АНДРЕ БРЕТОН. — Что думает Генбах о том, чтобы завести детей?

ЖАН ГЕНБАХ. — Я никогда об этом не думаю. Однако следовало бы... Я должен сделать все, чтобы они не появились. Я не знаю почему... Чтобы не возобновлять фарс. Чтобы не сходить с ума каждую секунду, я предпочитаю воображать, что все остальное — лишь шутка.

АНДРЕ БРЕТОН. — Превер? Вы любите детей? Что вы думаете о том, чтобы завести себе одного?

ЖАК ПРЕВЕР. — Его придется немедленно убить.

АНДРЕ БРЕТОН. — Почему? А если он окажется милым?

ЖАК ПРЕВЕР. — У него не будет времени стать милым, потому что я придушу его еще до этого.

АНДРЕ БРЕТОН. — Танги?

ИВ ТАНГИ. — Я нахожу это одиозным. Не могу сказать почему.

АНДРЕ БРЕТОН. — Дюамель?

МАРСЕЛЬ ДЮАМЕЛЬ. — Нет, потому что я не хочу нести ответственность за жизнь другого существа.

АНДРЕ БРЕТОН. — Навиль?

ПЬЕР НАВИЛЬ. — Я нахожу это прискорбным.

АНДРЕ БРЕТОН. — Почему?

ПЬЕР НАВИЛЬ. — Потому что это ни к чему и причиняет массу хлопот.

АНДРЕ БРЕТОН. — Мориз?

МАКС МОРИЗ. — Чтобы не оказаться в положении моего отца.

ПЬЕР НАВИЛЬ. — Бретон?

АНДРЕ БРЕТОН. — Я решительно против, и если это все же со мной случится, то я сделаю все, чтобы никогда его не видеть. Для этого есть социальная служба.

Грустная шутка, которая началась с моим рождением, должна завершиться моей смертью. Хотя я и оставляю за собой право передумать. Мне кажется, что при страстной любви, когда все события по определению являются необдуманными, мнение женщины может оказаться преобладающим. Юник?

ПЬЕР ЮНИК. — Я ни за что не хочу иметь детей, это так тягостно. Я не могу без ужаса представить себе его существование, и если бы у меня самого был выбор родиться или нет, я бы выбрал второе.

АНДРЕ БРЕТОН. — Хотел бы я видеть протесты этого ребенка против своего рождения. Он бы получил пинок в зад.

ПЬЕР ЮНИК. — Я не хочу, чтобы кто-то жил в результате моего поступка. Это самое мерзкое, что я мог бы сделать.