Записки и романы. Проза. — стр. 4

Самолет приземлился точно по расписанию. Я вышел на трап и первым делом демонстративно и шумно набрал полную грудь воздуха. Немного прохладнее и намного чище, чем московский, к которому я уже давно успел привыкнуть. Хотя чище, чем в Москве, воздух был, пожалуй, везде, где мне приходилось побывать за свои неполные тридцать лет. Вполне достаточно было отъехать в лесистое близлежащее Подмосковье и искренне удивиться: — Вау, сколько в воздухе, оказывается, может быть кислорода! И все это совсем рядом. Даже не сразу ощущается вкус выхлопных газов и тяжелых металлов… Так что в данной ситуации несложно было определить чистоту воздуха как…

…Он всегда опасался огня… Жаркие языки пламени, дарившие свет и тепло, согревающие очаг длинными зимними вечерами в холодной степи в той прежней жизни, вызывали тревогу и не давали покоя… …Он и знал и другой огонь… Огонь, несущий с собой страх и погибель… …Тот год был невероятно сухим и жарким. Выжженная солнцем степь давала мало корма лошадям, и стая вынуждена была кочевать всё дальше на север, где ещё сохранялись островки зелёной травы и низкого кустарника. Но оказалось, что главная беда впереди… …Сухой ветер нёс с собой опаляющий жар и запах гари, а чёрная копоть вздымалась вверх, закрывая безжалостное солнце. Степь горела, и лавина огня…

01:38 Возможно, я нарушаю все правила, выложив набросок финала die UNTERMENSCHEN. Но я не следую правилам. Я не интригантка. " -- Я не жалею, любимый, не жалею, не кори, заклинаю, не кори меня! Людская масса раздавливала их, Йосеф тянул напуганную девушку к стене. -- Смотри, Ева. Слушай меня, слушай внимательно. Твоё тело, это сломавшийся, пришедший в негодность футляр от музыкального инструмента. Сейчас звенящая твоя душа возвысится со мною вместе музыкой, чарующей. Мы уйдем высоко-высоко... Вместе. Втроём... Не будет жажды, голода, боли, скорби, насилия, зла... Не бойся смерти -- разве можно бояться избавления... Я так глубоко в тебе,…

Вблизи храм производил смешанное впечатление. Порядком обветшавшее здание, построенное десятки лет назад, по всем признакам не так давно подверглось капитальному ремонту, который, однако, так и не был доведен до конца. Изъеденные коррозией ручки из ювелирной бронзы на массивных створках дверей — и новенькая позолоченная рама с прозрачным витражом в высоком окне. Растресканные ступени к паперти — и сияющий золотом купол. Ян прошелся вдоль стены с обновленным покрытием. Под ногой неприятно захрустело — словно бы он наступил на груду костей. Он наклонился и осторожно погрузил ладонь в снег. В указательный палец немедленно впилось что-то…

— …С днюхой тебя, Колян! — выкрикнул изрядно захмелевший коллега именинника, завершив свой сбивчивый и мучительно долгий тост, из которого Ян не понял ничего, кроме того, что оратор желает еще раз выпить. Ян поднес к губам бокал с шампанским и сделал вид, что пьет. Шампанское он не любил — как и спиртное в принципе. Он также не любил подобные празднования, но виновник торжества — Николай — вцепился в него клещом и долго клялся-божился, что все приглашенные — «культурные люди, с которыми интересно поговорить». Прекратил сопротивление Ян только после заверений, что здесь он «стопудово» услышит пару любопытных историй, способных поколебать его…

Двери автобуса с грохотом распахнулись, и я неуклюже выбрался наружу, старательно подволакивая ногу. Главное — это походка. Походка выдает тебя задолго до того, как они увидят твое лицо. На минутку забудешься, и станет неважно, насколько хорош твой грим и чем от тебя пахнет. Серега, мой прежний приятель по работе, однажды забылся, преследуя отходящий автобус, и его заметили. Они все замечают — у них отличное зрение. Я стараюсь не встречаться с ними взглядом. Эти глубоко посаженные глаза, холодным взглядом вгрызающиеся в тебя, будто объективы камер безопасности… Однажды увидев их вблизи, хочется залезть под душ и стоять под потоком воды,…

Одно видение сменило другое, теперь это было словно сон. Я находилась в пустыне, на одиноком дереве сидел ворон. Шел дождь, громы и молнии разрывали небеса. Ворон смотрел на меня, раскрыл свой клюв и громко закричал, перебивая гром: — Ка-а-а-ар! — Ворон, помоги мне! — я попыталась подойти к ворону, но не могла двинуться. — У меня намокли крылья! Мне пора, слишком мокро у тебя здесь, — ворон приподнялся, расправив крылья, с перьев потекли капли воды. — Мокро у меня здесь? — я не понимала, что имеет в виду птица. — Ка-а-ар… — ворон взлетел и парил в воздухе, собираясь улететь. Я подумала о солнце — нужна хорошая погода, и тогда ворон…

Акт 1 На пустой сцене бездвижно лежит мужчина и смотрит в потолок. Сверху его освещает свет. На сцену входит уборщица Ирина Генриховна, не обращая внимания на него, начинает мыть полы. Ирина Генриховна — Ой! Федор Михайлович! Что с вами? Вы в порядке? — замечает его и склоняется. Федор Михайлович — Я мертв — отвечает не шевелясь. Ирина Генриховна — Да что с вами? Вам плохо? Сердце? Вы ведь настолько молодой! Я побегу за врачом! — испуганно. Федор Михайлович — Нет! Стойте! — останавливает. Ирина Генриховна — Но как вам помочь? Что с вами? — удивленно. Федор Михайлович — Вы мне ничем не поможете, — без эмоционально. Ирина Генриховна — Вы…

Не в силах отвечать на ощущение физической усталости, изнуренный Саад посмотрел назад. Через плечо ему виднелось только широкая белая борозда от пены судна и море. Оно было банальное. Оно казалось ему некрасивым. А что есть красота теперь, когда её зверски растоптали? Никаких художественных выражений ему на ум не приходило. Он не мог запечатлеть его особенности. Бирюзовая гладь. Солнце. Утомленное, так обидно и обыденно, голубое небо. Это внушало ему еще большее, незыблемое одиночество. Равнодушному небу наплевать на всё то, что произошло с ним за последние годы. Нечуткое небо не видит его. Просто у безразличного неба нерабочие будни. Ему…

В подвале заброшенной больницы было страшнее. Какие-то люди шаркали разбитыми подошвами по битому кирпичу и стеклу. Всегда были спиной и никогда не оборачивались. Как в фильмах ужасов. Хоть он ещё и не видел этих фильмов, увидит потом. Подвал охраняла толстенная стальная дверь. Чем было разгонять темноту? В пузырьки наливали подсолнечное масло, пропитывали скрученный в фитиль бинт, запихивали его в эти пузырьки и поджигали. Пахло не очень приятно. Зато темнота немного шарахалась вокруг них и горящих пузырьков. Далеко в том подвале не прошли, потому что какие-то тени мелькали. Стало страшно. До трясущихся ног. Сейчас только сумеречный свет…

-- Сестра. -- шепнул Миша. -- А это правда, что я стану скотом, когда вырасту? -- в полумраке было видно взволнованное предыстерическое выражение. -- Если, -- Ева подсела к нему. -- если не будешь пить отраву, что выпила наша мама сегодня, не станешь. -- Ева поцеловала мальчика и тот успокоился. -- Хочешь есть? -- Да. -- Пойдем! Нажарим вкуснющей ароматной картошки и устроим пир! Пройдя на кухню, озябший мальчик потерянным взором рассматривал бардак. Ева, чтобы занять братишку, всучила ему перочинный ножичек и миску с картофелем, что так редок в Ялте. Она старалась делать веселый и невозмутимый вид перед младшим, убирая следы попойки. Глава…

- Я просто в восторге! В ВОСТОРГЕ! Где?! Где мой спаситель, где этот рыцарь в синем плаще?! Я должен немедленно его поблагодарить! - Граф, постойте! Он вас не поймёт! - Что значит не поймёт?! Ещё как поймёт! Да если бы не он меня и мою семью изрубили бы на ломти! Ах вот же он, сидит на камне у колодца! - Да постойте же! Бун! Бун! Беги быстрее сюда! Тут твоего чокнутого поблагодарить хотят! - Здравствуй рыцарь! Я граф Шентальтлен. Хочу поблагодарить тебя за спасения моей семьи... Ты не слышишь меня? Ах! Наверное, шлем мешает? Давайте я помогу его снять. Мне приходилось участвовать в турнирах и порой после удара-другого это было сложновато.…

…Князь не сомневался в победе. Приблизившись к драккару, его флагманская лодья чуть притормозила, зато вперёд вышли две другие, более массивные, полные хорошо вооружённых дружинников. Тараны решено было применять в крайнем случае - драккар князь хотел сохранить. Зато стрел не жалела ни та, ни другая сторона, щедро поливая противника смертоносным дождём. Две передовые лодьи для начала совершили нехитрый манёвр, попытавшись зажать драккар в тиски. Однако Богдан мастерски вывел судно из ловушки, ухитрившись при этом вильнуть кормой прямо перед вражеским носом так, что корабли русичей едва не столкнулись. Небольших усилий волков, уже довольно…

Откуда в подвале взяться песку? Отец его набирал. Сначала домой приносил откуда-то из темноты полярной ночи пушистую ёлку, которую упрямо родители называли почему-то какой-то сосной. Весь в снегу. Вся в снегу. Отряхивались потом, как две огромных собаки. Зимой в подвал сложнее пролезть, потому что снегом зажимает с двух сторон. Только один раз его попросил, когда совсем никак было. Лёша, набери. Какой номер телефона? Ведь дома нет телефона. Нужно взять жетончик перебежать через дорогу старый автомат питается только жетончиками глотает наживку бурлит словами в ухо упрямый провод завернулся в синюю изоленту и не гнётся чёрный шершавый пластик…

03:16 "…Выполни свое первое настоящее задание, Эрис. – крутились в ее голове слова, сказанные Алессандро. – Лишение чести, казнь – а это разлука… Будем оплакивать могилу Тарроса вместе…" – Командир Таррос. Разрешите. – Войди не спрашивая. – он не удивился ее приходу. Проверяющий уехал вчера, и Таррос упрямо ждал появления честной Эрис. – Несмотря ни на что я решил, что только тебе по-прежнему, все можно. – Он стоял в кабинете у окна, спиной к ней. – Командир Таррос… – неуверенно начала Эрис. Она смотрела на него, обнимая взором. Таррос обернулся. – Слушаю, любимая. – он посмотрел на нее вызывающим всепозволяющим взглядом, что сразу вывело…

Йосеф сидел молча. Он вздыхал и медленно сопел. Вова докурил папиросу и выбросил окурок в волны. -- Хочешь, порыбачь вместо меня? А я пойду... -- потянулся Гольдштейн. -- Я не знаю, как правильно... Как правильно донести до нее свои чувства... -- вновь смолк Йосеф, понурившись, и кудри его, смоляные, со здоровым отливом, опустились вместе с головой. Ветер ласково трепыхал их, легонько, как маленькая аккуратная девочка игралась бы с шелковыми лоскутками и атласными лентами. -- Эй, ну чего нос повесил? -- Вовка хлопнул ладонью по его спине. -- Ишь, кака цаца, нашлась, тоже мне. -- говорил он, а сам весь напрягся. -- Клюет, родимая! Тяну! Не…

Клинки попорхав бабочками в воздухе, наконец столкнулись друг с другом. Сначала очень осторожно словно пробуя друг друга на вкус, потом всё смелее и смелее лязгая и скрежеща при соприкосновении. Касания превратились в бешеные удары, выпады в уколы. Высекаемые сталью искры на краткие мгновения освещали заполненный сумерками мощёный брусчаткой дворик. Старая испанская шпага с широким клинком, замотанной полоской кожи рукоятью и гардой в форме чашки, чаще защищалась чем атаковала. За долгие годы она видела бездну смертей, отняла много жизней и прошла с хозяином сотни дорог. Куда их только не заносила судьба и воля короля, но и в самые…

Я не люблю быстрые автомобили, громкую музыку, касаться фланели и холодные простыни. Меня тошнит от запаха селёдки, беззубых старух, проносит от вишни и всё тело начинает чесаться от мяса кальмара. Вроде всё... хотя нет. Ещё я не люблю когда кто-то берёт мои вещи. Я такой же как и вы, только много видел. - Дед, а дед, а ты и с праздника меня заберёшь? – дёргал меня за руку внук переступая через лужи на тротуаре. - Угу. - А мама? – красные резиновые сапожки разбрызгали вокруг себя капли воды напугав воробьёв. - Мама на работе. - А папа? - Папа в командировке. - Клёво, а можно я останусь у тебя ночевать? – Сашка на секунду замер с надеждой…

Прихрамывая, с набухающим синяком под глазом, Шон медленно шел через ржаное поле. Место это он не знал, и поэтому не помнил, откуда он приехал, и где находится город, и куда ему следует идти. Он шел наобум, никуда не торопясь. Саднило плечо, ныл бок, в глаза забилась какая-то пыль, набирал приличные размеры пульсирующий желвак. Сбитые в кровь ноги не хотели слушаться, а на душе было так противно, что хотелось забиться куда-нибудь в дальний грязный угол и сидеть там очень-очень долго... Но, жизнь продолжалась. Эта странная, дерьмовая, непонятная жизнь все еще продолжалась, и с этим надо было считаться, и надо было куда-то идти, что-то…

Потом все происходило, как в замедленной киноленте. Бандит в форме гаишника все еще падал на асфальт, а я уже отбежал от двери и направил оружие в сторону леса. И через долю секунды только осознал, что вместе с прапорщиком уже нашпиговал пулями бегущего в нашу сторону со стороны леса верзилу, размахивавшего пистолетом. Верзила запнулся и покатился в траву. - Тела забираем. Никаких следов! – распорядился прапорщик. С левой стороны из кустов выбежал еще один. Боец слева аккуратно принял его и уложил носом в асфальт. Я оглядывался по сторонам, выставив перед собой оружие, пытаясь определить, есть ли еще кто-то. За спиной раздался выстрел.…

Такой обычный для этого грязного города утренний туман никуда не делся и после обеда продолжая цепляться за ноги и подошвы проходящих мимо горожан, и за копыта лошадей, доставлявших на Паддингтон опаздывающих на поезд пассажиров. Но каким-то необъяснимым образом проказник не имел власти внутри вокзала. А может быть всё дело было в прогуливающейся среди торопящихся, гомонящих людей парочке закадычных приятелей, которые несмотря на свою контрастность терпеть не могли это атмосферное явление. Первый – обладатель угольно-чёрных глаз, высокий элегантный брюнет с тонкими усиками и испанской бородкой. Цилиндр, шикарный смокинг с обшитыми шёлком…

Шон стоял среди деревьев, сунув руки в карманы куртки. В правом кармане он придерживал отдававший приятной прохладой ствол. В левом - нащупывал две запасные обоймы. В бусе, на котором они сюда приехали, был целый арсенал. Ших постарался. Чего там только не было. Но арсенал арсеналом, но Шон больше доверял своему оружию - лишь заполнил патронами отстрелянную обойму. Место было хорошее, хлебное. Пока не разнеслась о нем дурная слава. Патрулей здесь почти никогда не было – слишком глухо, патрули стоят на соседней трассе. Зато контрабандисты, торговцы-нелегалы, дальнобойщики, везущие паленый товар. Они-то те патрули и объезжают. Улов в любом…

Темно-синяя Вольво неслась на огромной скорости по пустой двухполосной трассе. Слева проносилось неровное поле, поросшее кустарниками, время от времени прорезаемое неглубокими овражками на склонах которых росли маленькие деревца. Справа было редколесье. Сквозь деревья прямо мне в лицо светило солнце. Я отвернулся от окна и смотрел в затылок прапорщику Карнаухову, сидевшему передо мной, и внимательно слушал то, что он говорит. - Внимание и осторожность – вот, что вам надо. Не в игрушки играете. Бандиты хорошо вооружены. Никаких размышлений! При нападении валить всех! Таков приказ! На коленях у меня покоился, слегка придерживаемый рукой в…

Пробуждение было резким и жестоким. Головная боль так и пронзила Мишкину голову. Глаза тут же пришлось закрыть и сморщится от спазмов под кожей. - О проснулся! - раздалось рядом. - Проснулся. - А я всё жду-жду. У кровати в больничном халате и тапочках на босу ногу сидел сержант Григорьев. Левая рука его покоилась в перевязи на груди. - Ничего не помню. Что со мной? - Ранение в грудь, правую ногу, плечо. Да всё уже нормально, тебя подлатали как надо. Правда ничего не помнишь? - Ничего..., - сглотнул ком в горле Мишка. На самом деле он соврал. Он помнил как они, мотострелки ВС России, вдесятером, под Авдеевкой, выбирались вместе с ополченцами…

Мне снился прекрасный сон. Редко снятся такие чистые, чудесные сны. Я шел босиком по полю. Вокруг меня никого не было. Я чувствовал, как ноги мои утопают в мягкой, шелковистой траве. Отовсюду на меня лилась прекрасная музыка. Она было прекрасней всего на свете. Мне казалось, что эту музыку я уже когда-то слышал. И я пел. Из меня вырывались слова, которые казались мне знакомыми с самого детства. Я пел и шел по траве. Это было так прекрасно. И это было так просто, и ничего не надо было делать больше. А потом земля вздрогнула, небо потемнело и раздался короткий резкий неприятный звук – какой-то тревожный трубный глас. Он ворвался в мой сон и…