Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Связь разума, тела и души
Закройте глаза. Представьте себе лимон. Рассмотрите его блестящую желтую кожуру. Подержите его в руках. Прочувствуйте все выпуклости. Поднесите к носу; вообразите, как яркий аромат бьет прямо в ноздри. Теперь представьте, как отрезаете от этого лимона дольку. Посмотрите, как вытекает сок, пока вы разрезаете мякоть. Теперь положите дольку в рот. Губы может начать немного пощипывать. Прочувствуйте его кислоту, цитрусовую прохладу, свежесть. Рот морщится или наполняется слюной? Одна лишь мысль о лимоне может вызвать целую гамму сенсорных реакций. Вы только что испытали на себе связь разума и тела, не откладывая книгу.
Это упражнение на визуализацию – простой, но эффективный способ показать, как взаимосвязаны разум и тело. К сожалению, западная медицина ограничена убеждением, что это две отдельные сущности: клинические врачи занимаются только одной (в психологии и психиатрии) или только другой (в любой другой отрасли медицины), но редко включают в план лечения что-то для обеих. Это самовольное разделение разума и тела сдерживает медицину от раскрытия ее целительного потенциала в полном объеме, а порой и вовсе ухудшает наше состояние. В то же время культуры коренных народов и Востока понимают и почитают связи между разумом, телом и душой/духом – ощущение чего-то большего, чем мы сами, – на протяжении тысячелетий. Они издавна использовали различные ритуалы и церемонии, чтобы установить связь со своим Я и выйти на контакт с предками – те указывали путь и даровали ясность, – и действовали они с внутренним «знанием» того, что весь человек состоит из взаимосвязанных частей.
Популярная западная медицина долгое время клеймила эту связь как «ненаучную». В XVII веке французский философ Рене Декарт представил концепцию «дуализма разума и тела», которая буквально разделила их. Эта дихотомия сохраняется и четыреста лет спустя. Мы по-прежнему относимся к разуму так, словно он отделен от тела. Если вы сталкиваетесь с психологическими проблемами, вы обращаетесь к врачу одного типа, имеете один набор медицинских записей и оказываетесь в одного рода клинике; если же ваши симптомы считаются «физическими», процесс происходит совершенно иначе. По мере развития технологий в XIX веке мы узнали больше о биологии человека и о том, как окружающая среда (вирусы, бактерии) может навредить нам. Медицина стала зоной вмешательства. Когда появляются симптомы, врач помогает справиться с ними либо избавляясь от них (например, с помощью хирургического вмешательства), либо назначая лечение (с помощью рецептурных лекарств с изученными и неизученными побочными эффектами). Вместо того чтобы прислушаться к своему телу (ведь симптомы – это его способ достучаться до нас), мы пытаемся заставить его замолчать. А подавляя симптомы, часто наносим себе еще больший ущерб. Идея комплексного подхода к лечению была отброшена в сторону ради лечения симптомов, и это породило порочный круг зависимости. Я называю это «моделью пластыря» – когда мы фокусируемся на лечении отдельных симптомов по мере их появления, но не смотрим на вызвавшие их причины.
Когда-то психиатрия считалась «наукой [или изучением] психики или души». Сегодня под ее микроскопом преимущественно биологический аспект. Вероятность того, что вас спросят о семейной истории психических заболеваний и выпишут рецепт на антидепрессанты, гораздо выше, чем шанс на вопросы о детских травмах и рекомендации относительно питания и образа жизни. Эта отрасль целиком регулируется протоколом Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM-5), созданного Американской психиатрической ассоциацией. Оно каталогизирует симптомы как средство для постановки диагноза; как правило, это некое «расстройство», которое является генетическим или «органическим» по происхождению, а не связанным с окружающей средой или приобретенным. Находя генетическую причину, мы естественным образом представляем нашу болезнь как часть нашей сущности. Когда мы сами становимся диагнозом, стимул к изменениям или попытке разобраться в первопричинах снижается. Мы отождествляем себя с ярлыком. Вот кто я такой.
С начала XX века мы начали верить в генетические причины диагнозов – это теория, называемая генетическим детерминизмом. Согласно этой модели, наши гены (и, соответственно, здоровье) определяются при рождении. Нам «суждено» унаследовать определенные заболевания или быть освобожденными от них на основании слепой удачи или ошибки в ДНК. Генетический детерминизм не учитывает роль семейного окружения, травм, привычек и чего-либо еще извне. В этой картине мира мы не являемся активными участниками нашего собственного здоровья и благополучия. И с чего бы? Если что-то предопределено, то нет необходимости принимать в расчет что угодно, кроме ДНК. Но чем больше наука узнает о теле и его взаимодействии с окружающей средой (по множеству аспектов, от питания до отношений и дискриминирующих на основании расы систем), тем сложнее становится история. Мы не просто результаты кодирования, а продукты невероятного количества взаимодействий, подконтрольных нам и нет. Как только мы заглянем за пределы аксиомы «генетика – это судьба», мы сможем взять на себя ответственность за свое здоровье. Это позволит нам увидеть, до какой степени мы были «лишены выбора», и наделит способностью достигать реальных и долговременных изменений в жизни.
Подобное «лишение» я наблюдала воочию во время своего обучения. Мне тоже объясняли, что психические расстройства являются генетическими; что судьба каждого из нас заложена в ДНК и что мы мало что можем с этим поделать, если вообще можем. Моя работа заключалась в том, чтобы составить список симптомов – бессонница, набор или потеря веса, гнев, раздражительность, печаль – и предложить диагноз, чтобы затем начать лечение, то есть оказать человеку поддержку с помощью терапии. Если этого оказывалось недостаточно, я могла направить пациента к психиатру, который назначал психотропные препараты. Вот и все варианты. Не было никаких дискуссий о роли тела в том, что мы подразумеваем под психическим заболеванием, и нам никогда не советовали использовать такие слова, как «исцеление» или «оздоровление». Идея использования силы тела для исцеления разума отвергалась как антинаучная. Или, что еще хуже, как нью-эйджевская чушь.
Когда мы не задаемся вопросом, как можем поспособствовать собственному благополучию, мы становимся беспомощными и зависимыми. Посыл таков: мы целиком находимся во власти своих тел, и единственный способ чувствовать себя хорошо – это доверить свое здоровье врачам, у которых есть лекарства от всех болезней и ответы на все вопросы, способные спасти нас. Но реальность такова, что мы болеем все больше и больше. Когда я начала подвергать сомнению этот статус-кво, то пришла к пониманию: мы неспособны измениться, потому что нам не говорят всей правды о нашем человеческом существовании.
