6
– Та статья, о которой мы говорили, – сказал Бэрон. Билли замер, взявшись за ручку двери. – Там старик Япетус впервые ввел название «архитевтис». Конечно, всегда можно найти переиздание, но оригиналы – они же особенные, верно?
– Он ниспровергал фольклор, – сказал Варди. – Весь текст он фыркает над какой-то сказкой и говорит: «Нет-нет, господа, этому есть рациональное объяснение». Можно сказать, в статье морское чудовище встречается с… – Варди обвел рукой комнату, – этим. Современным миром. – Ударение было насмешливым. – Из небылицы в науку. Конец старого уклада. Верно? – Он отрицательно покачал пальцем. Бэрон снисходительно наблюдал за ним.
– Смерть легенды? – сказал Варди. – Только потому, что он дал ей имя? Он назвал его «ар-хи-тев-тис». Не «большой» кальмар, Билли. Не «огромный» и даже не «гигантский». «Правящий». – Варди моргнул. – Вот это – правит? Вот так Япетус соблюдает Просвещение? Он запихнул кальмара в таксономию, да, но в каком качестве? В качестве гребаного демиурга.
Он был пророком. Знаешь, что он делал в конце лекции? О, он выступал с реквизитом. Он был массовиком-затейником, как Билли Грэм. Выносит банку, а что в ней? Клюв. – Варди пощелкал пальцами. – Гигантского кальмара.
Темнело, надвигалась облачность, словно призванная драмой. Билли смотрел на Варди. Очки он держал в руке, так что Варди слегка расплывался перед глазами. Вообще-то Билли, как теперь вспоминалось, уже слышал эту историю или ее суть: анекдот в лекционной аудитории. Его лекторы, где могли, красуясь за чужой счет, сдабривали истории о теориях своих предшественников. Рассказывали анекдоты о полимате Фарадее; читали душераздирающее письмо Фейнмана его покойной жене; расписывали форс Эдисона; оплакивали мучеников от утопических исследований – Кюри и Богданова. Стинстрап входил в эту лихую компанию.
Варди говорил так, будто без шуток видел выступление Стинстрапа. Будто прямо сейчас смотрел, как Стинстрап достает из банки черную убийственную штуку. Часть левиафана – скорее, орудие чужеродного разума, чем пасть. Консервированное, драгоценное, явленное, как палец святого. Что бы там ни говорил Стинстрап, его банка была ракой.
– Та статья, – сказал Варди. – Это перелом. С определенной точки зрения ради нее стоит нарушить закон. Потому что это священный текст. Это писание.
Билли тряхнул головой. Казалось, будто в ушах звенит.
– Вот за это, – сказал Бэрон, заметно забавляясь, – профессору и платят.
– Наши воры собирали библиотеку, – сказал Варди. – Спорю на хорошие деньги, что за последние месяцы украли тексты Веррилла, Ритчи, Мюррея и другую, ну знаешь, классическую тевтическую литературу.
– Господи, – сказал Билли. – Откуда вы столько знаете? – Варди отмахнулся от вопроса – буквально, рукой, как от насекомого.
– Такая у него работа, – сказал Бэрон. – Из грязи в гуру за сорок восемь часов.
– Не будем обо мне, – сказал Варди.
– Итак, – сказал Билли. – Вы думаете, что секта украла книжку, забрала спрута и убила этого парня? И теперь им нужен я?
– Я разве это говорил? – сказал Варди. – Я не могу быть уверен, что эти спрутисты вообще что-то делали. Если честно, что-то не складывается.
На этом Билли театрально и грустно рассмеялся.
– Серьезно? – сказал он. Но Варди не обратил внимания и продолжил:
– Но это как-то с ними связано.
– Да ладно, – сказал Билли. – Это же бред сивой кобылы! – воскликнул он. – Религия вокруг спрута?
Комната стала казаться ловушкой. Бэрон и Варди наблюдали за ним.
– Брось, – сказал Варди. – Верить можно во что угодно. Поклонению доступно все.
– Или скажешь, все это – совпадение? – спросил Бэрон.
– Спрут сам по себе взял и пропал, правильно? – спросил Варди.
– И никто за тобой не следил, – сказал Бэрон. – И никто ничего не делал с бедолагой внизу. Самоубийство с помощью спирта.
– А ты, – сказал Варди, глядя на Билли, – не чувствуешь, что с миром прямо сейчас будет что-то не то. Но ведь чувствуешь, да? Я же вижу. Тебе интересно нас выслушать.
Молчание.
– Как они это сделали? – спросил Билли.
– Иногда не стоит зацикливаться на «как», – сказал Бэрон. – Иногда происходит то, чего происходить не должно, но это не должно отвлекать. А вот с «зачем» разобраться можно.
Варди подошел к окну. Встал на фоне света – темный силуэт. Билли не видел, смотрит на него Варди или нет.
– Вечно фимиам в глаза, – сказал Варди из невидимости. – Вечно высокодуховность. Может быть, они и хотят… отринуть все мирское. – Помпезность выражения раскатилась по комнате. – Но все же для подобных сект главное – ритуалы и иконы. В этом суть. Не у многих культов была собственная реформация. – Он вышел из сияния окна. – А если была – добро пожаловать, лопухи, в игру по-взрослому, вот вам Тридентский собор – и старый уклад больно огрызается. Как тут обойтись без святынь? – Он покачал головой.
Билли мерил шагами пол между плакатами, дешевыми картинами и досками с записками незнакомых ему коллег.
– Если поклоняешься этому животному… Скажем проще, – продолжил Варди, – вы, ваш Центр Дарвина… – Здесь Билли не понял его насмешки. – Ты и твои коллеги, Билли, вы выставляете Бога на обозрение. Ну какой же фанатик его не освободит? Вот он лежит, замаринованный. Их хватающий и трогательный бог-охотник. Можешь представить, как он обыгрывается в псалмах. Как описан их бог.
– Так, – сказал Билли. – Так, знаете что? Мне реально нужно выйти.
Варди как будто цитировал:
– «Он движется во тьме, в ее чернила чернила свои изливая». Что-то в этом роде. Скажем, «черное облако в черной воде». Вот тебе коан, Билли. Это тактильный бог, у которого щупальцев столько же, сколько у нас – пальцев, и это совпадение? Потому что вот так, – добавил он уже будничным голосом, – это все и работает, понимаешь?
Бэрон поманил Билли к двери.
– Будут у них стихи и о его пасти, – сказал позади Варди. – «Сокрушительный зев птицы небесной в пучинах темных вод». – Он пожал плечами: – Что-то в этом роде. Ты настроен скептично? Напротив, это идеальный бог, Билли. Это самый, чтоб его, отборный, идеальный, чистый, подходящий бог для сегодняшнего дня, для этого момента. Потому что он ни хрена не похож на нас. Чужеродный. А в того старого бородатого самодура все равно верилось с трудом, да?
– Ты-то верил, чертов лицемер, – жизнерадостно сказал Бэрон. Билли вышел за ним в коридор.
– Они превозносят его, – следовал за ними Варди. – Они обязаны спасти его от поругания в виде вашего, как я подозреваю, легкомысленного отношения. Спорим, у вас и прозвище для него есть? – Он склонил голову. – Спорим, это прозвище – «Арчи». Вижу, что прав. Теперь ответь: какой верующий может это допустить?
Они петляли по музейным коридорам, и Билли понятия не имел, куда они направляются. Он чувствовал себя не от мира сего. Будто его здесь не было. Все коридоры обезлюдели. За ним смыкались темнота и дебри музея.
– Как вы?.. Чем вы занимаетесь? – спросил он Варди, пока тот переводил дыхание посреди очередной мысли. «Как это вообще назвать?» – думал Билли. Эту реконструкционную рекогносцировку, берсеркский сплайсинг мемов, когда сперва видишь на пустом месте паттерны, потом связь, потом причины и следствия, а потом раскольнический смысл.
Варди даже улыбнулся.
– Паранойя, – ответил он. – Теология.
Они дошли до выхода, которым Билли никогда не пользовался, и он отдернулся от прохлады улицы. День неистовствовал: корчились на ветру деревья, облака неслись, словно опаздывали на важную встречу. Билли сел на каменные ступеньки.
– Значит, парень в подвале… – сказал он.
– Мы еще не знаем, – сказал Варди. – Попался под руку. Раскольник, охранник, жертвоприношение, что-то такое. В данный момент я говорю об общей картине.
– Все это тебя не касалось бы, – сказал Бэрон. Он, держа руки в карманах, адресовал реплики одному из каменных животных на стенах здания. Воздух обволакивал волосы и одежду Билли. – Тебе бы не пришлось из-за этого волноваться. Но вот какая штука. После Парнелла в автобусе, после подобного внимания кажется, что они по какой-то причине… заметили вас, мистер Хэрроу.
Он поймал взгляд Билли. Том передернулся. Бросил взгляд на территорию, на улицу за воротами, на колышущуюся растительную жизнь. Порывами двигался мусор, полз по мостовой, как придонные гады.
– Ты участник заговора, из-за которого их бог оказался в плену, – сказал Варди. – Но это еще не все. Ты специалист по кальмарам, Билли. Похоже, ты кого-то заинтересовал. Теперь ты представляешь для них интерес.
Он встал между Билли и ветром.
– Это ты обнаружил, что кальмар пропал, – сказал он. – Ты его туда изначально и поставил. Это у твоих пальчиков всегда была особая сноровка для моллюсков. – Он пошевелил пальцами. – А теперь ты нашел мертвеца. Что же удивительного, что они заинтересовались?
– Ты чувствовал… что что-то происходит, – сказал Бэрон. – Согласишься?
– Что со мной творится? – сумел спокойно выговорить Билли.
– Не волнуйся, Билли Хэрроу. Это прозорливость, а не паранойя, – то, что ты чувствовал. – Бэрон поворачивался, окидывая взглядом лондонскую панораму, и куда бы он ни смотрел, когда бы ни останавливался глазами на каком-нибудь черном пятачке, Билли тоже смотрел туда. – В мире действительно что-то не так. И это что-то заметило тебя. Не самое лучшее положение. – Билли сидел на обозрении мира, как крошечная добыча.
– Что вы хотите? – спросил Билли. – В смысле, узнать, кто убил этого парня, да? А со мной что будет? И вы вернете спрута?
– Таковы наши намерения, да, – сказал Бэрон. – В конце концов, секты и ограбления – в нашей юрисдикции. А теперь и убийство. Да. И твоя безопасность, скажем так, для нас немаловажна.
– Чего они хотят? При чем тут Дейн? – спросил Билли. – И вы же какие-то тайные охотники на секты, да? Тогда зачем вы мне все это рассказываете?
– Знаю-знаю, ты чувствуешь себя уязвимым, – сказал Бэрон. – Словно у всех на виду. Есть способы тебе помочь. А ты поможешь нам.
– Нравится тебе или нет, ты уже в этом участвуешь, – сказал Варди.
– У нас есть одна мыслишка, – сказал Бэрон. – Уйдем с холода. Поболтаем в Центре Дарвина. Обсудим предложение на повестке, и ты кое с кем встретишься.