом говорил сквозь смех. – Ой какие мы плохие слова знаем! Разве приличные дамы говорят такие слова?

– Я тебе сейчас мозги вышибу, – прошипел Кудэр.

– А-а-а, как страшно! – радостно взвизгнул старик. – Ой, мамочки мои! Ой, хи-хи-хи! Люди добры-яяя! Убива-юют!

Кудэр выпустил из рук воротник.

– Ну вот, совсем другое дело. Позвольте представиться, – старик согнулся в три погибели, ернически раскланялся, помахивая воображаемой шляпой, – Алекс. Мы, впрочем, уже виделись. Я имел честь быть представленным вам на вокзале Paris Nord. Кстати, мы и без того знакомы уже довольно давно, и если вы будете столь любезны и дадите себе труд… – он снова хихикнул, – …ну ты, короче, меня знаешь, Маняша. Напряги свои извилины, вспомни. Алекс. Леша. Дядя Леша.

– Да какой, к черту… дядя? – Кудэр медленно опустился обратно на скамейку. – Что вообще происходит?

Неожиданно злость прошла. Вместо нее навалилась усталость – свинцовая, невыносимая, смертельная.

– Что происходит – это, Маш, философский вопрос… угощайся, – Алекс уселся рядом, вытащил из кармана пачку «Житана» без фильтра, протянул Кудэру.

Тот взял. Закурили.

– Эх, Маша, Маша… Растеряша… Маня-Ма-няша… Манья. Знаешь хоть, кто такая Манья?

– Кто?

– Манья – безобразная старуха с клюкой, – сообщил Алекс. – Она бродит по свету, ища погубленного ею сына… Это, между прочим, не я – это уважаемый Владимир Иванович Даль сказал. Аж в 1881 году. Так то.

Кудэр молча уставился в землю. Заметил, что стоптанные, дырявые ботинки у его собеседника надеты не на ту ногу: правый – на левую, а левый – на правую…

– Он уже некоторых потихоньку туда перетаскивает, – задумчиво сказал Алекс.

– Кто… он?

– Ну не Даль же! Наш Мальчик. Кто же еще?

– Я не понимаю. Не понимаю. Я совсем… я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Что значит «перетаскивает»? Куда? Что ты знаешь? Объясни.

– А волшебное слово? – Алекс мрачно ухмыльнулся.

– Пожалуйста. Пожалуйста, объясни мне, – покорно сказал Кудэр.

– Объясню, только ты сначала отгадай мою загадку.

– Какую еще загадку?

– А вот какую: живая живулечка, сидит на живом стулечке, живое мясцо теребит.

– Не знаю.

– Э-э-э, да ты же даже не подумала, Маша. Ты знаешь, знаешь! Ну?

– Нет. Я не знаю. Я сдаюсь. Что это?

– Не «что», а «кто», глупая. Это грудной младенчик. Давай другую загадку…

– Пожалуйста. Ну не умею я загадки разгадывать. Скажи… скажи мне хоть что-нибудь.

– Плохие времена наступают, дорогая моя. Мальчик – ты знаешь, я его не слишком-то люблю… но в чем-то он прав, – так вот, он хочет взять некоторых в Убежище. Тебя вот… Мужика твоего. Ну и нас, конечно. Честно говоря, не думаю, что из этого что-нибудь путное выйдет… Но не исключено. Он уже многому научился – у нас. По крайней мере, трансформировать, – Алекс насмешливо взглянул на Кудэра, – он явно умеет недурно… Отличный нищий из тебя получился. Или – отличная Манья…

– Кто такие «вы»? Кто такой Мальчик? – прошептал Кудэр.

– Кто мы – это тоже философский вопрос. Мы… Нечистые. В лесу живем – так ведь? А еще в некоторых из вас живем. Ну, по крайней мере, – вылезаем… Ладно, не суть. Неважно. А Мальчик, – Алекс посмотрел Кудэру в глаза своим заплывшим бесцветным глазом, – он ведь сынок твой, Маша… Которого ты нам отдала. Лет уже этак пять назад. Вспоминай, вспоминай, ну? И меня вспоминай. Мы с тобой познакомились – ты еще с животом ходила. Вспоминай, дурочка… Ты теперь можешь. Твое тело теперь как помойка – специальная такая помойка для всяких воспоминаний. Загляни в себя. Тебе совсем недолго осталось… так что нечего время терять. Ну, все. Увидимся.

Старик поднялся со скамейки и пошел прочь. Не оборачиваясь, махнул тощей желтой рукой на прощанье.

Кудэр устало посмотрел ему вслед. Выбросил окурок на землю, съежился на скамейке, закрыл глаза и наконец заглянул – в себя. С отвращением и любопытством поворошил вонючий, полусгнивший мусор чужого прошлого.

– Действительно – помойка… – сказал сам себе тихо.

Вспомнил.

На даче…

* * *

…На даче она его видела. Давным-давно. Ну, конечно, – на даче «у черта на рогах». До Звенигорода на электричке. Дальше на автобусе или маршрутке – Дюдьково, Супонево, Ершово, Фуньково… Вот где-то за Фуньково. Остановка – «Пионерлагерь». Трехэтажное грязно-белое здание, огороженное черной решеткой. Большой серый пустырь: горки мусора тут и там, обуглившийся автомобильный остов, вросший в пыль и щебенку искореженными, проржавевшими своими внутренностями. И лес. Большой, хвойно-березовый, бесконечно занудный лес.

По этому лесу нужно было идти пешком еще минут сорок: дачный поселок находился прямо в чаще. Просто с десяток убогих бревенчатых домиков на поляне, в кольце мутно-коричневых комариных болот.

В одном из этих домиков Маша все лето снимала комнату – когда была беременной.

Хозяйка дачи… – как же ее звали? Выглядела молодо… Галина…

Галина Сергеевна, точно. Очень следила за собой.

Кожа на лице, медицинскими ухищрениями утянутая к ушам, была не по-юношески сухой, но гладкой и без единой морщинки. Умные, суетливые, неопределенного цвета глаза придавали ее лисьему, вытянутому в острый треугольничек лицу выражение потешной любознательности. Ну и, наконец, волосы. Такие прекрасные, густые, длинные. Переливающиеся и блестящие, цвета воронова крыла – это были волосы совсем молодой женщины.

Впрочем, реальный возраст Галины Сергеевны – а было ей далеко за шестьдесят – Маша при первой же встрече легко определила по рукам. Руки были старые, мелкоморщинистые, покрытые бурыми пигментными пятнами. Неприятные руки.

Кажется, она была какая-то странная. Странная, странная… Что-то такое она однажды сказала… или сделала…

Кудэр открыл глаза. Скрутил себе самокрутку, пару раз затянулся. Потом снова зажмурился, через яркий красно-желтый узор на сетчатке вгляделся туда, в свое темное нутро. В чужую жизнь, которую неопрятной грудой бессвязных эпизодов кто-то свалил в его теле-контейнере.

Нащупать нужное – возможно, не так уж сложно. Был какой-то дурацкий разговор… Это? – нет, не то… И это – не то… Вот, вот оно! Нужное воспоминание: тяжело переваливаясь с ноги на ногу…

* * *

…точно ожиревшая утка, Маша вошла на кухню. Убедилась, что дяди Леши там нет: дядя Леша, хозяйкин муж, был психом, и Маша его побаивалась.

Медленно опустилась на деревянный икеевский стул. Положила руки на живот. Живот отозвался на прикосновение – напрягся, затвердел, застыл. В последнее время это происходило все чаще. В такие моменты Маше казалось, что у нее под кожей – большой стеклянный шар. Гладкий, твердый. Идеально круглый.

Это обозначало, что уже недолго. Недолго осталось ждать.

– Ты что-то какая-то бледненькая сегодня, – сказала Галина Сергеевна.

– Наверное, давление пониженное, – ответила Маша.

– Да, наверное. Давай я тебе кофе сварю? Оно хорошо давление повышает.

– Да нет, спасибо. Кофе, я думаю, не стоит. Вредно.

– Это почему это вредно?

– Ну, от него, во-первых, пульс учащается. А во-вторых… ну, вообще, вредно для малыша.

– Чушь это все! – бодро сообщила Галина Сергеевна, снимая с гвоздика над плитой маленькую серебристую турку.

– Да нет, врачи говорят…

– Не пугайся! – Галина Сергеевна включила кофемолку, и все другие звуки потонули в неистовом реве.

– Врачи говорят… – снова начала Маша, когда рев прекратился.

– А я говорю: чушь! – перебила Галина Сергеевна. – Я тебе вредного не предложу. От моего кофе ничего, кроме пользы, никогда не было…

– Ладно, – сдалась Маша.

– Я тебе сварю такой… со специями… – Галина Сергеевна, высунув от усердия кончик языка, сыпала в турку какие-то ароматные порошочки из разноцветных хрустящих пакетиков. – Будешь потом еще просить…

– Хорошо, хорошо, уговорили.

– Вот. – Галина Сергеевна решительно поставила на стол перед Машей чашку с черным дымящимся кофе. – Пей.

– А сливки у вас есть?

– Сливки? Какие еще сливки? Не-етушки. Этот напиток, милая моя, пьют без всяких там сливок.

Маша обычно пила кофе со сливками, но спорить было лень.

– Ну, хорошо, но сахар-то хотя бы можно добавить?

– Сахар там уже есть, – раздраженно ответила Галина Сергеевна. – Вообще все, что надо, там уже есть. Пей давай. А то остынет.

Маша подула на кофе и стала пить. Было действительно очень вкусно. Чувствовалась корица и еще какие-то пряности.

– Спасибо, Галина Сергеевна, – сказала Маша, отставляя чашку с осевшей на дне гущей.

– Не за что, Машенька. На здоровье.

Галина Сергеевна взяла чашку, повертела ее в руках.

– А хочешь, я тебе погадаю на кофейной гуще? – спросила она вдруг.

– Вы разве умеете? – удивилась Маша.

– Ну конечно, умею. Раз предлагаю. Так что – погадать?

– Ну, давайте, – вяло согласилась Маша. – Я, правда, в это все не очень-то верю…

– А это неважно, веришь ты или нет, – мрачно и как-то обреченно отозвалась Галина Сергеевна. – Сейчас, подожди-ка секундочку…

Она взяла блюдечко и опрокинула на него Машину чашку. Несколько секунд подержала так, плотно закрыв глаза и что-то беззвучно бормоча. Потом снова перевернула чашку вниз дном и уставилась внутрь, на замысловатые кофейные разводы.

– Ну что там? – спросила Маша тем же тоном, каким спрашивала у акушера-гинеколога о результатах очередного УЗИ матки.

Галина Сергеевна молчала, испуганно и как-то даже слегка восхищенно глядя в чашку.

– Что там? – занервничала Маша.

– Да вот… что-то не вижу почти ничего, – нехотя отозвалась хозяйка, и Маше сразу стало ясно, что та, наоборот, видит, и видит, скорее всего, плохое.

– Что-то не так? Скажите мне, пожалуйста. А то ведь я все время теперь буду думать, переживать…

– Да ты ведь сказала, что не веришь в такие вещи?

– Не верю… Но сейчас как-то мне… не по себе. Так что?

– Ну, хорошо. Ой, жарко здесь что-то… – Галина Сергеевна засунула свою старую дрожащую руку в молодые, блестящие в солнечных лучах волосы, зажала несколько темных прядей между пальцами и вдруг легким привычным движением сдернула все это сияющее великолепие с головы.

– Так это не ваши волосы, – растерянно прошептала Маша.

На гладком, молочно-белом, влажном от пота черепе Галины Сергеевны тут и там виднелись оазисы седого наэлектризованного пуха.

– Ну да – парик. Из натуральных волос, – не без гордости пояснила хозяйка. – Ты слушать-то будешь?

– Буду, – кивнула Маша, все еще разглядывая неожиданно открывшуюся хозяйкину лысину.

– Так вот. Родится у тебя мальчик, Мария…

– Это я и так знаю. На УЗИ говорили.

– Если ты будешь перебивать, я больше ни слова не скажу, – обиделась Галина Сергеевна.

– Ой, простите, простите. Не буду.

– Родится у тебя мальчик. Красивый мальчик. И будет ему имя – Иван.

– Ну уж нет, – снова встряла Маша. – Я назову его Яша – в честь моего папы.

– Не перебивай меня. Иван будет его имя, как бы ты ни назвала его, глупая. И будет он тебе хорошим сыном – да только вот ты будешь ему плохой матерью. И будет он умным, веселым и здоровым, пока не исполнится ему семь лет. А дальше…

– А что дальше?

– А дальше я совсем ничего не вижу, – снова соврала Галина Сергеевна, но Маша не стала ее уговаривать: ей не очень-то хотелось слушать продолжение.

– Что, на дне этой дурацкой чашки написано, что я буду плохой матерью? – ехидно спросила она.

– Да, – ответила хозяйка. – Так написано. Так тому и быть.

Галина Сергеевна мало походила на оракула, и псевдопровидческий тон, который она взяла, Машу очень раздражал.

– Ну, это мы посмотрим, – сказала она зло, взяла из рук Галины Сергеевны чашку и сунула под струю воды.

– Ну и правильно. Не обращай на всю эту ерунду внимания. Ты бы погулять, что ли, сходила, Машенька, – сказала хозяйка уже совершенно нормальным тоном, – свежим воздухом подышать. Малышу-то полезно.

Галина Сергеевна промокнула взопревшую макушку салфеткой и водрузила парик на место.

– Ну да, схожу, – Маша медленно поплыла к выходу.

– Постой. А ты, может, знаешь что… отдай его мне, а? Я деток люблю.

– Что?! – изумилась Маша. – Кого отдать?

– Ну ребеночка твоего… я, конечно, имею в виду – на лето… – стушевалась Галина Сергеевна. – Я бы с ним нянчилась… я деточек… люблю…

Маша вышла из кухни, не дослушав. И подумала, что если хозяйка еще хоть раз вернется к этой теме… «отдай его мне»… нет, ну ничего себе!.. если еще хоть раз она услышит что-то подобное, ноги ее больше не будет в этом доме.

Но больше Галина Сергеевна ни о чем подобном не говорила. Да и вообще стала к Маше как-то заметно холодней и говорила с ней редко.

А вот сумасшедший дядя Леша приставал с разговорами по-прежнему. Дядя Леша был шизофреником, алкоголиком, убежденным христианином, патриотом, антисемитом и философом. Опасное сочетание. Когда с ним случалась белая горячка…


Кудэр открыл глаза, резко вскочил со скамейки.

– Не сейчас, – сказал сам себе вслух.

Воспоминания, спутавшиеся в скользкий живой клубок, крепко цеплялись друг за друга – попробуешь вытащить одно, а за ним уже тянется, извиваясь, второе, третье… И вот уже кажется, что этот клубок – просто один невероятно длинный червь чьей-то судьбы, чьей-то жизни – завязанный узлами, свернувшийся кольцами. Развязывать и разматывать его сейчас? Нет. Времени нет.

В семь уходил поезд Кельн – Москва. Нужно было идти на вокзал, снова искать подходящее лицо.

* * *

В семь уходил поезд Кельн – Москва…

На четвертый день Кудэр почти потерял надежду. От холодных сэндвичей, кока-колы и лошадиных порций аспирина сводило желудок. На вокзале было жарко. На вокзале было холодно. На вокзале было трудно дышать, трудно двигаться. Тупо, угрожающе ныла под намокшими бинтами рука. Он не разворачивал эти бинты уже второй день, чтобы не видеть того, что под ними – зеленоватых нарывов, на которые совершенно не действовал крем от ожогов.

Подходящего лица опять не было. Кудэр привычно отправился к зеркалу, заглянул в свои маленькие, болезненно поблескивающие глаза. Умылся холодной водой, потом этой же водой, из пригоршни, запил очередную таблетку аспирина.

Выйдя из уборной, он поплелся было обратно, к витринам с булками, бутербродами и гамбургерами – но на полпути остановился, увидев справа от себя вывеску Internet, которую раньше не замечал.

Интернет-кафе? Почему бы и нет. Проверить почту, получить письма из прошлой жизни. Несколько минут побыть собой.

Кудэр уселся за единственный свободный компьютер. Экран его мерцал так сильно, что сразу стали слезиться глаза. www, – он неуклюже ткнулся в клавиатуру толстыми смуглыми пальцами, – yandex.ru.

Логин: masha33@yandex.ru

Пароль: kunstkamera

Войти.

Неправильная пара логин-пароль! Авторизоваться не удалось. Попробуйте ввести логин и пароль еще раз.

masha33@yandex.ru. kunstkamera

Неправильная пара логин-пароль! Авторизоваться не удалось.

Забыли пароль?

Не забыл. Не забыла. Не забыли, нет. Просто… а на что он, собственно, рассчитывал?

Кудэр вытер здоровой рукой слезящиеся глаза. Закрыл yandex. На ядовито-зеленом, фосфоресцирующем рабочем столе обнаружилось еще одно маленькое окошко – с какой-то рекламой. Машинально Кудэр развернул его во весь экран:

www.zdvig.com, www.zdvig.de, www.zdvig.fr, www.zdvig.sz, www.zdvig.ru…

The most clickable site in the Web! Available in 33 languages!

Join us now – you still have a chance!

Он вытер рукавом потный лоб. Осторожно покосился на экран соседа справа: выпучив глаза и прикусив от напряжения язык, тот в экстазе молотил по клавишам. Кудэр прищурился, стараясь разглядеть «адрес» сайта: www.zdvig.de/forum.

Он кликнул левой кнопкой мыши в русскоязычную версию.

* * *

www.zdvig.ru

Хорошо, что вы заглянули на этот сайт. Хорошо – потому что теперь у вас есть шанс.

Шанс на спасение.

Вступление

Все материалы на нашем сайте посвящены одной теме – вернее, одному явлению. Его можно называть по-разному: Последняя Катастрофа, Конец Времен, Конец Света, Великое Перемещение, Сдвиг Полюсов… Какое бы название вы ни выбрали – суть останется неизменной. Апокалипсис. Именно о нем идет речь на нашем сайте.


Многолетние исследования и вычисления талантливейших ученых из Международной научно-исследовательской академии футурологии (МНАФ) [кликни здесь: подробнее о МНАФ] не оставляют ни тени сомнения в том, что в самое ближайшее время планете Земля предстоит пережить Сдвиг Полюсов. Огромная планета – гигантское Второе Солнце – приближается к Земле. В ближайшее время эту планету уже можно будет различить на небе невооруженным взглядом.

Возможно, кому-то Второе Солнце покажется красивым. Возможно, оно действительно красиво. Но сейчас не время тешить свои эстетические наклонности. Не время для прекрасных порывов. Эта планета несет с собой смерть.

Второе Солнце глобально изменит земные магнитные поля, сместит с орбиты Луну. Все это приведет не только к Сдвигу Полюсов, но и к «сдвигу» в головах людей – ни для кого не секрет, что Луна непосредственно влияет на настроение и самочувствие человека – и начнется Третья Мировая Война.


Однажды, много тысячелетий назад, Сдвиг Полюсов уже произошел. Катастрофические последствия – Великий Потоп [кликни здесь: подробнее о Великом Потопе] – подробнейшим образом описаны как в Библии, так и в других священных книгах, например, в Коране. Когда эта страшная катастрофа произошла на нашей планете в прошлый раз, немногим удалось спастись [кликни здесь: Ноев ковчег].

Давайте будем мудрее на этот раз. Давайте подготовимся к катастрофе. Давайте спасемся. Не стоит унывать и отчаиваться. Кто-то, конечно, погибнет. Но всех остальных ждет Великое Перемещение, Счастливый Судный День и новый Золотой Век.

Глава 1

Возможно, кого-то не убедят научные изыскания ведущих ученых мира. Ваше недоверие можно понять. Но учтите, что ученые не одиноки в своих прогнозах.

Грядущие события предсказывал и Нострадамус [кликни здесь: подробнее о Нострадамусе] – а ведь до сих пор его предсказания сбывались все без исключения, случались разве что незначительные расхождения по срокам. Приведем здесь отрывок из интересующего нас предсказания:

Великая империя вскоре будет перенесена В маленькое место, которое очень скоро увеличится, Место весьма ничтожного, незначительного графства, В середине которого Он водрузит свой скипетр.

Вы все еще сомневаетесь? Ученых и Нострадамуса вам не достаточно? Что ж. Имейте смелость. Посмотрите фактам в глаза: об этом не первый год твердят ясновидящие, посылают сигналы инопланетяне, предупреждают во время спиритических сеансов умершие…

Что нужно знать, чтобы спастись:

Доказано, что во время Сдвига Полюсов сильнее всего пострадают прибрежные районы, места горных разломов, те части суши, которые расположены недалеко от вулканов. Действующие это вулканы или потухшие – неважно. Во время Сдвига Полюсов активизируются абсолютно все вулканы.

Обреченные города

В результате Сдвига Полюсов произойдут страшные катаклизмы: наводнения, землетрясения, разломы земной коры, извержения вулканов, таяние ледников, сходы лавин, тайфуны, цунами. Хотите верить тем, кто утверждает, что все это – исключительно результат повышенной солнечной активности или результат техногенной деятельности человечества? Вперед! Вперед, к верной гибели.

Если же вы не наивный доверчивый профан – ознакомьтесь с нижеследующим списком.

Краткий список городов, которые будут полностью уничтожены в первый же день Сдвига (в алфавитном порядке):

Аддис-Абеба, Алжир, Афины, Багдад, Буэнос-Айрес, Вашингтон, Венеция, Глазго, Гонолулу, Дамаск, Детройт, Джакарта, Дублин, Иерусалим, Каир, Катманду, Куала-Лумпур, Ливерпуль, Лион, Лиссабон, Лондон, Мекка, Мельбурн, Мехико, Милан, Монреаль, Монтевидео, Найроби, Неаполь, Никосия, Новый Орлеан, Нью-Йорк, Париж, Рейкьявик, Рига, Рим, Сидней, Токио, Филадельфия, Флоренция, Ханой, Хартум… [смотри подробнее: полный список обреченных городов]

Где будет Убежище

После Катастрофы низко расположенные участки земли будут, естественно, затоплены. Лучшим местом для жизни на Земле станет…

* * *

Кудэр раздраженно отвернулся от компьютера …Вы все еще сомневаетесь?.. Ученых и Нострадамуса вам недостаточно?.. Если же вы не наивный доверчивый профан – ознакомьтесь с нижеследующим…

Обычный шизофренический бред. Такого мракобесия в сети предостаточно. Единственное – стиль какой-то уж больно знакомый. …Не время тешить свои эстетические наклонности… Не время для прекрасных порывов… Кто же так говорит? Кто, кто так говорит? Или – пишет?

Кудэр снова уставился на экран. Пиксельная рябь, казалось, все усиливалась. Свихнувшиеся буквы, маленькие, черненькие, быстро-быстро дрыгали тонкими лапками, суетливо покидали свои гнезда-слова, бежали в разные стороны. Кудэр старался уследить за ними – от напряжения пот и слезы текли по его лицу, – но поймать взглядом расползающихся уродцев, вернуть их на место и понять их язык он больше не мог. Чертов монитор.

– Вайне нихт, майн фройнд, – подал вдруг голос сосед справа. – Эс ист нох нихт зо хоффнунгслос.

– I don’t understand German. I am from Russia, – отмахнулся, не глядя на него, Кудэр.

– Рюсски?! – радостно взвизгнул сосед. – Тоже как автор этот портал – рюсски? Это надо гордитьсья. Он важний великий чьеловьек. Он помочь всьем. А я сказать тьебье: нье плачь, друг. Всьо еще можно спастьи… Ещьо есть времья…

Кудэр изумленно уставился на него.

– …Очень рад встречать тебья, – продолжал стрекотать парень. – Мой отьец родом из Руссия, я очень любить эта страна. Я как раз ехать в Руссия, практиковать язык, это пьервых, и, натурально, спасатьсья в убежищ, это вторых…

– А когда ты едешь? – спросил Кудэр.

– Сегодня, семь вечьер. Это уже осталось три чьаса. Я выбираю поезд. Самольот не выбираю. Из-за Второе Солнце может прийти излучение, откльючаться аппаратура самольот, боюсь авария. Мне уже пора, – немец встал, просеменил к хозяину интернет-кафе, расплатился. Потом надел на спину ярко-оранжевый рюкзак. – Еще хотьеть идти в кнайпе пьить пиво до отъезд. До свьидания. А ты не грусти, не плачь…

– Я не плачу, у меня просто глаза слезятся. Но все равно – спасибо, – ответил Кудэр и впервые за много дней улыбнулся.

У парня было то самое лицо. Черные курчавые волосы, смуглая кожа, маленькие, карие, близко посаженные глаза, резкие, неприятные черты. Лицо, которое Кудэр так долго искал, – похожее на его собственное. Тщедушное тельце, прилагавшееся к этому лицу, похожим на тело Кудэра не было. Но это как раз не имело значения.

– О, когда ты улыбаться, очьень, очьень лучше, – сказал немец и каким-то совершенно бабьим жестом заправил за ухо прядь волос. А потом подмигнул.

«Педик, что ли? – подумал Кудэр. – Если педик, это даже лучше. Правда, вот паспорт у него немецкий…»

– Меня зовут Кудэр, – медленно и внятно, точно обращаясь к умственно отсталому, сказал он. – А тебя как зовут?

– Томас. А ты давно увлекаться этот портал? – немец подошел к Кудэру поближе, жеманно махнул рукой в сторону его монитора.

Руки у Томаса были маленькие, с тонкими, неприятно подвижными пальцами и подозрительно опрятными круглыми ноготками.

– Давно, – снова улыбнулся Кудэр.

Томас понимающе кивнул, опустил глаза и аккуратно, двумя пальцами, снял со своей брючины прилипший волосок.

– Я тоже еду на семичасовом поезде, – сказал Кудэр. – Если хочешь, мы можем пока выпить пива вместе.

– Это для менья удовольствие, – немец оскалил в улыбке маленькие хомячьи зубки.