Но есть черта поэтики хокку, трудно объяснимая без буддийского влияния: запрет на любовную тему. Странный, неповторимый в истории лирики! Казалось бы, аскетизм иссушит хокку. Однако случилось нечто противоположное: хокку бьет по сердцу сильнее, чем танка. В японском искусстве вершина красоты — то, перед чем человек стушевывается, исчезает. Тиё из Kara (1703—1775), увидев сломанную ветвь, вспоминает, быть может, свою женскую судьбу. Но ветка цветущей сливы волнует ее сама по себе: Сливы весенний цвет Дарит свой аромат человеку... Тому, кто ветку сломал. (Перевод В. Марковой) Цветущая ветвь сама по себе — откровение истины: Камнем бросьте в меня! Ветку цветущей вишни Я сейчас обломил. (Перевод В. Марковой) — пишет ученик Басё, Кикаку Энамото (1661—1707). Так мог бы каяться Иуда, предав Христа.