Вилы

Иго работы

Строителями заводов были бессловесные рекруты и каторжники. Часто власти направляли на стройки изловленных раскольников. Потом многие староверы оставались при доменных печах и превращались в мастеровых. Так на горные заводы пробирался раскольничий культ работы.

Но мастеровых было немного. Жили они вполне сносно, не грызли от голода деревянные ложки: начальство ценило профессионалов. Однако заводам требовалась уйма внезаводской работы: ломать руду, рубить лес, выжигать уголь, возить грузы. Кто будет этим заниматься? Квалифицированные рабочие? Нецелесообразно. Значит, крестьяне.

С самого рождения горных заводов на Урале появилась система «приписки». К каждому заводу начальство приписывало несколько десятков деревень, жители которых вместо барщины должны были отработать для завода определённое количество дней. То есть, пахарь бросал поле, чтобы полгода махать топором на лесосеке или кайлом в руднике. Свои тощие пашни Уралу были не нужны.

Заводы XVIII века решали проблемы за счёт крестьян, как индустриализация XX века решала проблемы за счёт коллективизации села. И на горнозаводском рабочем Урале острее всего стоял «крестьянский вопрос». Кто будет сеять и жать? Откуда взяться урожаю, если хозяина угнали на завод? И что хозяин будет есть, когда вернётся в свою избу к пустым сусекам? Из-за приписки деревня начинала люто ненавидеть завод.

Первый же опыт приписки дал первый же крестьянский бунт. В 1703 году в городе Кунгур воевода послал местных крестьян копать руду на речку Бым. Мужики похватали вилы, оседлали лошадёнок с копытами, расшлёпанными в бороздах, и по дремучим травам июля помчались на город. Бревенчатый кремль Кунгура поспешно затворил ворота. Из башен по смутьянам ударили пищали. Но мужики не отступили, поклявшись всех приказных «убить до смерти». Две недели Кунгур стоял в осаде. Сотник пытался вывести городовых казаков на схватку в поле, но лапотники дрались как черти. Крестьянин Ершов косой подсёк ноги двух казачьих коней, зарезал одного казака, поранил другого – и упал под ударом сабли. Казаки убежали обратно в кремль и сидели там, пока из Верхотурья гонец не привёз в Кунгур бумагу, которая отменила все крестьянские работы для заводов.

Но такое было исключением. Власть подготовилась основательнее и наглухо загнала крестьян в ярмо приписки. Десятки тысяч уральских мужиков оказались в рабстве у доменных печей и заводских управителей.

Власть понимала, что миром всё это не кончится. В 1762 году император Пётр III манифестом отменил приписку. А государыня Екатерина отменила Петра III, и приписка вернулась в прежнем виде. Однако крестьяне запомнили доброго царя. Бумагу с манифестом мужики прятали в красном углу за иконами. Когда появится Пугачёв, воскресший Пётр Фёдорыч, крестьяне поднимутся ему на подмогу.

Для рабочих труд являлся эквивалентом качества жизни. Если втрое больше наломать руды, то металла выплавишь в три раза больше и получишь тройной заработок. А для крестьян труд был традицией, и увеличение труда не имело смысла. Можно трижды вспахать поле, но с него не снять три урожая

В пугачёвщину на горных заводах бунтовали многие, но сжигали заводы не местные рабочие, а приписные крестьяне. Рабочий не желал разорения своему заводу, как крестьянин не желает гибели своему коню. И кое-где мастеровые выходили на защиту заводов.

Приписные крестьяне были земледельцами, и они вняли призыву земледельцев-казаков. Пугачёвский передел России на казачий лад был ясен и прекрасен для тех, кто кормится от земли. Григорий Туманов, пугачёвский трибун, в Челябинске гремел крестьянским глаголом: «Господь наш Иисус Христос соизволяет своим промыслом избавить от ига работы!» «Иго работы» – это не святое земледелие, а работа для заводов. Приписка.

Мятежный кунгурский июль 1703 года – только начало бешеной столетней борьбы крестьян за право быть крестьянами, за свою идентичность. Пугачёвщина превратила эту борьбу в гражданскую войну. Но крестьянский обух не перешиб ствол заводского молота. «Иго работы» царь снял с мужика только в 1804 году.