Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
слюна
– Долг превыше всего.
– Долг превыше всего.
Хотя я говорил с Генри каждое утро, мы никогда не пренебрегали формальностями. Пакт лабрадоров и мелкие ритуалы, связанные с ним, были для Генри всем.
– Забудь о мелочах и не сможешь контролировать серьезные дела, – так он обычно говорил. И тем утром в парке, пожалуй, впервые мелочи и серьезные дела начали сходиться – хотя тогда я этого еще не понимал.
Все началось довольно внезапно. Адам и Мик шли к скамейке, чтобы как всегда поболтать, а мы с Генри направились в дальний угол парка, позади больших дубов, чтобы я получил свой утренний урок. Я не знаю, почему мне всегда требовалось обучаться вдали от Адама, но Генри на этом настаивал. «Это помогает сохранять тайну нашей миссии». Так-то вот.
– Как у вас дела? – спросил Генри.
– Хорошо, – ответил я. – Похоже, в семье все идет на лад.
Я рассказал ему о том, как успешно использовал виляние прошлым вечером.
Генри взглянул на меня и мягко кивнул. В качестве исключительной нежности он лизнул меня в щеку.
– Ты славно потрудился, Принц. Я горжусь тобой.
У меня голова закружилась от гордости, а в голове зазвучала музыка парка.
– Ты хороший учитель, вот и все.
– Нет-нет, Принц. Не скромничай. Счастливое людское Семейство нельзя принимать как должное. Счастье, как ты хорошо знаешь, не приходит случайно. Только те лабрадоры, что посвящают себя делу, могут достичь гармонии. – Он взглянул на своего хозяина на скамейке, Мика, который был занят беседой с Адамом.
– Итак, сегодняшний урок посвящен Чувственной Предсказывающей Осведомленности, – заявил он, повернувшись ко мне. Конечно, поскольку Генри раньше был нюхачом, это был его любимый предмет, и он был в нем превосходен. Он утверждал, что можно не просто учуять беду, но учуять заранее.
– Предсказание равносильно защите, проще некуда, – сообщил он, пока мы нюхали землю возле дубов. – Если сможешь учуять беду прежде, чем она случится, ты всегда сможешь защитить Семью. Проблема в том, что чем дальше беды от нас, тем труднее их учуять, а если мы оставим все на последнюю минуту, окажется слишком поздно. Но главное помнить, что будущее уже содержится в настоящем. Если ты можешь чуять не только то, что происходит сейчас, но и понимать, что это означает, ты сможешь раскрывать будущие возможности.
Чуя мое замешательство, он попытался пояснить.
– В каждой комнате в доме твоей Семьи тысячи запахов будут привлекать твое внимание. Будут запахи прошлого, настоящего и будущего. Возьмем, к примеру, запах человека. Когда он уходит из комнаты, запах остается. Ты чуешь прошлое. Если он все еще с тобой в комнате, это запах настоящего. Но разве нельзя учуять человека прежде, чем он войдет в комнату? Конечно, можно. И мы чуем будущее каждый день, даже не сознавая этого. Вокруг нас полно подсказок, как все закончится. Обоняние – в нем весь секрет. Если не развить в себе это самое важное чувство, будущее останется полной загадкой. Поэтому людям не удается предсказывать, как они ни пытаются. Они слишком полагаются на зрение – пытаются разглядеть будущее в звездах или ладонях. Поэтому мы должны присматривать за ними, чтобы защитить их от грядущих опасностей. Ключ к этому… – Генри остановился и понюхал воздух. Сначала я подумал, ради драматизма. Но нет. Я тоже это учуял. Я посмотрел вдаль и увидел, что как по заказу пришла беда. Самый страшный, потный, слюнявый ротвейлер, что я видел или нюхал в своей жизни, пялился прямо на меня.
– Какого хуя ты смотришь? – прорычал он.
– Я не смотрю. Простите. Я просто… – я испуганно искал запах Адама. Он был далеко.
– Все хорошо, Принц, – сказал Генри, выйдя вперед. А затем ротвейлеру:
– Мы с другом занимаемся своим делом. Мы не хотим проблем.
– Отъебись, блядский хуй. Парк принадлежит мне. Ты что, блядь, не чуешь? Это, блядь, мое царство, и я не хочу делить его с двумя хуевыми пидорами-лабрадорами. Теперь съебите отсюда, или я перегрызу ваши хуевы глотки.
Это, как я чувствовал, был хороший момент, чтобы удалиться. У Генри, однако, были свои представления.
– Ты кто такой? – спросил он.
– Что?
– Мне интересно, кто ты? Как тебя зовут?
– Я Лир. Хотя это не ваше блядское дело.
– Если ты говоришь, что это твой парк, друг мой, это наше дело.
Белые капли слюны падали с широкой челюсти Лира.
– Э, Генри, – сказал я. – Может, мы пойдем куда-нибудь.
Но Генри было не запугать.
– Почему все в итоге сводится к территории? – спросил Генри, вопросительно нюхнув. – Почему это так важно для тебя? Чего ты боишься?
– Боюсь? – сказал Лир. – Боюсь? Отъебись. Хуй тебе, я ничего не боюсь, ёб твою мать.
– Прошу, не соизволишь ли ты следить за речью? – Продолжил Генри. – Мы лабрадоры.
– Мне насрать, будь вы хоть блядским призраком Лесси, честно говоря, ёб твою мать. – Лир приблизился к Генри, увеличиваясь в размерах.
– А почему ты чувствуешь, что тебе нужно вести себя так агрессивно? Разве ты не должен посвящать время заботе о хозяине, не беспокоясь о других собаках в парке? – Генри уже явно испытывал удачу. Зловещий рык исходил откуда-то из глубины массивного корпуса Лира. Я отступил на пару шагов назад и начал нюхать почти лишенный запаха островок травы. Утренний ветерок доносил до нас далекие голоса Адама и Мика, которые, очевидно, еще не замечали нашей проблемы.
– Ты, нахуй, не понимаешь?
– Нет, не понимаю. Поэтому и спросил.
Я ощутил, что Лир отвернулся от Генри и теперь смотрел на меня. Возможно, я был более аппетитным завтраком.
– В смысле, – сказал он. – Взгляните на себя. До какого блядского уныния дошел этот вид?..
Я посмотрел на Генри в недоумении.
– Взгляните на себя: ебать, вы бессильны хоть что-то сделать. Думаете, можете изменить все взмахом хвоста или сентиментальным взглядом? Не смешите меня, ублюдки. Я вам скажу, жизнь ебать как сложна. Там псы едят псов. Ты либо добыча, либо хищник, как ни крути. Людям тоже насрать. Вообще-то, это они забирают наши силы. Они хотят надеть намордники на тех, у кого осталась гордость. Но, видите ли, мой хозяин другой… – Он оглянулся на своего владельца, бледного мужчину с бородой, стоящего в нескольких шагах позади. – Он никогда не наденет на меня намордник, потому что понимает…
– Лир, – крикнул хозяин, вразвалку подходя к нам. – Фу.
Ротвейлер рыкнул на прощание и послушно потрусил к хозяину.
– Чуть не попались, – сказал я, вернувшись к Генри.
– Вообще-то нет, – понюхал воздух Генри, – у этой беседы есть мораль. Не наша мораль, конечно, но все же мораль. Похоже, его не затронули спрингеры. И он не такой уж психопат, каким хочет казаться.
– Сомневаюсь, – это был не мой голос. Он принадлежал Джойс, ирландской борзой, с которой мы часто болтали в парке. Она появилась из кустов слева. – Я видела его, парни. Он форменный идиот, вот он кто.
Она стояла перед нами, вся в листве и земле. Хотя ее шерсть была спутанней, чем обычно, она все еще была необычайно красива. Мы уважали Джойс и ценили ее рассуждения. Она знала о парке то, что нам никогда было не узнать самим, многие тайны. И в отличие от других бездомных, которых мы часто встречали, она никогда не пыталась нас пристыдить или принизить наши заботы о Семье.
– В смысле? – спросил я.
– Что ж, я скажу. Я скажу, как на прошлой неделе он грозился убить маленького йоркширского терьера. Терьера, песик правый. Меньше его в сто раз. Он мог заглотить его целиком. Чем грозила эта мелочь такому зверю, парни? Скажите. Бедного терьеришку затерроризировали, простите за каламбур. Да, затерроризировали.
– Так что случилось? – уточнил я, бездумно писая на землю, еще пахшую ротвейлером.
– Ничего. Но только потому, что хозяин ротвейлера велел ему отойти. Говорю вам, если в парке произойдет нападение, вы знаете, куда смотреть…
– Генри!
– Принц!
К нам шли хозяева. Генри, казалось, хотел, чтобы Джойс закончила фразу. Но вместо этого она сказала:
– Я пойду, парни. Увидимся. – И исчезла в завесе кустов, как всегда, когда приближались люди.
– Мы продолжим урок завтра, – сказал Генри, ничуть не задетый всей этой перепалкой с ротвейлером.
– Ладно, – ответил я, когда Адам взял меня за ошейник. – Увидимся.
И по дороге домой я уже думал о следующем уроке. Я вдыхал утренний воздух: выхлопы машин, запахи бумаги, в которую заворачивают картошку-фри, кошачьего дерьма – и пытался осмыслить их. Я вдыхал глубже. Я мог различить Генри, Лира, Джойс – их запахи были еще уловимы в утреннем воздухе. Когда мы завернули за последний угол, я все еще чуял другие парковые запахи. Они остались со мной, крепкие, как никогда. Мерзкие, вонючие. Беличья кровь, человечья рвота и еще какой-то запах. Влажный и тяжелый. Что-то, что я не мог разобрать. И все же мне казалось, что этот непонятный запах и есть ключ.
Эта мысль оставалась со мной весь день.
Если бы я смог понять, я бы смог предсказать будущее.
Я бы смог предотвратить плохие события.
Я бы смог защитить Семью.
ПАКТ ЛАБРАДОРОВ:
Спрингер-спаниели – угроза нашей миссии. Они больше не считают себя хранителями человеческого Семейства, они показали, что готовы сидеть и смотреть, как оно рушится. Более того, крамольная пропаганда, которая поддерживала Восстание спрингеров, теперь влияет и на другие породы.
В частности, вот ключевые аспекты поведения спрингеров, которым следует сопротивляться любой ценой:
– выдирание поводков
– игнорирование сигналов опасности
– злоупотребление добротой и щедростью наших людей-хозяев
– неспособность овладеть собачьим даром тайной дипломатии
Лабрадорам рекомендуется избегать любого контакта с этой породой гедонистов и дебоширов. Если приближается спрингер, отвернитесь от него. Если почуете его запах, пометьте это место сверху.
Лабрадоры никогда не будут терпеть безрассудный спрингеризм.
Мы никогда не ослабнем.
Наш долг восторжествует.
