В каждый наш визит мсье Карапет рассказывал нам о художниках, показывал их работы и объяснял технику рисования. Мы мало чего понимали в том, что он нам объяснял, и уроки эти воспринимали как данность, считая их неизменным приложением к горячему шоколаду.
— Вот покупаешь в магазине мясо, а тебе еще сверху костей накидают, — объясняла я Маньке, — такая же история и с мсье Карапетом. Попили горячего шоколада — пожалуйте послушать про Пик… Пикассу!
— Не Пикассу, а Пикасса, — поправляла меня Манька, — страшный человек, все на кубики раздробил.
— А эта странная тетка? Как ее там, «Любительница асбеста»?
— Не говори! Какой нормальный человек станет есть асбест? — разводила руками Манька.
Модильяни нас поразил до глубины души. Сначала мсье Карапет напугал нас словом «экспрессионизм».
— Икс… чего? — шепнула мне Манька.
— Пырсонизм какой-то.
— С ума сойти!
Потом мсье Карапет показал нам голых женщин. Они лежали на кушетках и выставили на всеобщее обозрение пышные груди и треугольнички волос на срамных местах.
— Ню, — втолковывал нам мсье Карапет, — Модильяни — первый певец обнаженного женского тела. Мы с Маней усиленно отводили глаза.
— Вот что такое ню! — сконфуженно протянула я.
— Тьфу, срамотища, — рассердилась Манька.