Ангелы Опустошения

17

Устав разглядывать под всеми углами собственный пост, как, например, глядеть на спальник утром с точки зрения того чтобы расстегивать его вечером снова, или на печку в самом жару ужина в середине дня с точки зрения полуночи когда в ней холодной будет скрестись мышка, я обращаю мысли к Фриско и вижу его как кино что там будет когда я туда доберусь, я вижу себя в новой (которую-надо-будет-купить-в-Сиэтле-как-я-планирую) черной мешковатой кожаной куртке которая висит на мне и низко облегает талию (мож даже рукава болтаются) и в новых серых штанах и новой шерстяной спортивной рубашке (оранжево-желто-синей!) и с новой стрижкой, вот я схожу такой тусклолицый декабрьствуя по ступенькам трущобной гостиницы в Чайнатауне, или же я на хазе у Саймона Дарловского на Тернер-Террас дом 5 в сумасшедшем негритянском квартале на Третьей и 22-й откуда видны гигантские нефтецистерны вечности и открывается целая перспектива на дымный промышленный Фриско включая и бухту и основную железнодорожную линию и фабрики – Я вижу себя, рюкзак на одном плече, вхожу сквозь вечно не запертую заднюю дверь в спальню к Лазарю (Лазарь это странный 151/2-летний брат-мистик Саймона от которого всегда лишь одно слышно «Те сны какие-нибудь снились?») (вчера во сне?) (имеет он в виду), я захожу, стоит октябрь, они в школе, я выхожу и покупаю мороженого, пива, персиковый компот, стейков и молока и набиваю ледник а когда они под вечер возвращаются домой и во дворе маленькие пацаны уже начали орать от Осенне Вечерней Радости, я просидел за этим кухонным столом весь день потягивал вино и почитывал газеты, Саймон со своим костистым крючковатым носом и сумасшедше поблескивающими зелеными глазами и в очках глядит на меня и гнусавит сквозь свои вечно насморочные ноздри «Джек! Ты! Когда ты сюда успел, хнф?» шмыгая (ужасна му́ка его шмыга, я и сейчас его слышу как он вообще дышать умудряется) – «Сегодня только что – смотри, в леднике полно жратвы – Не против если я тут задержусь на несколько дней?» – «Куча места» – Лазарь у него за спиной, в новом костюме и весь причесанный собрался клеить предвыпускных милашек, лишь кивает и улыбается и после этого мы закатываем большую пирушку и Лазарь наконец говорит «Где ты ночевал вчера?» а я говорю «В депо в Беркли» поэтому он спрашивает «Те что-нибудь снилось?» – И я рассказываю ему длинный сон. А в полночь когда мы с Саймоном вышли пройтись по всей Третьей улице попить вина и поболтать о девчонках и перекинуться парой слов с черномазыми шлюхами из отеля «Камео» через дорогу и сходить на Северный Пляж поискать Коди и всю шарагу, Лазарь совсем один на кухне жарит себе три стейка перекусить среди ночи, он большой симпатичный чокнутый пацан, один из множества братьев Дарловских, большинство их в шизарне, по той или иной причине, а Саймон стопом проехал до самого Нью-Йорка чтобы спасти Лаза и привез его обратно чтоб тот жил с ним, на пособие, двое русских братьев, в большом городе, в пустоте, протеже Ирвина, Саймон писатель-кафкианец – Лазарь мистик глазеющий на картинки с чудищами в диковинных журнальчиках, целыми часами, шарахается по всему городу как зомби, а когда ему было 15 он утверждал что будет весить 300 фунтов не пройдет и года а еще дал себе зарок заработать к Новому году миллион долларов – на эту вот чокнутую хату частенько заходит Коди в своей обтрепанной синей спецовке тормозного кондуктора и садится за кухонный стол потом выскакивает наружу и прыгает к себе в машину вопя «Времени мало!» и мчится на Северный Пляж искать всю кодлу или на работу ловить свой поезд, а девчонки повсюду на улицах и в наших барах и вся сцена Фриско это одно безумное кино – Я вижу как выхожу на эту сцену, иду по экрану, оглядываюсь, с опустошением покончено – Белые мачты кораблей у подножий улиц.

Вижу как брожу по оптовым рынкам – вниз мимо пустующего дома профсоюзов торгового флота где я так настойчиво пытался получить себе судно, много лет – Вот я иду, жуя плитку «Мистера Гудбара» —

Прохожу мимо универсального магазина «Гампи» и заглядываю в отдел художественных рам где работает Психея, всегда в джинсах и свитере у которого воротник хомутом и беленький воротничок выложен из-под низу наверх, ее брючки я бы просто стащил а хомут и воротничок и все остальное просто оставил все для себя и все так слишком сладко для меня – Я стою на улице и долго смотрю внутрь на нее – Украдкой проскакиваю несколько раз наш бар («Место») и заглядываю вовнутрь —