Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
10
Свернув на Редвуд Авеню, Кики принялась собирать улики: на чем приехали, как выглядит дом, что растет в саду. Надвигались сумерки, но фонари еще не зажглись. Она не смогла рассмотреть кашпо, которые висели, как кадила, по сторонам круговой галереи, и это расстроило ее. Кики почти подошла к калитке, как вдруг различила долговязую фигуру женщины, сидящей в кресле с высокой спинкой, и сунула записку обратно в карман. Женщина спала. Не хотела бы я, чтобы кто-нибудь увидел меня такой, внезапно подумала Кики, глядя на распластавшиеся по щеке незнакомки редкие волосы, ее отвисший рот и подрагивающее, слепое, приоткрытое глазное яблоко. Позвонить в дверь, пройдя мимо нее, словно она кошка или садовая скульптура, было бы невежливо. Но и будить ее было нехорошо. Стоя в сомнениях на крыльце, Кики гадала: может, положить конверт спящей на колени и уйти? Наконец она шагнула к двери, и женщина проснулась.
– Ой, здравствуйте, извините, я не хотела вас беспокоить. Я ваша соседка. Вы не миссис Кипс?
Женщина лениво улыбнулась, посмотрела на Кики и вокруг Кики, явно оценивая ее объемы, измеряя ее вдоль и поперек. Кики завернулась в свою кофту.
– Я Кики Белси.
Тут миссис Кипс издала восторженный клич узнавания, – поначалу тонкий, как звук свирели, но постепенно теряющий высоту, – и медленно, словно цимбалы, сложила ладони.
– Да, я мать Джерома, а сегодня вы, должно быть, столкнулись с моим младшим, Леви. Надеюсь, он вам не нагрубил, иногда он может быть ершистым.
– Я знала, что не ошиблась, знала!
Кики неуверенно рассмеялась, продолжая вбирать глазами особенности этого ставшего притчей во языцех, но доселе невиданного явления по имени миссис Кипс.
– Невероятно, правда? Этот случай с Джеромом, а потом вы столкнулись с Леви…
– Ничего случайного, я его тут же узнала. У них такая яркая внешность, у вас красивые сыновья.
Кики была беззащитна перед комплиментами в адрес своих детей, хотя слышала их частенько. Три юных мулата одного роста не могут не привлекать внимания. Кики свыклась с их звездной участью, но не забывала и о скромности.
– Да? Может быть… Для меня они все еще дети, я не думаю о них, как о… – сияя, начала Кики, но миссис Кипс ее не слушала и продолжала:
– А вот, наконец, и вы. – Она присвистнула и схватила Кики за руку. – Идите же сюда, присядьте.
– Хорошо, – сказала Кики и устроилась у кресла миссис Кипс.
– Но я вас иначе себе представляла. Хрупкой вас не назовешь.
Впоследствии Кики не могла объяснить свою реакцию на это замечание. Ее нутро жило суверенной жизнью, и Кики привыкла к его оперативным оценкам: к мгновенному ощущению надежности, излучаемой одними людьми, и к тошноте, вызываемой другими. Должно быть, возмутительность слов миссис Кипс вкупе с их сердечностью и совершенным отсутствием в них задней мысли заставили Кики сказать первое, что пришло на ум.
– Точно. Я совсем не хрупкая. Есть что пощупать и спереди, и сзади.
– Так. Но вас это не угнетает?
– Это же мое тело, я к нему привыкла.
– Вам идет полнота, вы умеете ее носить.
– Спасибо.
Странный разговор: словно налетел внезапный ветер, покружил слова и так же внезапно умчал их прочь. Миссис Кипс смотрела перед собой, в свой сад. Было слышно ее частое поверхностное дыхание.
– Мне… – начала Кики и выждала, но реакции не последовало. – Мне хотелось бы извиниться за эту прошлогоднюю сумятицу, так некрасиво все вышло. Надеюсь, мы это просто… – Она умолкла, почувствовав, как в ее ладонь впился большой палец миссис Кипс.
– Не надо обижать меня, извиняясь за то, в чем вы не виноваты, – сказала она, тряся головой.
– Хорошо, – кивнула Кики. Она собиралась сказать что-то еще, но разговор снова сдуло ветром. Кики решила, что хватит сидеть скорчившись. Она выпрямила ноги и уселась на крыльце.
– Да, да, садитесь и потолкуем как следует. Что бы там между нашими мужьями ни было, мы тут ни при чем.
Повисла пауза. Кики стало неловко сидеть вот так, на полу, у ног незнакомой женщины. Она обвела глазами сад и неуместно вздохнула, словно окружающая красота пронзила ее только что.
– Как вам мой дом? – неторопливо спросила миссис Кипс.
Стандартный вопрос для светской беседы жительниц Веллингтона, но Кики показалось, что она слышит его впервые.
– По-моему, замечательный.
Ответ как будто удивил хозяйку. Она подалась вперед, оторвав подбородок от груди.
– Да? Не могу сказать, что я от него в восторге. В этом доме все непривычно. Здесь звенят разве что деньги. Вот в Лондоне у меня, миссис Белси…
– Просто Кики.
– А я Карлин. – Она приложила длинную ладонь к своему обнаженному горлу. – Мой лондонский дом такой живой, так и слышишь в нем шуршание юбок. Я уже по нему скучаю. Американские дома, – сказала она, вглядываясь в улицу справа, – словно бы не верят в возможность потерь, их неизбежность. Это, по-моему, очень грустно. Вы меня понимаете?
Кики невольно ощетинилась: всю жизнь она слушала, как ее страну поливают грязью, и в последние годы эта тема стала для нее больной. Когда английские друзья Говарда, развалившись после обеда в креслах, принимались ругать Америку, она выходила из комнаты.
– Что вы хотите сказать? Вам, должно быть, хотелось бы дом, у которого есть история.
– Ну, можно сказать и так.
Это еще больше задело Кики: она подумала, что разочаровала миссис Кипс или того хуже – сказала банальность, на которую и отвечать не стоит.
– Вы знаете, у этого дома она есть, миссис… Карлин. Правда, не очень приятная.
– Хм.
А вот это уже невежливо. Еще и глаза закрыла. Она просто груба. Или нет? Может, все дело в культурных различиях? Кики упрямо продолжала:
– Здесь жил пожилой господин, мистер Вайнгартен. Ему делали гемодиализ в клинике, где я работала, поэтому три-четыре раза в неделю за ним приезжали врачи. И вот однажды они приехали и нашли в саду его обгорелый труп – это было ужасно. Видимо, у него была зажигалка в халате, он хотел закурить… лучше бы он этого не делал. В общем, на нем загорелась одежда, и он, должно быть, не смог потушить ее. Кошмар. Не знаю, зачем я вам рассказала, простите.
Кики лукавила. Она намеренно рассказала про Вайнгартена. Ей хотелось вывести эту женщину из равновесия.
– Ну что вы, – нетерпеливо сказала миссис Кипс, оставляя без внимания явную попытку Кики ее обескуражить. Кики внезапно заметила, что у ее собеседницы трясется не только голова, но и левая рука. – Я знаю это от мужа. Ему рассказала соседка.
– А… Грустно, правда? Когда ты совсем один.
На это миссис Кипс отреагировала немедленно: ее лицо исказилось и сморщилось, как у ребенка при виде икры или вина. Она осклабилась, кожа на скулах натянулась. Жуткое зрелище, Кики даже заподозрила припадок, но лицо женщины внезапно разгладилось.
– Для меня это была бы пытка, – с чувством сказала миссис Кипс. Она снова схватила Кики за запястье, на сей раз обеими руками. Темные морщинистые ладони напомнили Кики ее мать. Какие же они хрупкие: отдерни руку – и рассыплются. Кики стало ужасно стыдно.
– Я бы тоже не хотела жить одна, – сказала она, не успев взвесить, верно ли это в отношении нее нынешней. – Но в Веллингтоне вам понравится. Веллингтонцы искренне заботятся друг о друге, чувство локтя здесь очень развито. Почти как во Флориде.
– Но когда нас везли по городу, я видела стольких бедняг без крыши над головой!
Кики достаточно прожила в Веллингтоне, чтобы не доверять людям, обличающим язвы общества с таким простодушием, словно кроме них этих язв никто не заметил.
– Ну, этот вопрос решается, – бесстрастно сказала она. – В последнее время иммигрантов прибавилось: здесь много гаитян, мексиканцев и просто тех, кому некуда идти. Зимой, когда открываются приюты, дело обстоит не так уж плохо. Хотя проблемы все равно есть… Знаете, мы очень благодарны вам за то, что вы приютили у себя Джерома. Вы так добры, у него ведь были сложности с жильем. Жаль, что все пошло наперекосяк из-за…
– Мне понравилась строка из одного стихотворения: Надежный наш приют – друг в друге. По-моему, лучше не скажешь. Правда, замечательно?
Кики, которую прервали на середине речи, так и застыла с открытым ртом.
– Это же… Кто это сказал?
– Я и сама не знаю. Это Монти у нас эрудит. А я умом не блещу, имена запоминаю плохо. Этот стих я нашла в газете. А вы интеллектуалка?
Возможно, это был самый главный вопрос, который Кики в Веллингтоне всерьез никогда не задавали.
– Нет, не совсем… то есть совсем нет.
– Вот и я нет. Но я люблю стихи. Люблю в них то, что сама не сказала и не смогу сказать. Нам ведь не все доступно выразить.
Кики засомневалась, не нужно ли ей ответить что-нибудь, но через миг стало ясно, что вопрос риторический.
– А стихи выражают многое. Я долгое время их не читала, меня больше привлекали биографии, но в прошлом году наткнулась на поэзию, и теперь меня от нее не оторвешь.
– Завидую вам, у меня со чтением не сложилось. Когда-то я все читала Энджелоу – вам не попадались ее автобиографии? Я всегда ее очень…
Кики умолкла. Ее отвлекло то же, что и миссис Кипс: мимо калитки прошли пять полуголых белых девчонок подросткового возраста, со скатанными полотенцами под мышкой и мокрыми, слипшимися в жгуты волосами, похожими на змей горгоны Медузы. Девчонки тараторили одновременно.
– Надежный наш приют – друг в друге, – повторила миссис Кипс, когда их щебетание стихло. – Монтегю говорит, что вкус к поэзии – первый признак истинно культурных людей. Он всегда говорит потрясающие вещи.
Кики ничего потрясающего тут не видела и промолчала.
– Например, когда я зачитала ему эту фразу, эти слова из стихотворения…
– Строчку.
– Строчку, да. Так вот, когда я ее зачитала, он сказал: прекрасно, но это лишь одна чаша весов. А на другую надо положить L’enfer, c’est les autres и посмотреть, что в мире перевесит. – Она рассмеялась долгим смехом, веселым и, в отличие от ее голоса, молодым. Кики беспомощно улыбнулась: она не знала французского.
– Я так рада, что мы посидели и поговорили, – ласково сказала миссис Кипс.
Это тронуло Кики.
– Вы так добры.
– Очень и очень рада. Мы ведь только познакомились, а болтаем, как близкие подруги.
– Замечательно, что вы к нам приехали, – сказала смущенная Кики. – Кстати, я пришла пригласить вас сегодня к нам. Кажется, мой сын говорил вам, что у нас вечеринка.
– Вечеринка? Вот здорово! Как мило с вашей стороны пригласить старуху, которую вы знать не знаете.
– Ну если вы старуха, то и я старуха. Джером ведь, по-моему, всего на два года старше вашей дочери. Виктория, да?
– То же мне старуха! – пожурила ее миссис Кипс. – Нет, вас это еще не коснулось. У вас это еще впереди.
– Мне пятьдесят три, и я чувствую себя старухой.
– Мне было сорок пять, когда я родила последнего. Хвала Творцу за все его чудеса! Нет, вам всякий скажет, что вы совершенный ребенок.
Чтобы не менять выражения лица при благочестивом восклицании Карлин, Кики опустила голову, а затем подняла ее вновь.
– Что ж, жду вас на своей детской вечеринке.
– Спасибо. Непременно приду и приведу своих.
– Отлично, миссис Кипс.
– Пожалуйста, зовите меня Карлин. Миссис Кипс – это офисная рутина и клацанье дырокола. Давным-давно я работала в офисе Монтегю, тогда я действительно была миссис Кипс. Вы не поверите, – сказала она, лукаво улыбаясь, – из-за статуса мужа эти англичане даже звали меня леди Кипс. И хоть я очень горжусь Монтегю, но быть леди Кипс все равно что уже умереть. Словом, не дай вам бог.
– Если честно, Карлин, – смеясь, ответила Кики, – в обозримом будущем Говарду получение титула не грозит. Впрочем, я учту, спасибо.
– Не смейтесь над своим мужем, – посоветовала Карлин, – это превращает в посмешище и вас.
– Да мы оба превращаем друг друга в посмешище, – сказала Кики, продолжая смеяться, но уже чувствуя наплыв той грусти, которая охватывала ее, когда какой-нибудь симпатичный таксист вдруг сообщал, что евреи из первой башни знали о предстоящем теракте, что мексиканцы могут свистнуть даже коврик у вас из-под ног или что при Сталине дороги ремонтировали чаще. Она решила встать.
– Хватайтесь за ручку кресла, дорогая. Мужчины правят мыслью, а женщины телом, хотят они того или нет. Так задумано Создателем, я всегда это остро ощущала. А поскольку вы крупнее, вам, должно быть, трудней.
– Нет, с этим у меня все в порядке, – добродушно сказала Кики, вставая и делая бедрами легкое танцевальное движение. – Вообще-то я очень гибкая. Йога. А что до ума, то мне кажется, женщины прибегают к нему не реже мужчин.
– Я так не думаю. Нет. Все, что я делаю, я делаю телом. Даже моя душа – это плоть, сырое мясо. На лице правда видна как нигде. Нам, женщинам, лица говорят очень много. Мужчины талантливо делают вид, что это не так. И в этом их сила. Монти вообще вряд ли помнит, что у него есть тело. – Она рассмеялась, и ее рука легла Кики на щеку. – Вот у вас чудесное лицо. Я поняла, что полюблю вас, как только увидела.
Эксцентричность этих слов заставила рассмеяться и Кики. В ответ на комплимент она покачала головой.
– Кажется, мы полюбили друг друга. Что теперь скажут соседи?
Карлин Кипс встала с кресла и, несмотря на протесты гостьи, проводила ее до калитки. Теперь Кики ясно увидела, что ее собеседница нездорова – сомнений больше быть не могло. Стоило Карлин пройти два шага, как она попросила у Кики руку. Та почувствовала, что спутница на ней почти повисла и что тело ее легче легкого. Сердце Кики потянулось к этой женщине: она говорила только то, что думала и ощущала.
– А вот мои бугенвиллеи: я насела сегодня на Викторию, и она их посадила, но не знаю, приживутся ли они. Сейчас вид у них, впрочем, бодрый – и на том спасибо. Смотрите, как хорохорятся. Я выращиваю их на Ямайке, у нас там домик. А здешний дом я думаю облагородить садом. Как вам такая мысль?
– Не знаю, что и сказать. И дом, и сад у вас прекрасные.
Карлин прервала этот вежливый лепет быстрым кивком и ласково потрепала Кики по руке.
– Ну, ступайте, готовьтесь к своей вечеринке.
– Непременно приходите!
С недоверчивым и снисходительным, словно Кики приглашала ее на Марс, выражением лица Карлин снова кивнула и повернулась к своему дому.
