Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
17
Мардж всегда понимала: если свяжешься с Леоном, то с каким-то поведением придется мириться. Это не так уж плохо – дает пространство для собственного поведения, удовольствий, которые с предыдущими любовниками провоцировали всяческие обиды и размолвки.
Например, Мардж не чувствовала угрызений совести, отменяя вечернюю встречу, если работала над произведением и работа спорилась. «Прости, милый, – говорила она не раз, сгибаясь над обшарпанным видеооборудованием, найденным на помойках и eBay. – У меня дела. Перенесем?»
Когда Леон поступал так же, то, даже если это ее раздражало, часто приходило и удовлетворение – со знанием, что в этом отношении они всегда сочтутся. По тем же причинам – а когда они стали встречаться, она сама не имела намерений переходить к моногамной жизни, – приносили облегчение его собственные нерегулярные сексуальные связи вне их отношений (в основном совершенно очевидные).
Отсутствие вестей от Леона два, три, пять дней, по неделе за раз как таковое ее не очень беспокоило. Это ерунда – не больше чем отмена встречи в последнюю минуту. Но от чего она занервничала, задумалась, так от того, что у них были конкретные планы – они собирались устроить марафон бондианы, потому что «это же угар», – и он не позвонил насчет переноса. Просто написал какую-то чушь – что само по себе обычное дело – и не пришел. А теперь игнорировал ее сообщения.
Она писала ему на телефон, писала на имейл. «Ты где? – спрашивала она. – Скажи, а то буду волноваться. Звони пиши шли почтовых голубей – на свой вкус хохо».
Мардж удалила последнее сообщение, которое прислал Леон, решив, что это какая-то пьяная глупость. Конечно, теперь она об этом жалела до глубины души. Там было что-то вроде «билли говорит есть культ спрутов».
– Отцы, матери и безучастные тетушки и дядюшки в стылой тьме, мы молим вас.
– Мы молим вас, – бормотала паства в ответ на фразы тевтекса Мура.
– Мы есмь ваши клетки и синапсы, ваша добыча и ваши паразиты.
– Паразиты.
– И ежели вы радеете о нас, того мы не ведаем.
– Не ведаем.
Билли сидел в конце церкви. Он не вставал и не садился одновременно с маленькой конгрегацией, не мямлил бессмысленные фонемы, вежливо отставая от их слов. Он смотрел. В зале было меньше двадцати человек. В основном белые, но не все, в основном в недорогой одежде, в основном среднего возраста и старше, не считая странный демографический сбой – сидевших в одном ряду четверых-пятерых молодых людей грубоватого вида, мрачных, набожных и смирных.
Дейн стоял, как алтарный служка-переросток. Глаза закрыты, губы двигались. Свет притушили, повсюду распластались тени.
Тевтекс вел службу, его слова сменяли языки с английского на латынь, с латыни на псевдолатынь, на что-то вроде греческого, на странные скользкие слоги – возможно, сны о затонувших языках или вымышленный лепет стай спрутов, Атлантиды, Гипербореи, мнимый язык Р’Льеха. Билли ожидал экстазов, отчаянной глоссолалии, фанатичного шлепанья языками как щупальцами, но этот пыл – а это был именно он, Билли видел по слезам и заломленным рукам верующих, – оказался сдержанным. Секта воспринималась скорее проповеднической, не харизматической – англокатолицизм от моллюскопоклонства.
Такая маленькая группка. Где же остальные? Сам зал, сами скамьи могли вместить трижды больше людей. Это пространство всегда задумывалось на вырост – или религия в упадке?
– Дотянитесь, чтобы объять нас, – сказал Мур, и паства сказала: «Объять нас», – и изобразила жест пальцами.
– Мы знаем, – начал тевтекс проповедь. – Мы знаем: се есть странные времена. Кто-то скажет, что это конец. – Он пренебрежительно повел рукой. – Я прошу вас иметь веру. Не страшиться. «Как он мог сгинуть? – вопрошали у меня люди. – Почему боги не вмешались?» Помните о двух вещах. Боги нам ничего не должны. Не потому мы им молимся. Мы молимся потому, что они боги. Се их вселенная – не наша. Им угодно поступать, как им угодно, и не нам знать почему.
«Господи, – подумал Билли, – ну и мрачная же теология». Удивительно, что хоть кто-то сюда приходит, раз здесь нет эмоционального quid pro quo в плане надежды. Так Билли думал – но видел он в зале отнюдь не нигилизм. Он видел надежду, что бы там ни говорил тевтекс; и он, тевтекс, думал Билли, тоже по-своему надеется. Доктрина не такая уж и доктрина.
– И второе, – сказал Мур. – Помните о движении, не похожем на движение.
Здесь среди прихожан прошел маленький фриссон.
Ни причастия, ни какого-нибудь преломления – чего, священных кальмаров? Только нестройный и неуклюжий бессловесный гимн, немая молитва, – и верующие разошлись. На выходе они бросали на Билли странные и просящие взгляды. Молодые люди казались чуть ли не голодными и в глаза смотрели нервно.
Подошли Дейн и Мур.
– Итак, – сказал тевтекс. – Это твоя первая служба.
– Что это была за белка? – спросил Билли.
– Фрилансер, – ответил Дейн.
– Что? И что она делает на фрилансе?
– Она фамильяр.
Фамильяр.
– Не смотри так. Фамильяр. Не делай вид, будто впервые слышишь.
Билли подумал о черных кошках.
– Где она теперь?
– Не знаю и знать не хочу. Она свое отработала. – Дейн на него не смотрел. – Дело сделано. И она ушла.
– Чем ты платил?
– Орехами, Билли. А чем я еще, по-твоему, должен платить белке? – Лицо Дейна было таким непрошибаемым, что Билли не мог понять, правду он слышит или насмешку. Добро пожаловать на новый рабочий рынок. Волшебным животным чем-нибудь платят – вон, орехами какими-нибудь. Билли пригляделся к картинам и книгам в темно-серых личных покоях Мура.
– Бэрон… – начал Билли.
– О, Бэрона мы знаем, – сказал Дейн. – И его дружков.
– Он рассказал о краже некоторых книг.
– Они в библиотеке, – сказал тевтекс. Он наливал чай. – Нельзя убедить мир ксерокопией.
Билли кивнул, будто услышал что-то разумное. Повернулся к Муру:
– Что происходит? – спросил он. – Чего хотел этот… человек? И почему вы держите меня в плену?
Мур ответил озадаченным взглядом:
– В плену? А куда ты хочешь отправиться?
Повисла тишина.
– Я ухожу, – сказал Билли, а потом очень быстро добавил: – Что этот… Госс… сделал с Леоном?
– Ты не очень оскорбишься, если я скажу, что не верю? – спросил Мур. – Что ты хочешь уйти? Я в этом не уверен. – Он встретил взгляд Билли. – Что ты видел? – Билли чуть не отшатнулся от рвения в его голосе. – Вчера ночью? Что тебе снилось? Ты даже не знаешь, почему ты в опасности, Билли. И если ты отправишься к Бэрону и Варди, лучше не станет.
– Я знаю, что они о нас говорили, – здесь Мур только что не подмигнул – этакий добродушный викарий. – Но, знаешь ли, эта маленькая банда охотников на верующих под названием «полиция» тебе не поможет. Теперь ты в поле зрения Тату.
– Подумай о Тату, – сказал Дейн. – О том лице. Лице того человека на чужой спине. Что будешь делать с этим, Билли? – После паузы Дейн добавил: – Что будет с этим делать твоя полиция?
– И дело даже не только в этом, – сказал Мур. – Будто этого мало. Я знаю, что это все немного… Что ж. Но дело даже не в Тату. Внезапно впервые с каких-то давних времен все согласились, что конец света не за горами. Ну и ничего необычного, скажешь ты, и будешь прав – не считая того, что согласились действительно все. Для тебя здесь есть… следствия. Тебе нужна сила. Позволь сказать. Мы – паства Бога-Кракена. И это наш час.
Они объяснили.
Лондон полон богов-раскольников.
Почему? Ну, где-то им жить надо. Городская жизнь после смерти. Почему нет?
Конечно, они везде, эти боги. Теургическая зараза – те, кому поклонялись когда-то или поклоняются втайне и в наши дни; те, кому поклоняются понемногу; те, кого боятся и ненавидят – мелочные божки: они повсюду кишат гребаным кишмя. Не сосчитать небожительских экосистем – ведь нет ни единого места, где не порождается трепет, коим они кормятся. Но только потому, что тараканы везде, еще не значит, что тараканов нет, скажем, конкретно на нью-йоркской кухне. И только потому, что ангелы берегут свои древние уголки, а у каждого камня, сигаретной пачки, тора и города есть собственные боги, это еще не значит, что в Лондоне нет ничего особенного.
Улицы Лондона – каменные синапсы, настроенные на поклонение. Пройди по Тутинг-Бек в правильную или неправильную сторону – и кого-нибудь да призовешь. Может, тебе и неинтересны боги Лондона, но ты интересен им.
А где боги, там и фишки, и деньги, и рэкет. Праведные убийцы из «домов на полпути», оружейные фермеры и самонареченные разбойники. Город ученых, мошенников, ведьм, Пап и злодеев. Криминархов вроде Тату – преступных королей. Тату ходил с Крэями – еще до того, как стал Тату, но и тогда никто не оставлял двери незапертыми. Никто не помнил, как его звали; это побочный эффект того, что с ним случилось. Какое бы скверное чудо ни заточило его в кожу, оно избавилось как от тела, так и от имени. Все знали, что раньше знали, как его зовут, – включая его самого, – но имени никто не помнил.
– Тот, кто его так приложил, был хорош, – сказал Дейн. – Вот когда он был здесь, старый Гриз, жилось намного лучше. Я был накоротке с некоторыми его ребятами.
Существовала многомерная сеть географии, экономики, обязанностей и наказаний. Преступность перехлестывалась с верой («Нисденом заправляют Ублюдки Дхармы», – сказал Дейн), хотя многие из партизанских авантюристов были мирянами, агностиками, атеистами или экуменическими филистимлянами. Но в целом ландшафт определяла вера.
– Кто такие Госс и Сабби? – спросил Билли. Он настороженно сидел между собеседниками, переводя взгляд с одного на другого. Дейн опустил глаза на свои большие кулаки. Мур вздохнул.
– Госс и Сабби, – сказал он.
– Что у них за?.. – спросил Билли.
– Все, что только приходит в голову.
– Зло, – сказал Дейн. – Госс торгует своим злом.
– Почему он убил того парня? В подвале? – спросил Билли.
– Консервированный человек? – сказал тевтекс. – Если только это их рук дело.
– Этот Тату думал, будто кальмара украл я, – сказал Билли.
– Потому он на тебя и охотится, – ответил Дейн. – Видишь? Потому я и приставил к тебе того фамильяра.
– Ты его консервировал, Билли. Ты же открыл дверь и обнаружил пропажу. – Мур показал на Билли. – Неудивительно, что ты нужен Бэрону. Неудивительно, что ты нужен Тату, и неудивительно, что мы наблюдали.
– Но он же понял, что я не крал, – возразил Билли. – Он сам сказал, что я ни при чем.
– Да, – сказал Дейн. – Но потом-то тебя спас я.
– Мы тебя выручили, так что мы с тобой союзники, – сказал Мур. – Так что теперь ты стал его врагом.
– Ты под нашей защитой, – сказал Дейн. – И поэтому тебе нужна наша защита.
– Как вы вынесли архитевтиса? – спросил наконец Билли.
– Это не мы, – ответил Мур тихо.
– Что? – Но это же реликвия. Они бы наверняка за нее сражались – как римские фанатики сражались бы за плащаницу, а ярый буддист спасал бы украденную сутру. – Тогда кто?
– Ну, – сказал Мур, – что ж, слушай. – Вселенную можно убедить, что какое-то действие логично. Это и называется фишковать. – Билли моргнул из-за резкого выверта темы, из-за непривычной глаголизации слова. – Пользуешься всем, чем можешь.
– Щелк, – сказал Дейн. Щелкнул пальцами, и в воздухе там, где только что было соударение, со звуком загорелось флуоресцентное сияньице. Билли уставился на него и понял, что это не просто фокус. – Это только кожа и рука.
– Пользуешься чем можешь, – сказал Мур, – и некоторые могут больше других.
Билли осознал, что Дейн и священник на самом деле не меняют тему.
– То есть гигантский кальмар… – Билли затих, но продолжал думать: «Могущественный талисман, большой калибр, реальная тема. Это волшебство, вот что это. Для фишкования». – Вот почему его украли. Вот почему он нужен татуировке. Но это же безумие, – добавил он. Не мог удержаться. – Это безумие.
– Знаю-знаю, – сказал Мур. – Ох уж эти сбрендившие верования, а? Наверняка это какая-нибудь метафора, да? Наверняка это значит что-нибудь еще? – покачал головой. – Какая невежественная чушь. А что, если конфессия – что есть, то и есть? И значит ровно то, что значит?
– Хватит искать логику, просто послушай, – сказал Дейн.
– И что, – сказал Мур, – если главная причина, почему конфессии настолько живучи, в том, что они совершенно точны? – Он подождал, и Билли ничего не сказал. – Все это совершенно реально. Тату хочет это тело, Билли, чтобы сделать что-нибудь самому – или чтобы не дать что-нибудь сделать кому-то другому. У всего есть своя сила, Билли, – говорил Мур с напором. – «На пути в глубину много течений» – так мы говорим. Но некоторые – глубже, быстрее остальных. Некоторые – правильные. – Он улыбнулся не так, как улыбаются при шутке.
– Что можно сделать со спрутом? – спросил Билли.
– Что бы это ни было, – сказал Дейн, – я против.
– А что нельзя? – спросил Мур. – А что невозможно? С подобной святыней.
– Вот почему нужно отправляться, – сказал Дейн. – Найти его.
– Дейн, – сказал Мур.
– Это наш долг, – сказал Дейн.
– Дейн, понимание ситуации необходимо, да, – сказал Мур. – Но нам нужно иметь веру.
– А что продемонстрирует веру больше, чем отправиться за ним? – спросил Дейн. – Ты же понял, что происходит? – обратился он к Билли. – Как все это опасно? Ты нужен Тату, и у кого-то сейчас кракен. Это бог, Билли. И мы не знаем, у кого или зачем.
«Бог», думал Билли. У вора сейчас выбеленная масса резиновой вони в формалине. Но Билли уже знал, что истины не истинны.
– Бог может позаботиться о себе, – сказал Мур Дейну. – Ты знаешь, что что-то происходит, Билли. Знаешь уже давно.
– Я видел, как ты это чувствуешь, – сказал Дейн. – Я видел, как ты смотришь в небо.
– Это конец, – сказал Мур. – И несет его наш бог, и он не в наших руках. И это неправильно. – Он растопырил пальцы в нелепом религиозном знамении. – Вот почему ты здесь, Билли. Ты знаешь то, чего даже не знаешь, – сказал он. От его пыла у Билли побежали мурашки. – Ты трудился над его святой плотью.
