И я начинаю его отговаривать. Наверное, мое поведение не профессионально. Но глупо выбрасывать столько денег за кучу гранита. И еще мне не верится, что у этого худого посетителя в застиранной рубашке действительно есть сорок тысяч долларов. Я достаю каталог и фотографии. Я показываю мемориальные комплексы, которые мы устанавливали в разное время на разных кладбищах. Вот на Лесном, габбро и покостовка, сорок тысяч гривен с установкой. Вот Байковое. Лезняк и габбро, семьдесят шесть тысяч гривен. Вот Байковое. Токовский камень. Тридцать пять тысяч гривен. Вот комплекс из габбробукинского месторождения. Двадцать пять тысяч гривен, и двадцать восемь, и вот такой можно за семнадцать. Все под ключ и с гарантией. Все выглядит на уровне. Основательно, мощно, дорого. Зачем переплачивать такие деньги?

Мужчина смотрит внимательно, но только слышит цену, сразу теряет интерес и отворачивается.
— Нам надо за пятьдесят тысяч долларов, — говорит мужчина. — У нас есть. Мы сыну на квартиру собирали. Дом под Киевом продали. А теперь сына нет. Год назад. Вот на эти деньги ему квартиру и сделаем. Так что деньги у нас есть. Нам надо на пятьдесят тысяч долларов. Меньше нельзя.
И мужчина собирает свое пенопластовое домино назад в «дипломат». Аккуратно, деталька за деталькой.

Помню, мне очень хотелось кричать на него и бить по худым щекам.
Чтобы он очнулся.
Чтобы он огляделся по сторонам.
Чтобы он на эти деньги спас несколько человеческих жизней. Чтобы поехал не на кладбище, а в ОХМАТДЕТ и там, помогая детям, потратил свои пятьдесят тысяч. Или вместо склепа построил у себя во дворе детскую площадку.
Но я не кричал и молча проводил мужчину до дверей.
За много лет работы я выучил, что говорить что-то бесполезно.