Кракен

15

Коллингсвуд, на которой висели подобные задачи, потратила пару часов на разговоры об эзотерике материальной науки с женщиной, которая называла себя «полезным активом». Женщина скинула по имейлу список имен – исследователей и аферистов. «Но там все постоянно меняется, – предупредила она. – Не могу поручиться ни за кого конкретно».

– Я обзвонила первую парочку, начальник, – сказала Коллингсвуд, – но по телефону точно не поймешь, понимаешь? Кое-кто накидал еще имен. Сомневаюсь, что кто-то из них понял, о чем я говорила. Надо встречаться лицом к лицу. Точно хочешь пойти? И так, что ли, заняться нечем? – Она редко могла заглянуть в мозг Бэрона, но чего еще ждать: только у неопытных и неумелых мысли разбегались повсюду, обильно и бестолково.

– Разумеется, – сказал Бэрон. – Но для того и придумали мобильные, верно? А это наша лучшая зацепка.

Они проложили по Лондону зигзаг: Бэрон – в штатском, Коллингсвуд – в своей полумаскарадной форме, чем надеялась застать информаторов врасплох и вывести на чистую воду сотрудничества. В списке оказалось не так много имен – сворачивание и весомантика были тайной из тайн, нехожеными путями-дорожками для фанатов. Бэрон и Коллингсвуд заходили в офисы, общественные колледжи, задние комнаты магазинов на главных улицах. «Мы можем поговорить наедине?» – говорил Бэрон, или Коллингсвуд начинала сразу с «Ты знаешь, как сделать из здоровой хрени маленькую?».

Одно имя в списке принадлежало учителю физики.

– Ну что, босс, порадуем детишек? – сказала Коллингсвуд и прошла прямо перед учениками, глядевшими из-за горелок Бунзена. – Джордж Карр? – сказала Коллингсвуд. – Ты знаешь, как сделать из здоровой хрени маленькую?

– Что, довольны собой? – спросил Карр. Они прогуливались по детской площадке. – Что такое, какой-нибудь учитель физики сказал, что из вас ничего не выйдет?

– Не, – сказала она. – Они все знали, что из меня выйдет ого-го что.

– Какого черта отделу культов понадобилось от меня?

– Мы просто проверяем зацепки, сэр, – ответил Бэрон.

– Не торгуешь мастерством? – спросила Коллингсвуд. – Скукоживание напрокат?

– Нет. Я не очень хорош и не очень заинтересован. Пользуюсь в быту.

– Это для чего?

– Поедемте как-нибудь со мной в отпуск, – сказал он. – Одежда на три недели в одной наплечной сумке.

– Можно взять с собой собаку? – спросил Бэрон.

– Что? Нет, конечно. Сжатие таких сложностей мне не по плечу. Может, туда и засуну, но на выходе Барбос уже не побежит за палками на пляже.

– Но это возможно.

– Конечно. Кое-кто умеет. – Он погладил щетину. – Кто-нибудь называл вам Андерса?

Бэрон и Коллингсвуд переглянулись.

– Андерс? – повторил Бэрон.

– Андерс Хупер. У него магазин в Челси. Забавное нишевое местечко. Он очень хорош.

– И почему мы о нем не слышали? – спросил Бэрон, помахивая списком.

– Потому что он только-только начал. Профессионально занимается этим где-то год. Вот он – и хорош, и правильно настроен, чтобы делать это за барыши.

– А ты откуда о нем услышал? – спросила Коллингсвуд.

Карр улыбнулся:

– Это я его всему научил. Скажите, мистер Мияги передавал привет.

Магазин Хупера делил помещение в террасе с кондитерской, магазином книжек в дорогу, флористом. Назывался он «Японутый!». С витрин с мангашным энтузиазмом таращились персонажи по соседству с наборами роботов и всякими нунчаками. Внутри треть маленького полочного пространства занимали книги по философии, математике и оригами. Стопки книг со схемами складывания. Невероятные образцы – динозавры, рыбки, бутылки Клейна, геометрические хитросплетения – все из единого неразрезанного листа.

– Ну ладно, – сказала Коллингсвуд. Улыбнулась с уважением: – Ну ладно, это зашибенно.

Из задних помещений вышел молодой человек.

– Доброе утро, – сказал он. Андерс Хупер оказался высоким человеком смешанной расы в футболке с «Гандамом». – Чем могу… – он осекся при виде формы Коллингсвуд, – помочь?

– Кое-чем можешь, – сказала она. – Торговля нормально идет, не разоряешься?

– Кто вы?

– Отвечайте на вопрос, мистер Хупер, – сказал Бэрон.

– Конечно. К аниме большой интерес. Мы в числе лучших поставщиков…

– Всю эту хрень можно и в Интернете купить, – сказала Коллингсвуд. – И люди сюда приходят?

– Конечно. Их…

– А как насчет твоих хреногами? – спросила она. Он моргнул:

– А что с ними? Это, конечно, более специализированный товар… – Он держал разум туманным, но «что они знают?» Коллингсвуд из него подцепила – словно объявление после сигнала.

– И специалист у нас ты, да? Блин, мы в долбаном Челси. Как ты аренду оплачиваешь? Мы тут говорили с мистером Карром. Привет, кстати, передает. Он нам рассказал, ты складываешь всякое на заказ. Особая работа. Есть такое, Андерс?

Он облокотился на стойку. Перевел взгляд с Бэрона на Коллингсвуд. Посмотрел по сторонам, словно кто-нибудь мог подслушивать.

– Что вы хотите знать? – спросил он. – Я не делал ничего незаконного.

– Никто и не говорит, что делал, – ответила Коллингсвуд. – Но кто-то, блин, сделал. Зачем ты этим занимаешься?

– Из-за минимизации, – сказал Андерс. – Суть не просто в том, чтобы давить, чтобы упихивать. Тут роль играет топография. Люди вроде Карра – со всем уважением, все-таки он меня в это и втянул, – но, в общем, они как бы… – Андерс помял руками воздух. – Они заталкивают. Набивают чемодан.

– Более-менее так он и сказал, – ответил Бэрон.

– Если это вам и надо – ну, знаете, тогда все нормально. Но… – Его руки попытались что-то описать. – В планургии вы пытаетесь поместить предметы в другие пространства, понимаете? Реальные предметы, с углами, поверхностями и всем таким. В случае оригами вы имеете дело со сплошной поверхностью. Резать нельзя, понимаете? Суть в том, что потом все можно разложить обратно. Я понятно объясняю?

– И тебя никак не смущает, что эти вещи, ну знаешь, твердые, – сказала Коллингсвуд.

– Не настолько, как можно подумать. В оригами в последние годы произошла целая революция… Что?

Коллингсвуд умирала со смеху. Бэрон присоединился. Через пару секунд Андерсу хватило приличий хихикнуть.

– Ну, простите, – сказал он, – но правда же. Помогли компьютеры. Мы живем в эру – так, ладно, это вам тоже понравится, – экстремального оригами. Роль играет математика. – он посмотрел на Коллингсвуд. – Вот что у вас за традиция?

– Традиции – для позеров, – сказала она. Он рассмеялся:

– Как скажете. Когда привлекаешь матаномалику, учитываешь визуальные числа, все такое… Вам это о чем-нибудь говорит?

– Ты давай по делу уже.

– Простите. Я к тому, что есть способы… – Он наклонился над кассой и зажал маленький цифровой дисплей между большим и указательным пальцами. И сложил.

Коллингсвуд смотрела, как лихо получается. Андерс снова и снова переворачивал кассу, подтыкал под клавиатуру. Мягко сложил гармошкой. Громоздкая штука проваливалась в себя по сгибам, разные аспекты слитных поверхностей проскальзывали друг за друга, словно видишь их с разных точек одновременно. Андерс складывал, и через полторы минуты на стойке, – все еще подключенный к проводу (теперь ускользнувшему в невозможную складку, ведущую во внутренности), – стоял японский журавлик, который можно было поставить на ладонь. Внешняя поверхность одного крыла птицы была уголком дисплея, второго – передом ящика с деньгами. Шейка – расплющенный клин клавиатуры.

– Если потянуть вот тут, будет хлопать крыльями, – сказал Андерс.

– Круто, – ответила Коллингсвуд. – И не сломал?

– В этом и суть. – Он манипулировал краями, развернул обратно к оригинальному виду. Нажал на кнопку – раздался писк, и ящик открылся с тихим кассовым звоном.

– Неплохо, – сказал Бэрон. – Значит, подрабатываете тем, что складываете птичек из касс.

– О да, – не моргнув и глазом, отшутился Андерс. – Очень прибыльно.

– Но весят они столько же?

– Есть способ складывать как бы, можно сказать, в забываемое пространство, чтобы мир не замечал веса, пока не развернешь.

– И сколько бы вы взяли, – сказал Бэрон, – скажем, за то, чтобы сложить человека? В посылку? Которую можно отправить?

– А. Что ж. У человека много поверхностей, надо брать в расчет все. Многовато складок. Так вот в чем дело? В парне, который хотел приколоть друга?

Коллингсвуд и Бэрон уставились на него.

– Это какой-такой парень? – сказал Бэрон.

– Блин, а что-то случилось? Мужик разыгрывал приятеля. Попросил меня сложить его вместе с сыном, как книгу. Заплатил дополнительно за доставку. Сказал, что не доверяет почте. Я говорю «сказал», хотя сам сто лет доходил, что он несет, такая у него манера речи. Добраться туда было отдельным гемором, но это стоило того…

– Куда добраться? – спросил Бэрон. Андерс назвал адрес Билли.

– А что случилось? – спросил он.

– Расскажите об этом человеке все, что можете, – сказал Бэрон. Поднял блокнот. Коллингсвуд развела руки, пытаясь нащупать осадок в помещении. – И что значит, – спросил Бэрон, – «его сын»?

– Ну, у мужика, – сказал Андерс. – Который попросил его сложить. У него был пацан. Его мальчик. – Он моргнул под взглядами Бэрона и Коллингсвуд.

– Опиши их, – прошептал Бэрон.

– Мужику под пятьдесят. Длинные волосы. Попахивал, если честно. Дымом. Я даже удивился, что он смог расплатиться, заказ недешевый. А его сын был… как бы не от мира сего. – Андерс постучал по голове. – Ни слова не сказал… Что? Да что? Господи, что случилось-то?

Бэрон отступил и уронил руки по бокам, болтая блокнотом. Коллингсвуд выпрямилась, раскрыв рот и глаза. Лица у них побелели одновременно.

– Ох ты бля, – прошептала Коллингсвуд.

– Господи боже, и никаких, никаких звоночков не услышал? – спросил Бэрон. – Ни на чертову секунду не задумался, с кем имеешь дело?

– Я вообще не понимаю, о чем речь!

– Он ни хренашеньки не знает, – сказала Коллингсвуд. Ее голос надтреснул. – Этот сраный новичок вообще не рубит. Потому они сюда и пришли. Потому что он новенький. Вот с какой радости ему дали заказ – он зеленый. Они знали, что он не врубается, с кем, сука, имеет дело.

– Да с кем я имел дело? – истошно спросил Андерс. – Что я сделал-то?

– Это они, – сказала Коллингсвуд. – Это же они, да, начальник?

– О боже пресвятый! Очень похоже. Господи, очень и очень похоже. – Они задрожали во внезапно похолодевшей комнате.

– Это Госс и Сабби, – прошептала Коллингсвуд.

Отсылка к фильму «Карате-пацан».

Терраса – британское название блокированной застройки, при которой малоэтажные дома стоят стена к стене и занимают целую сторону улицы.