Девушка жимолости

Глава 6

Октябрь 1937

Долина Сибил, Алабама

Мисс Изабелл, школьная учительница, отослала записку родителям Уолтера, приколов ее к рубашке мальчика. Тот не стал дожидаться, пока мать отшпилит бумажку, а вырвался из ее рук, оставив на булавке уголок записки, и выбежал за дверь. Колли что-то взбивала в миске за кухонным столом, пока Джин читала порванную записку. Затем она сложила листок в плотный квадратик и засунула в карман передника.

Вечером за ужином она сказала Хауэллу:

– Уолтер обижал младших в школе. Бросался в них каштанами, когда они репетировали рождественское представление. – Она не смотрела в этот момент на сына, но знала, что он сидит, ссутулившись, слева от стола, заглатывает картошку не жуя и сверлит взглядом мать.

– Репетируют рождественское представление в октябре? О боже, эти женщины… – Хауэлл насадил ветчину на вилку и отправил к себе на тарелку, дернув подбородком. Джин вскочила и налила туда соуса.

Она так и не поняла, относятся ли слова мужа конкретно к мисс Изабелл или ко всей бесконечной веренице школьных учительниц, которых долина Сибил год за годом отхаркивала и выплевывала. Он и сам когда-то в детстве довел нескольких до нервного срыва. Одна из них развернулась и вышла из класса на улицу, прошла вдоль всего здания и спустилась по главной улице до пансиона, где жила, – прямо посреди учебного дня.

– Нету у меня времени идти в школу распивать чаи с вашими мымрами. Сама со всем разберись. – Он подмигнул Колли, та хихикнула. Потом хрустнул шеей и повернулся к Уолтеру: – Оставь мелюзгу в покое. Не то заберу тебя из этой школы, и будешь ишачить, как мы с моим папашей в твоем возрасте.

Уолтер будто окаменел.

– Ну? – Хауэлл стиснул вилку и нож, точно два кинжала. – Будешь дальше кидаться каштанами или возьмешься за ум?

– Возьмусь.

– Я так и понял.

На следующий день без пяти минут три Джин вошла на парадное крыльцо школы. Когда оттуда повалили дети, она вжалась в стену и стиснула в руках сумочку. За учительским столом в классе ее ждала мисс Изабелл. Уолтер и Вилли Стокер сидели за своими партами, Том Стокер стоял у окна. Он улыбнулся Джин, когда она вошла, и внутри нее что-то трепыхнулось.

Том был вдовцом и жил с сынишкой в большом кирпичном доме на горе. Его жена, миниатюрная изящная Люси, умерла вскоре после рождения Вилли, и больше он так и не женился, хотя денег имел горы и был, пожалуй, самым завидным женихом во всей Северной Алабаме. Люди говорили, он слишком любил Люси. Это была правда. Джин своими глазами видела, как он каждое воскресенье подавал ей руку, когда она выходила из церкви. И как они смотрели друг на друга.

С Томом Джин целовалась только раз – тысячу лет назад, в детстве, на школьном дворе, задолго до того, как начала встречаться с Хауэллом, а семья Люси переехала в их город. Но через пару лет после смерти Люси Том начал уделять Джин повышенное внимание, стоило им столкнуться в скобяной или в бакалейной лавке. Он стал то и дело попадаться ей на пути в городе, и Джин не могла этого не заметить.

Однажды в июне после воскресной службы, когда Хауэлл в очередной раз прогулял обедню, Том возник рядом с Джин, спускавшейся по ступенькам. Предложил ей руку. Джин на нее оперлась.

Он никогда не прикасался к ней, кроме того, никогда не позволил никакого намека. И все же любой мало-мальски наблюдательный муж непременно бы насторожился. Даже Джин удивлялась: с чего этот Том Стокер со своими светлыми глазами и улыбкой наготове вечно отирается рядом? Ждет, что однажды в Хауэлла Вутена ударит молния и расколет пополам?

– Думаю, мы можем начать, – проговорила мисс Изабелл.

Она рассказала, как Уолтер и еще несколько старших мальчишек (исполнявших роли волхвов) бросались в Вилли Стокера (который был барашком) каштанами и, дразнясь, блеяли во время шествия. Один каштан попал мальчику в глаз, так, что белок покраснел. Учительница велела Уолтеру много раз написать на доске «Я не буду бросаться каштанами», что, как видит миссис Джин, он выполнил. Его небрежные, неразборчивые каракули ряд за рядом теснились на доске за спиной учительницы. Но учительнице хотелось, чтобы родители его тоже наказали. Джин пообещала мисс Изабелл и Тому, что Хауэлл устроит мальчишке хорошую трепку, а она вдобавок лишит его ужина, после чего все встали и пожали друг другу руки. У выхода Том положил руку на плечо Джин.

– Джинни, – начал Том.

Ей нравилось, как он произносит ее имя. Никто уже не звал ее «Джинни», кроме отца, но в его устах это звучало по-другому. Отец говорил, что вообще-то ее назвали в честь мула, по понятным причинам. А когда Том называл ее «Джинни», у нее мурашки бежали по коже. Теперь же появилось еще какое-то новое чувство: нечто острое и нетерпеливое рвалось из живота – и от этого она нервничала еще больше, здесь, без Хауэлла, с этим непонятным ощущением внутри.

– Парни, бегите по домам, – крикнул Том Вилли и Уолтеру. – Мы пойдем за вами. – Том обернулся: – Пошли пройдемся. Мне нужно с тобой поговорить.

Джин не была уверена, что сможет идти вместе с Томом и при этом говорить с ним. Они ни разу толком не разговаривали – так, урывками. А чтобы по душам – никогда, разве что в детстве.

А все он. Дождется, пока она что-нибудь скажет или спросит, потом посмотрит на нее взглядом, означающим «поговорим об этом потом», отвернется и уйдет. Это выбивало Джин из колеи. Она ждала и боялась каждой новой встречи, которая продвинет их беседу еще на пядь.

Джин понимала: однажды они доберутся до конца этого разговора. И что тогда? И если дойдет до дела, кого она выберет – Тома Стокера или Хауэлла? Есть ли у нее право на этот выбор? Если она его сделает, то отвернется не только от мужа, но и от Иисуса. Выбрав Тома, она станет отступницей.

Она спустилась за ним с крыльца, потом свернула за школу. Сердце колотилось, внутри словно трепыхалась рыбка. Они пересекли школьный двор – квадрат засохшей грязи с выступавшими из нее блестящими древесными корнями. Еще не стемнело, но енот уже вышел на промысел и возился с каким-то коричневым огрызком – то ли яблока, то ли бутерброда.

– Помнишь, как я тебя здесь поцеловал? – неожиданно спросил Том.

Порыв ветра закрутил вокруг их щиколоток пыльное облако. Ветер был холодный – первое дыхание приближающейся зимы. Джин не ответила. Не потому, что не помнила. Просто не знала, что сказать.

– Кажется, это было слишком давно, – вздохнул он.

– Я помню.

Он остановился, повернулся, внимательно посмотрел на нее.

– Это был праздник весны, – проговорила наконец она после бесконечно затянувшегося молчания. – Тогда Хауэлл сделал ставку на мой букет.

– Ты, наверное, хотела сказать, что он прокрался в класс во время обеда и стащил его еще до начала аукциона?

– Я не сомневалась, что ты как следует накостыляешь ему, ты так разозлился, – улыбнулась Джин.

– Я и собирался. – Глаза Тома сияли, от его легкой ухмылки у Джин кружилась голова. – Потом вспомнил, что он на три года старше и в два раза здоровее. Тогда я решил, что лучше я найду тебя и поцелую первым.

Он шагнул вперед, держа руки в карманах. Сердце Джин рвалось наружу.

– Мне хотелось сделать этот поцелуй особенным, чтобы всю оставшуюся жизнь ты его сравнивала с другими.

Она отвела взгляд, смотрела, как енот убегает за угол школы.

– Интересно, – продолжал Том, – мне это удалось?

Он говорил так спокойно… Ей даже не верилось, что он ждет ее ответа. Возможно, потому, что он знал его наперед.

Да, ему это удалось. Но Том уехал учиться в колледж. А Хауэлл остался. Остался и поклялся, что, если Джин выйдет за него, он ее защитит. Не позволит ее отцу и близко подойти к их дому. Больше не даст старику Вернону распускать руки.

Джин взглянула на Тома и задрожала от страха. Он посерьезнел, глаза погасли. Что-то случилось, дело не только в Хауэлле и том давнем поцелуе.

– Что случилось?

– Мне нужно показать тебе что-то, Джинни, там, на горе.

– Что?

Он не ответил.

– Том, ты пугаешь меня.

– Кое-что… Ты должна кое-что увидеть.

Он подал ей руку, она оперлась. Покинув школьный двор, они углубились в лес, осторожно ступая сквозь заросли мэрилендского дуба, гикори и сосны по ковру из хвои и желудей. Это была тропа, еле заметная оленья тропка с нависшими мокрыми ветвями, но она забиралась высоко в горы, огибая мшистые валуны.

Через некоторое время Джин отпустила руку Тома и пошла следом за ним по тропинке. Пуговицы пальто расстегнулись, но спина взмокла, поэтому она была рада свежему ветерку. Пьянили запахи: дровяного дыма – от чьей-то далекой печки, мускуса – от медведя и оленя, лисицы и рыси, которые не то устраивались на ночь, не то пробудились для ночной охоты. Джин казалось, она различает даже аромат яблок, наливающихся на деревьях.

А что, если вот так бродить с Томом по лесу каждый вечер после ужина? А потом возвращаться в его большой кирпичный дом с крашеной белой дверью. И сплетаться с ним в спальне среди мягких простыней и одеял.

Они шли уже добрых полчаса, когда Том поманил ее вперед. «Почти пришли», – сказал он. Он протянул руку, и последние несколько ярдов она шла, держась за нее.

На повороте тропы он помог ей перебраться через поваленное бревно, прогнившее и пустое внутри, и тут она увидела…

Полукруг черных стволов тянулся к серому небу. А между ними висело нечто непонятное. Джин сначала подумала, что это какое-то объявление, вроде растяжки, которые вывешивают на местной ярмарке. Только написано на этой растяжке ничего не было. И форма ее казалась странной.

Она шагнула вперед.

На веревках между двумя длиннохвойными соснами на высоте шести футов над землей висело нечто похожее на крупную собаку с болтавшимися лапами. Одна веревка, обвившая шею, тянулась к одному дереву, другая стягивала задние ноги и тянулась к другому. Обезображенное и неподвижное, тело животного темнело на фоне серого неба.

– Это теленок, – сказал Том. – Герефордской породы. Пара дней от роду, не больше. Его украли у меня и притащили сюда. Привязали и бросили. Умирать от голода.

Джин подвинулась еще ближе, подняла руку и дотронулась до маленького копытца. Оно было мокрое. Она поднесла пальцы к лицу, потерла подушечки – кровь. Снова протянула руку вверх.

– Джинни, перестань.

Потом ее пальцы нащупали порезы – крошечные порезы вдоль бока теленка. Она протянула обе руки – ушки также были надрезаны. Хвост отрублен. Из пустых глазниц сочилась жидкость. Джин отступила назад, замотала головой – медленно, потом все чаще, сильнее.

Она сделала еще шаг назад, оступилась, Том подхватил ее. Окровавленные руки она держала над головой – как брат Дейли перед причастием, в горле клокотали рыдания, которые постепенно сменились воем. Наконец Том зажал ей рот.

Когда она наконец затихла, Том прошептал на ухо:

– Его нашел Вилли.

Она попыталась сказать, чтобы он замолчал, что она больше не хочет об этом слышать, но смогла издать только сдавленный стон.

– Это Уолтер, Джинни, – сказал Том. – Он был среди тех, кто это сделал.

* * *

За ужином Джин не притронулась к пирогу с курицей, не то ее бы вырвало. Она сидела, тихонько ковыряя вилкой горошек и морковь в подливке. И молилась, только бы Хауэлл не вспомнил о том, что ее вызывали в школу.

Он не вспомнил. После ужина он вышел на крыльцо – покурить и проверить почтовый ящик. Джин отправила детей слушать очередной радиоспектакль про Амоса и Энди, чтобы спокойно помыть посуду. Но почувствовала, как Уолтер сверлит взглядом ее спину. Мать повернулась, крутя в дрожащих руках кухонное полотенце, – хоть бы никто не заметил ее волнение!

– Ты не наелся?

Мальчик смотрел на нее в упор:

– Вилли рассказал своему отцу, что мы сделали на горе, правда? А он рассказал тебе.

Она должна была что-то ответить, но не могла, горло пересохло.

– Ты же не скажешь папе?

Уолтер был слишком смышлен, чтобы бояться. Если отец узнает, что сын украл и умертвил теленка, то взбесится. Тотчас заберет его из школы раз и навсегда и заставит работать. Отец не смог бы компенсировать хозяину потерю животного. Купить такого теленка на аукционе Хауэллу не по карману. Он стоит дороже, чем Хауэлл готов заплатить такому, как Том Стокер.

Но в холодных равнодушных глазах Уолтера не было и следов страха. Только злоба и угроза. Тем не менее Джин ткнула в сына пальцем, не заботясь, что тот заметно дрожит:

– Не смей больше такого делать, тебе ясно? Даже не вздумай!

Джин повернулась к мойке, а сын поднялся из-за стола и вышел к отцу на крыльцо.